У него сдавило легкие. Чувствуя резь в глазах и ком в горле, он застонал, взял её лицо в свои ладони и потянул к себе.

- Я могу тебя попросить кое о чем? - выдавил он, глядя в глаза, которые очистили ему душу.

Он медленно стер пальцем влажный след на её щеке, мысленно умоляя её не плакать.

- Ты можешь просить всё, что пожелаешь, - прошептала она дрожащим голосом, опаляя его своим дыханием.

Он сглотнул и прижался к ней своим лбом.

- Если я попрошу тебя поцеловать меня сейчас, ты сделаешь это?

Она поняла, когда её глаза расширились от изумления от его вопроса. Время словно повернулось вспять, и они оказались отброшенными на семь лет назад. Теперь поцелуя просила не она. И только теперь Себастьян осознал, как сильно ей тогда был нужен тот поцелуй. Поцелуй, который мог бы спасти её от горя. Малость, в которой он по глупости отказал ей тогда, не представляя, что это может значить для неё. И для них обоих.

Господи, если бы только можно было вернуть время вспять…

Она обняла его за шею и потянула его голову к себе, пробормотав:

- Мне всегда были нужны твои поцелуи, Себа. Все твои поцелуи.

И прежде, чем их губы слились, прежде чем действительно умереть от её щедрости и своей вины, он сумел произнести:

- Все мои поцелуи принадлежали только тебе, Вики. Всегда.

Оба одновременно прижались губами друг к другу, обмениваясь не только поцелуем. Они обменялись словами, которые жгли душу, потрясали сознание и заставляли плакать сердце. Словами, которые были нужны им, как воздух, которых они были так долго лишены. Словами, в которых заключался весь смысл их существования.


Глава 21


Тори упала на его грудь, целуя его так, как и не надеялась больше поцеловать. Его язык скользнул сквозь её губы и, застонав, она крепче обняла его, боясь упасть, потому что у неё задрожали ноги.

Сердце её сжалось от безграничной муки, когда она вспомнила его ранения. И ей снова захотелось плакать. Перед глазами всё ещё стоял глубокий красный шрам, косым длинным следом пересекающий его усыпанное мелкими чёрными волосками бедро. Вся его грудь была покрыта множеством безобразных, страшных отметин, служивших горьким напоминанием о том, что ему довелось пережить за пять лет ада. Особо ужасным выглядел на левом плече круглый, рваный шрам от шрапнельной пули, грубо прижжённый по краям. Его последнее ранение, которое чуть было не отняло его у неё.

Боже, через что ему пришлось пройти по её милости! На что толкнули его её жестокие, опрометчиво брошенные слова! Как бы она хотела вернуть время назад, чтобы иметь хоть малейшую возможность остановить его тогда у конюшни. Что она наделала? Сможет ли когда-нибудь вымолить у него прощение за всё то, что сделала с его телом и душой?

Тори еле сдержала рыдания, когда он, бледный как полотно, смотрел на неё и кивал в ответ на то, что именно его шрамы мешали ему принять её до конца. Какой он глупый! Глупый и ничего не знающий о ней безумец, решивший, что может быть противен ей со своими шрамами. Он был прекрасен, красив до боли с выразительными мышцами на груди, руках и животе. Бронзовая от загара кожа блестела под неярким светом свечей и камина. Мягкий пушок чёрных волос покрывал его широкую грудь.

Пять лет разлуки сделали его таким сильным, таким красивым, что с трудом можно было отвести от него зачарованно-восхищенный взгляда. Пять лет разлуки, о которых было написано на его теле многочисленными шрамами. Тори проглотила ком в горле. Ей принадлежала вся его боль. Ей принадлежали все его страдания. Но больше всего ей принадлежали его шрамы, каждый шрам и каждая отметина, как и он со всем своим большим телом.

Тори издала глухой стон, когда Себастьян впился в её губы глубоким, обжигающим поцелуем. У нее перехватило дыхание и заколотилось сердце. Она теснее прижалась к нему, и неожиданно он подхватил её на руки и понёс к кровати. Сознание затуманилось, но некой уцелевшей частью Тори понимала, что ему не следует этого делать из-за больной ноги, но он уже положил её на мягкую перину, лег рядом с ней и стал лихорадочно расстегивать ей платье. Она чуть приподнялась, чтобы ему было удобнее это делать, горя неодолимым желанием поскорее прижаться к нему. Охваченная какой-то безуминкой, стремясь к нему всем сердцем и душой.

