Его убежденность вселяла в неё почему-то не восхищение, а ужас.

- Рождён для чего? - воскликнула Тори, соскочив с валуна.

Себастьян тоже спустился на золотистый песок.

- Я хочу стать священником, - тихо ответил он, глядя ей прямо в глаза. - Я хочу помогать другим и доносить до них слово Господа.

Тори застыла, как громом поражённая. В том, что он хотел помогать другим, не было ничего плохого. К тому же он был невероятно добр ко всем, и будучи набожной, она понимала значение слов Бога. Но Тори не могла свыкнуться с мыслью о том, что Себа хотел стать священником! Её Себа! Стать занудным, скучным священником! Она никогда не видела, чтобы священники искренне радовались жизни, по-настоящему веселились и шутили. А её Себа был всегда таким серьезным, таким ответственным. Звание священника навсегда похоронит его в стенах обязательств и превратит его жизнь в монотонное, однообразное и мрачное существование. Как он этого не понимал? Тори всегда хотела, чтобы он был по-настоящему счастлив, чтобы он радовался жизни. Смеялся. Улыбался.

Он совершит самую большую ошибку в жизни, если пойдет по этой дороге. Поэтому она не могла принять его решение. Не могла!

- Ты не можешь быть священником! - резко заявила она.

Он ведь даже не научил её играть в шахматы! - почему-то вдруг в голову закралась именно эта сакральная мысль.

Себастьян нахмурился.

- Почему ты так говоришь?

- Это не твое призвание! - болеё убежденно воскликнула Тори, впервые по-настоящему гневаясь на него. Впервые в жизни она рассердилась на него, и это ей ужасно не понравилось. Но больше всего ей не понравилось то, что именно он был виновен в том, что она рассердилась на него. Он был таким взрослым! Как он мог прийти к такому абсурдному заключению?! - Почему ты не выбрал что-то другое? - с упрёком спросила она. - Например, стал бы барристером и мог бы дослужиться до верховного судьи. Или устроился бы в Ост-Индской компании. Или стал бы военным. Быть военным намного лучше, чем быть священником!

- Откуда ты знаешь об Ост-Индской компании? - удивился он.

- Отец мне рассказывал, но дело не в этом. Ты не станешь священником!

- Но почему?

Тори с горечью признала, видела это по выражению его глаз, что он не понимает её. Он не понимал, что совершал величайшую ошибку в своей жизни, а она не знала, как объяснить ему не делать этого.

- Это самое занудное и скучное занятие на свете! - сказала она первое, что пришло ей в голову.

Её звенящий голос потонул в шуме волн. Пораженный её словами, Себастьян уставился на неё.

- Ты считаешь меня занудой? - не веря собственным ушам, медленно спросил он, выпрямляясь. - Скучным?

Тори вздрогнула, но не отступила, чувствуя, как колотиться сердце.

- Ты станешь таким, если пойдешь учиться на священника.

- Я уже всё решил!

Мир раскалывался на тысячу осколков, и она ничего не могла с этим поделать. Сердце Тори болезненно заныло. Она не представляла, что все может хоть когда-нибудь сложиться именно так. Всю жизнь, с тех пор, как она обрела его, Тори боялась только одного: что между ней и Себой может хоть что-то встать. Впервые угроза была болеё чем реальной, и Тори вдруг поняла, что не вынесет этого.

- Ты не можешь так поступить, - с жалобным упреком прошептала она, прикусив нижнюю губу.

- Почему? - спросил он, смягчившись, когда увидел, как её милое личико исказилось от настоящей боли. - Почему, Вики?

Его нежный голос сотворил с ней нечто необъяснимое: Тори к своему ужасу заплакала, ощутив холод в груди.

- Тебе ведь придется уехать для учебы… - пролепетала она. - Надолго. И я тебя не увижу.

Одна только мысль об этом вселяла в неё панику и ужас.

- Но только так я смогу выучится на священнослужителя, - словно бы оправдываясь, сказал он. - Да и в любом случае мне пришлось бы уехать, чтобы учиться.

- Прошу тебя, не делай этого, - взмолилась она, чувствуя, что начинает задыхаться.

Тори вдруг увидела, как потемнели его красивые глаза. От боли.

- Мне уже прислали письмо из Кембриджа… - Его голос стал совсем тихим. - Я зачислен на первый курс.

