- Очень больно?

У него едва не треснуло сердце, когда Себастьян понял, что она готова заплакать. За его боль. Накрыв своей рукой её маленькую ладошку, он хрипло молвил:

- Всё хорошо. Успокойся.

Она прикусила нижнюю губу, выпрямилась и тихо спросила:

- Что я могу сделать для тебя?

Для него? Она хотела сделать что-то специально для него? Себастьян вздрогнул, ощущая болезненный ком в горле. Желание прижаться к ней почти душило его. Он хотел накрыть ее подрагивающие губы своими и целовать её до тех пор, пока её страх не улетучиться. Она даже не представляла, что уже помогла ему, просто сидя рядом с ним.

Боль в ноге вернула его к реальности. Прикрыв глаза, он глухо попросил:

- Нагрей, пожалуйста, полотенце и принеси его мне.

Себастьян не знал, сколько прошло времени, прежде чем она вернулась. Он лишь почувствовал, как она укутывает его бедро горячим полотенцем. Себастьян застонал и сжал челюсти, пытаясь сдержать себя. Полотенце снимет напряжение мышцы. И возможно это успокоит его ногу. Проклятье, он не должен был скакать на коне. Вот к чему это привело. И будь его враги поблизости, они могли бы с легкостью напасть на него и убить их всех, настолько незащищенным и уязвимым он был в данную минуту. Но, черт побери, он не мог рисковать Вики. Впредь ему следует действовать более обдуманно.

Он снова застонал, когда Вики стала медленно массировать его бедро. Это было так божественно, так хорошо, что стон вновь сорвался с губ. Он был поражён тем, что она догадалась, как помочь ему, знала, что нужно делать, куда касаться, чтобы прогнать его боль.

Его милый ангел! Она массировала его ногу до тех пор, пока боль действительно не стала отступать.

- Так хорошо? - раздался её неуверенный шёпот.

И все, что он мог ответить, было:

- Боже!

Она вдруг убрала руки и тихо позвала его:

- С-себа…

В её голосе было столько страха, столько волнения, что он тут же открыл глаза. И увидел, как она напугана. Тяжело сглотнув, он взял её за руку и потянул к себе, а потом посадил её на свое здоровое бедро и, прижав к своей груди, уткнулся ей в шею.

- Посиди со мной немного, жизнь моя… Мне становится легче от того, что ты рядом.

Она тут же обняла его за плечи и положила голову ему на плечо.

- Я никуда не уйду, - еле слышно выдавила она, обнимая его так, словно он снова стал его жизнью.

Именно это и успокоило Себастьяна. Он поглаживал её по спине, вдыхая знакомый аромат жасмина, и понимал, что это именно тот рай, в котором он хотел пребывать вечно.

Режущая боль постепенно ушла, но рана продолжала ныть. Себастьян стал дышать ровнее, убаюканный теплом Вики, которым она так щедро делилась с ним.

В комнате слышались лишь треск поленьев в камине и их дыхание. За окном тихо завывал ветер. Вики подняла голову и осторожно спросила, боясь нарушить тишину, которая убаюкала их обоих:

- Тебе лучше?

Себастьян открыл глаза и посмотрел на неё. И столкнулся с её мерцающим, бездонным взглядом, наполненным такой нежностью, что сжалось всё внутри. Вздрогнув, Себастьян медленно кивнул:

- Немного.

- Всё ещё болит?

Он вдруг почувствовал боль в совершенно другом месте.

- Ты можешь принести мне мазь Алекс? Она в небольшой баночке в моём саквояже.

Обрадовавшись, что чем-то ещё может помочь ему, Вики осторожно встала и направилась, было к его вещам, но замерла и удивленно посмотрела на него.

- Мазь Алекс? Она давала тебе мазь? Когда?

Ему казалось, что это было сто лет назад.

- В Лондоне, - ответил он, снова откинувшись на спинку кресла. - Когда она ходила в лавку аптекаря, купила мазь для моей… ноги.

Тори нахмурилась ещё больше

- Но… она ведь говорила, что ходила туда, чтобы купить семена тюльпанов.

Себастьян снова улыбнулся ей. В свете камина в своем светло-розовом платье она была похожа на маленькую девочку, которая никак не могла решить некую задачу. У неё так мило был нахмурен лоб, что ему захотелось поцелуем разгладить морщинки.

- Насколько я знаю, тюльпаны сажают из луковиц. Кроме того, семена продаются не в лавке аптекаря, а в цветочной лавке. А аптекарь продает мази, сушеные травы, порошки и настои.