Затрепетав, Тори обняла его за широкие плечи и опустилась на подушки, с трудом сохраняя ровное дыхание. Боже, она так сильно любила этого мужчину, что слёзы снова стали наворачиваться на глазах! Он прошёл через все немыслимые испытания, прочувствовал самую глубокую муку, но сумел сохранить в себе неповторимую, невыразимую нежность, от которой кружилась голова и щемило всё внутри. Он сохранил в себе то, что она так сильно любила в нём: он продолжал принадлежать ей несмотря ни на что.

Себастьян осыпал жаркими поцелуями всё её тело, заставляя Тори вздрагивать от малейшего прикосновения. В ушах звенело от упоительного восторга. Глаза закрылись, когда его губы добрались до её груди. Он снова начал терзать её и мучить, даря неописуемое блаженство. Зарывшись пальцами в его взлохмаченные волосы, Тори откинула голову назад и тихо застонала, когда он втянул в рот набухший сосок.

Сладкая нега снова стала заполнять каждую клеточку её тела. Дышать с каждым разом становилось всё труднее. Его ласки постепенно начинали сводить её с ума, и Тори с радостью была готова отдаться этому безумному, желанному порыву.

Наконец избавившись от её и своей одежды, Себастьян вздохнул с облегчением и лег на неё. Сердце забилось чаще, когда Тори ощутила на себе его горячее, нагое тело. Нависнув над ней, он заглянул ей в глаза и тихо спросил:

- Утром ты сказала то, что чуть не лишило меня рассудка. Знаешь, чего мне стоило сдержаться и не доказать тебе обратное?

Едва дыша, она обхватила его за шею, дрожа от его пронзительного, горящего взгляда, и пробормотала:

- О чем ты, милый?

Он вдруг опустился вниз и снова схватил губами затвердевший коралловый сосок. Тори изогнулась, хватая ртом воздух. Все её чувства были так сильно обострены, что она могла умереть от одного его дыхания на своей коже. Рукой он поглаживал ей бедро, продолжая терзать грудь до тех пор, пока Тори снова громко не застонала. Она плавилась у него в руках, готовая превратиться в лужу.

- Себа, - выдохнула она, неосознанно прижимая его голову ещё ближе к себе.

Он вдруг отпустил её, приподнялся и снова навис над ней.

- Ты посмела предположить, что мне не понравилось это. Да?

Тори едва смогла открыть глаза и посмотреть на него. Он взирал на неё с таким опасным взглядом, что ей вдруг захотелось спрятаться от него. Поэтому она не рискнула ответить на его вопрос, вжавшись в матрас.

Он сжал рукой её бедро, а затем положил на её ногу свою. Его рука прошлась выше и накрыла её там, внизу живота, где всё пульсировало и горело. Найдя крохотный, чувствительный бугорок, он решительно надавил на неё. Тори показалось, что её ослепили. Она изогнулась под ним и издала протяжный стон, почти теряя сознание.

- Боже, - пролепетала она, снова закрывая глаза.

Его страсть почти испепеляла её. Он точно знал, где следует касаться и как это сделать, чтобы довести её до исступления. Его палец прижался к тому месту, которое взорвало её вселенную, и стал медленно поглаживать его. Тори вдруг испугалась, что может лишиться чувств. Её начинало охватывать безумное, сковывающее все движения уже знакомое напряжение. Она задыхалась, неосознанно двигая бедрами. Не в состоянии выносить его ласки, она спрятала лицо на его плече. Как и в прошлый раз, он умело возбуждал её, чтобы потом разделить с ней невыразимый восторг единения.

Нагнувшись к её уху, Себастьян вдруг горячо прошептал:

- Знаешь, что я собираюсь показать тебе, как мне это “не понравилось”?

Тори застонала и замерла, когда он неожиданно убрал оттуда рук. Он словно давал ей время на передышку. Прежде чем начать совершенно новую игру. Изысканную, сумасшедшую, просто невозможную. Сердце её билось так сильно, что могло разорваться прямо в груди. И он будто знал об этом, знал, когда может заставить её сердце замирать от восторга, а когда скакать от бешеного напряжения.

Он снова прижался к ней всем своим горячим, нагим телом, и Тори, наконец, почувствовала на своем животе нечто длинное и подрагивающеё. Часть его самого. То, что скоро соединит их вместе. Навечно. Он был возбужден, так же как и она, и так же сильно хотел её. Эта мысль сильнее любого прикосновения опалила её живым пламенем.