Тори окаменела, ощутив, как земля уходит из-под ног. Своими словам он словно бы вонзил ей в сердце самый острый нож. От потрясения у неё даже слезы высохли на ресницах. Это было похоже на предательство. Он предал её! Он решил их судьбу, не посоветовавшись с ней. Больнеё всего её ранило именно осознание этого факта.

- Значит, ты уже все решил? - наконец заговорила она шершавым голосом. - Принял решение без меня?

Он вздрогнул так, будто она ударила его.

- Так будет лучше.

- Как это может быть лучше? - вскрикнула Тори, вытерев тыльной стороной руки вновь скатившиеся по щекам слезы. Её начинало трясти от дикого холода. - Зачем ты это делаешь? Ведь все было так хорошо.

- Жизнь не стоит на месте, - с присущей ему мудростью заметил Себастьян, с мольбой глядя на неё. - Все меняется. И поверь, так будет лучше. Я обещаю, - горячо заверил он.

- Неужели? Ты действительно веришь в то, что говоришь? - С гневом, с мольбой она смотрела на него и ждала ответа, который исправит всё но он не ничего не сказал. Словно бы ему не хотелось оставаться с ней. Расставание с ним для неё было подобно смерти. Как он это не видел? Как он может не понимать этого? Как он может поступить так необдуманно, разрушить свою жизнь и её мир? У неё дрожали ноги, когда Тори отошла от него. Её сердце разрывалось на части. Такой боли она ещё никогда прежде не чувствовала. И она вдруг так на него рассердилась, что больше не хотела его видеть. Раз он уже все решил, раз он не хочет оставаться с ней, раз не хочет, чтобы её смех согревал его, пусть тогда делает, что хочет. Тяжело дыша, она гневно выпалила: - Ну что ж, прекрасно, уезжай в свой Кембридж, учись на священника. Делай, что считаешь нужным. А меня оставь в покое!

Она убежала с пляжа, так и не оглянувшись, оставив его одиноко стоять возле их валуна.

Ей казалось, что мир рухнул. Тори так сильно боялась дня, когда Себа может уйти из её жизни, когда она будет ему не нужна. И кажется такой день настал. Вот только она не была готова к тому, что обрушится на неё. Боль терзала её изнутри так, что было трудно дышать, трудно говорить. Трудно даже двигаться. Боль, которую причинил ей именно он, разрушив всё то, что было святым для неё. Он добровольно решил покинуть её, оставить одну. Тори просто не представляла, что будет делать без него. Она наивно верила в то, что их дружбе ничего не угрожает, что она будет длиться вечно. Неужели она была так слепа! Так наивна!

Тогда пусть он едет в свой чертов Кембридж и учится на священника, пусть будет лишён всех радостей жизни, пусть улыбка больше не коснётся его красивого лица, пусть свет больше не будет светиться в его глазах, пусть он больше никогда не будет смеяться, пусть живет без неё…

- Черт побери! - закричала Тори, гневно шага по лесу и отчаянно борясь со слезами.

И впервые в жизни ей захотелось сделать что-нибудь ужасное, безумное. Хотелось кого-нибудь ударить! Что-нибудь разрушить. Себа говорил, что хотел помогать другим, доносить до других слово Божье, а как насчет неё? Неужели она ничего не значила для него, если ему было так легко разрушать их дружбу и уехать? Ни капельки привязанности?

Едва добравшись до дома и распахнув двери, Тори стремительно полетела вверх по широкой лестнице, желая оказаться в своей комнате, но её остановил голос Кейт, которая вышла из гостиной вместе с родителями.

- Тори, что это с тобой? - настороженно спросила Кейт, зная, что Тори никогда не хлопает дверью.

Но, увидев слегка припухшие красные глаза сестры, Кейт застыла, зная точно, что Тори почти никогда не плачет. Поэтому можно было сразу догадаться, что случилось что-то ужасное. Однако сестра не пожелала ответить.

- Оставьте меня в покое! - яростно прокричала Тори и убежала к себе.

Она заперлась у себя, и никого не пускала к себе до самого вечера.

Домочадцы с ужасом пытались понять, что произошло с ней, но только на следующий день узнали, что Себастьян уехал на учебу в Кембридж, и что он будет учиться на священника. Теперь было очевидно, что послужило причиной дурного настроения Тори, но никто так и не смог понять, что она испытывала на самом деле. Когда же виконтесса попыталась вызвать свою юную дочь на откровенный разговор, Тори холодно отмахнулась и гневно потребовала:

- Никогда при мне не упоминай имени этого зануды!

***

Мир словно сорвался со своей оси и двигался по наклонной вниз в бездонную пропасть. Так полагала Тори, которая с каждым днем всё больше убеждалась, что жизнь без Себы просто невыносима. Он так долго был часть её жизни, что теперь образовалась пугающая пустота, которую никто не в силах был заполнить. Она не представляла, что делать без него, о чем говорить, чем заняться, как встречать рассветы, с кем делиться сокровенными мыслями.

Он же был очень далёко от неё и не знал, через что ей приходится проходить. Сейчас он занимался тем, что любил больше всего на свете: он учился, читал книги. И возможно, уже забыл её, глупую, наивную девочку. Тори прикладывала отчаянные усилия для того, чтобы не давать губительным мыслям развиваться и дальше.

Поэтому с большим рвением стала предаваться занятиям, чтобы доказать ему, что и она на что-то способна, что и она кое что всё же может. Тори изучала танцы и этикет во всех подробностях, родословную всех аристократов, тонкости ведения светского разговора, вышивания и выучила французский язык даже лучше самой Кейт. Но вот скурпулёзнеё всех, во всех нюансах Тори пыталась постичь искусство флирта. Она хотела быть самой запоминающейся, самой красивой и яркой дебютанткой сезона, чтобы он понял, наконец, от чего добровольно отказался и уехал.

Родные видели её отчаянные попытки заполнить жизнь чем-то существенным после отъезда Себастьяна. Они видела, как заново ей приходилось учиться жить, дышать и смотреть на солнце. Но никто не смел говорить ей об этом, и тем болеё вздумать утешать её. И Тори была безмерно благодарна им за это.

Он приехал домой ровно через год на летние каникулы. Как раз все дружные соседи собрались в Ромней, когда он вошел в гостиную. Тори безумно боялась этой встречи, умирала от страха обнаружить, что он мог наслаждаться жизнью вдали от неё, что мог забыть о её существовании, в то время как она не переставала ни секунды тосковать по нему. Ей было так плохо, ей было безумно больно и одиноко без него, вот только Тори не желала показывать ему, как ей жилось без него.

Тори боялась и тайно мечтала о встречи с ним. И вот однажды встреча состоялась, и глубоко потрясал её.

Теперь она была достаточно взрослой, чтобы контролировать свои чувства, но потерпела полное фиаско, едва увидела его.

Он ещё больше повзрослел, плечи его стали шире, руки сильнеё, черты лица ещё выразительнеё, подчеркивая силу его характера и затаившиеся глубокие чувства. Но вот глаза… Когда Себастьян обнаружил её присутствие в комнате, он так нежно и тепло посмотрел на Тори, что ей захотелось зарыдать и броситься в его объятия. Ещё немного и колдовство его изумрудных глаз могло заставить её умолять его больше никогда не уезжать из Нью-Ромней. И его ласковый голос, этот бархатный баритон! Тори даже не представляла, что так смертельно соскучилась по нему, пока не взглянула на него. И не услышала его родной голос. Ей казалось, что сердце медленно раскалывается на две части. Одна часть умирала без него, а вторая с отчаянной мольбой тянулась к нему. Боль в груди была просто невыносимой.

Она бы никогда не подумала, что он сам сможет причинить ей такую боль, но это было именно так. С тех пор как он уехал, Тори понимала и не раз, что ему рано или поздно пришлось бы уехать на учебу. Он не мог вечно сидеть возле неё. Вот только она не могла простить ему выбора, который навсегда лишит его всех радостей жизни, навсегда отнимет его у неё. Тори была слишком сильно обижена на него, поэтому повела себя с ним непривычно отчужденно и холодно. И когда он рассказывал о своей учебе, Тори безразлично махнула рукой:

- Жизнь священников такая скучная. Они настоящие зануды.

Хорошо, что семейство викария Хауэлла не было в Ромней. Однако остальные, наконец, поняли, что происходит нечто серьёзное. Но снова никто не решился вмешаться или начать задавать вопросы.

Тори было противно от того, что она причиняла боль Себастьяну, вела себя с ним грубо и невежливо, но ничего с собой поделать не могла. Когда она видела его, теперь, когда он бывал рядом с ней, в ней просыпался внутренний демон, который терзал уже не только её. Ей было больно вдвойне от того, что она поступала с ним так дурно и отвратительно. По ночам Тори горько плакала, сжимая в ладони подаренные им золотые часы, моля Бога о том, чтобы всё стало как прежде. Но, разумеётся, ничего не менялось.