Вики изумленно подняла брови.

- Это что же получается? - медленно произнесла она. - Алекс солгала нам? Но почему?

- Не знаю, но думаю, у неё были на это веские причины.

Казалось, Вики никак не могла поверить в то, что младшая сестра солгала им. Медленно она двинулась к его вещами, присела возле небольшого саквояжа и, открыв, полезла внутрь в поисках мази. И неожиданно Себастьян застыл, вспомнив, что именно туда положил свою Библию. С её платком! Господи, она могла в любую минуту обнаружить это, и тогда!..

- Вики, ты нашла? - слишком резко спросил он так, что она вздрогнула, глядя в саквояж.

Вот черт, вероятно, она уже увидела книгу!

- Вики!

- Иду! - бросила она, схватив банку, встала и направилась к нему.

- Спасибо, - выдохнул он с облегчением, протянув руку.

И только тут Себастьян понял, что найти Библию было не самое худшее из того, что ждало его впереди.

- Сними бриджи, - совершенно спокойно и серьезно велела она.

Опешив, Себастьян уставился на неё.

- Не глупи, Вики, я сам с этим справлюсь.

Её скептический взгляд говорил об обратном. Она приподняла одну бровь, выжидательное глядя на него, и при этом выглядя такой соблазнительной, что он еле мог оторвать от неё свой застывший взгляд. Вики прищурила глаза и почти ласково произнесла:

- Или ты снимешь свои бриджи, или я сама сниму их с тебя.

Себастьян не знал, смеяться ему или плакать.

- Вики я сам… Ты что делаешь?

Положив на стол баночку с мазью, Вики нагнулась к нему и решительно схватила его за пояс. У Себастьяна перехватило дыхание. Он тут же накрыл её руку своей.

- Я предупреждала, дорогой, - сладким голосом напомнила она, пытаясь даже в тисках его рук расстегнуть пуговицы на его бриджах.

На секунду Себастьян обомлел, глядя на неё и понимая, что она не шутит. Никогда прежде он не видел её такой несгибаемой и решительной. Она не оставила ему выбора. Позабыв о боли в ноге, он бросил сквозь сжатую челюсть:

- Я сам… - И когда она, отпустив пояс его бриджей, выпрямилась, он недовольно буркнул: - Отвернись.

Он был так раздражён её победой, что не заметил, как она быстро улыбнулась прежде, чем отвернуться. Себастьян встал и снял бриджи, проклиная всё на свете. Господи, как он мог позволить ей загнать себя в такую нелепую ловушку? Снова присев в кресло, он так же недовольно буркнул:

- Можешь обернуться.

Она взяла мазь и повернулась к нему. И застыла, увидев его раненое, изуродованное бедро, поперек которого проходил рваный уродливый шрам. Старик, нашедший его, залатал рану, как только мог, и Себастьян был безгранично благодарен ему за то, что тот сумел сохранить ему ногу. Но, взглянув на Вики, он похолодел, решив, что ей может быть противно прикасаться к нему. Потому что заметил её еле проступающую бледность.

- Отдай мне мазь! - холодно велел он, не в состоянии смотреть на то, как исказиться её лицо, когда она все же коснется его.

Но она даже не услышала его. Присев возле него на корточки, Вики открыла банку, пальцами зачерпнула приятно пахнущую темную субстанцию и ласково провела пальцами по его ране. Задрожав, Себастьян схватился за подлокотники, зажмурился и сжал челюсть, пытаясь унять бешеный стук своего сердца.

Её не напугал вид его отвратительного шрама, как он предполагал. У неё дрожали пальцы, но она делала всё так медленно, так осторожно, что Себастьян перестал замечать боль, которая уже давно стихла. Вместо этого Себастьян ощущал напряжение, которое сконцентрировалось в паху и грозилось свести его с ума. Мерные поглаживания её пальчиков усиливали это настолько, что в один отчаянный момент он понял, что может напугать её не своим изуродованным телом, а кое-чем другим. И затаив дыхание, он строго велел:

- Хватит! - Он не мог дышать до тех пор, пока она не убрала свою руку. А потом рискнул открыть глаза и взглянуть на неё. Вики молча сидела у его ног и смотрела на него таким ласково-нежным взглядом, в котором было сочувствие и что-то еще, что Себастьян ощутил болезненный ком в горле. Чувство вины заполнило его грудь. С трудом сглотнув, он попросил уже более мягко: - Дай мне одеяло… Пожалуйста.

И снова без единого слова она выполнила его просьбу, стянув одеяло с кровати, и отошла к окну. Боже, он не мог с собой ничего поделать, когда она дотронулась до него! Он так сильно боялся, что напугает её своим истерзанным видом. Ему было мучительно больно, когда она всё же прикоснулась к нему. Коснулась его шрама, не смотря ни на что. Он не мог дышать, охваченный непонятными переживаниями.

Закутавшись в одеяло, Себастьян поднял голову и взглянул на одиноко стоящую Вики. И неожиданно понял, что им до конца завладело совершенно иное чувство. Которое он жаждал разделить с ней.

Впереди была вся ночь. Нога успокоилась благодаря её усилиям и помощи. Себастьян даже не знал, что бы делал без неё. Обычно боль мучила его почти всю ночь и к утру он просыпался совершенно разбитым, но сейчас… Сейчас ему были нужны все его силы, чтобы кое-что показать ей. Кое-что доказать.

Он встал и направился к ней. Она вздрогнула, когда он остановился позади неё. Их глаза встретились в оконном стекле, и желание обнять её стало просто невыносимым.

- Вики, - тихо позвал он её. Она медленно повернулась и посмотрела на него своими огромными, пленительными серыми глазами. И тогда он развёл руки в сторону, удерживая одеяло, и хрипло молвил: - Иди ко мне.

Ему казалось, что прошла целая вечность, прежде чем она шагнула к нему. И тогда он обнял её, укутав их коконом из одеяла. Она застыла в его руках и подняла к нему свое божественно прекрасное лицо. И, нагнув голову, он мягко коснулся её лба своими губами. Она вздрогнула и схватила его за ворот рубашки, прикрыв глаза. Чувствуя тяжелые удары своего сердца, чувствуя рядом её манящее, мягкое тело, чувствуя её дыхание на своей шее, Себастьян понял, что медленно сходит с ума.

Опустившись ещё ниже, он прошелся губами по виску, по нежной щеке и коснулся нежных губ. Вики затаила дыхание и чуть теснее прижалась к нему. Он хотел поцеловать её. Безумно хотел, но боялся, что если это сделает, то потеряет голову. Он хотел кое-что сделать, прежде чем поддаться чувствам, и глухо попросил:

- Раздень меня.

Она подняла голову и изумленно посмотрела на него. И он понял, что так сильно потрясло её. Сколько раз она хотела скинуть с него рубашку, и сколько раз он запрещал ей это делать. Но сегодня была ночь, когда не существовали преград. Затаив дыхание, Себастьян решил рискнуть и открыться ей. Он готов был позволить ей увидеть все его отвратительные шрамы. И собирался принять любое её решение. Он ни за что не умрет от боли, если она с визгом и отвращением отпрянет от него, пообещал он себе.

И Себастьян перестал дышать, когда она потянулась к его рубашке и стала пуговица за пуговицей освобождать их от петель. Сделав это, она положила ладони на его плечи и мягко скинула льняную преграду на пол. С рубашкой упало и одеяло. И Себастьян застыл, не в силах пошевелиться. Ему показалось, что даже сердце его перестало на какое-то время биться.

Потому что замерла и Вики. Она смотрела на его изуродованную грудь, испещренную столькими шрамами, что он давно потерял им счёт. На плечах, на груди, на животе… Они были везде. Везде были отметины о том, что он прошел через ад, чтобы вернуться к ней. Что бы ни произошло.

Летопись его жизни была горькой, мучительной, но он не имел никакой возможности хоть что-либо изменить.

Вики выглядела такой бледной и молчала так долго, что Себастьян похолодел, с мукой осознавая, что проигрывает величайшую битву. Еле дыша, зная, что совсем скоро он просто умрет, когда она отойдет от него, он прошептал надтреснутым голосом:

- Я тебе противен?

И тогда, резко вскинув голову, она просмотрела на него с таким упрёком, осуждением и болью, что он едва не задохнулся, увидев в её глазах слезы.

- Поэтому ты не позволял мне до сих пор… раздеть тебя? - хрипло спросила она, дыша так прерывисто, что грудь её быстро поднималась и опускалась.

Он не мог произнести ни слова, глядя на неё, поэтому медленно кивнул. И чуть не завыл, когда одинока слезинка покатилась по её щеке. Но не это потрясло его. Опустив свой взгляд на его грудь, она вдруг потянулась к нему и прижалась губами к зигзагообразному шраму на его плече. И только тогда Себастьян понял, что умирает. Умирает потому, что она хотела поцелуем унять боль тех ран, которые он давно не чувствовал.