- Я хочу, чтобы ты знала, жизнь моя, как это может “не нравиться”, и собираюсь научить тебя этому “не нравиться”, - пообещал он и прижался к её губам таким страстным поцелуем, что Тори позабыла обо всём на свете.

Она обняла его и ответила на выпад его языка, дрожа как в лихорадке. Тори не собиралась отказываться ни от чего. Она намеревалась взять у него всё, что только он мог и хотел дать. Но в то же время боялась, что просто сойдет с ума, если он на самом деле вручит ей это. И даже больше.

Его рука снова накрыла её между ног и стала ласкать её в ритме языка, который исследовал её с беспощадной решимостью. Палец неожиданно проник в неё, вызвав озноб во всём теле. Тори чуть не подпрыгнула, когда он нажал большим пальцем на до боли возбужденный бугорок.

- Себа! - вскрикнула она, понимая, что на самом деле в любой момент может потерять сознание, потому что он просто медленно убивал её.

Но он собирался сделать нечто иное.

Опустив её губы, Себастьян двинулся вниз, осыпая её такими горячими поцелуями, что Тори не могла унять продолжающуюся дрожь. Его губы прошлись по ключице, остановились на груди, но это продлилось ненадолго. Губы сменила тёплая рука. Раздвинув бедром ей ноги, он втиснулся между ними и пополз вниз.

Тори не понимала, что он хочет сделать, слишком захваченная ласками, которые он буквально обрушил на неё, обжигая ими и доводя до умопомрачения. Однако самое интересное ждало её впереди. Она изнывала от желания слиться с ним. Она чувствовала потребность своего тела принять его и была полностью готова стать частью его. Тори мысленно молила его поскорее прийти к ней.

И он пришёл. Но совершенно не так, как она ожидала.

- О, Боже мой, Себастьян! - вскрикнула она, приподнявшись на локтях и изумлённо глядя на его темноволосую голову, которая прижалась к тому самому месту между её ног. Обомлев, она увидела, как он целует её там. От пронзившего её шока и удовольствия, она рухнула обратно на подушки и сжала руками его голову. - Ты что делаешь? Это неприлично! Остановись…

- Даже не подумаю, жизнь моя, - проговорил он хрипло, чуть приподнявшись и глядя ей прямо в глаза. - Я ведь ещё не показал тебе, как мне это “не нравится”.

Она уже начинала ненавидеть это слово. И хотела сказать, что всё поняла, но не успела произнести ни звука. Вернее, всё, что она могла, это снова протяжно застонать, когда его горячие губы вновь прижались к ней, испивая её, терзая, поглаживая языком, воспламеняя и убивая своей нежностью и напором.

- Прекрати это, - глухо молила она. - О, прекрати, прошу тебя…

Тори шептала до тех пор, пока слова не развеялись как дым. Потому что он и не собирался подчиняться ей. Его ласки становились всё стремительнее. Тори двигала бедрами, мотая головой и хватая ртом воздух, боясь, что не выдержит этого напряжения. Но он был глух к её увещеваниям и продолжал до тех пор, пока Тори не вскрикнула от оглушительного освобождения, дрожа под его губами и руками. Он мягко прижимал её к матрасу, пока она сотрясалась от внезапно обрушившихся на неё волн наслаждения.

Тори не могла поверить в то, что только что произошло, но одними своими губами и языком Себастьян сумел заставить её потерять голову. Невероятно!

Когда у неё выровнялось дыхание, она почувствовала, как он приподнимается и ложится на неё. Тори думала, что не способно двигаться, что ни за что на свете не сможет пошевелить даже пальцем, но так сильно заблуждалась.

Открыв глаза, она увидела, как его лицо приближается к ней. Он нежно поцеловал её раскрытые уста, и она с ужасом ощутила на его губах свой вкус. Всё ещё не веря в реальность происходящего, Тори потянулась к нему, чтобы обнять его, но застыла, когда, раскрыв ей ноги, он прижался к ней нижней частью своего тела и медленно вошёл в неё.

- Себа, - прошептала она одними губами, ошеломленно глядя на него.

Он сжал челюсть, будто для него это было не меньшим потрясением, и протолкнулся вперёд до самого конца. Тори выгнула спину и откинула голову назад, не в силах даже дышать. Себастьян замер на мгновение и посмотрел на неё. Глаза его потемнели так, что были не зёлеными, а почти чёрными. Лицо было напряжено так, словно он едва сдерживал себя. Напряжение сковало каждый мускул его тела, так что вздулись даже вены на шее. Кожа блестела от испарины. Но даже, несмотря на это, он смог провести пальцем по её влажной щеке и тихо произнес: