— Рай, а мама знает?

— Что я на прием пришла? Я не говорила. У меня задержки и раньше случались, — сказала Раиса, слезая с кресла.

— Одевайся. — Доктор села за свой стол и стала что-то писать.

— Анна Михайловна, что у меня?

— Что? Ты до сих пор не поняла?

— Не поняла что? — Но ужасная догадка уже пришла. — Неужели я?

— Именно, деточка. Уже больше трех месяцев.

— И что мне теперь делать?

— Рожать, что еще. Скажи парню своему. У вас, наверное, все серьезно?

— Нет. — Раису душили слезы, горло перехватило.

— Ты хочешь сказать, что все произошло случайно?

— Практически да.

— Рай, ты с ума сошла, что ли? Прости, конечно, но я тебя с детства знаю, так что могу с тобой, как с дочерью, говорить. Надо срочно сказать матери. Может, еще с парнем этим все наладится?

— Нет, он другую любит. — По щекам Раисы текли слезы. — Анна Михайловна, может, попить что? — Раиса с надеждой подняла глаза на доктора.

— Что попить? Ты соображаешь, что говоришь? И не вздумай пытаться вытравить! Умереть хочешь или инвалидом остаться? Я матери позвоню, обязательно надо ей сообщить.

Анна Михайловна набрала номер. Коротко сказала, что у Раи проблемы, причем очень серьезные. И попросила ее немедленно приехать. Они с Раисой перешли в другой кабинет. Врач отменила прием, к счастью, записавшихся на этот день было мало. Анна Михайловна налила Раисе крепкого чаю, и в полной тишине, которую нарушали только редкие всхлипывания, они стали ждать мать Раисы.

Очень скоро она приехала. Что тут началось!

Мать орала, визжала, обзывала дочь. Анна Михайловна попросила Раю выйти и попыталась успокоить Татьяну Дмитриевну. Еще минут пять Раиса слышала крики, доносящиеся из кабинета. Потом все стихло.

Минут через двадцать дверь кабинета открылась, и Анна Михайловна пригласила Раю зайти.

— Значит, так, — произнесла мама. — Ходишь в институт, пока ничего не заметно. Потом тебе дадут справку о том, что ты болеешь. Через какое-то время вернешься в институт.

— Мам, а ребенок?

— Ребенок? Тебе нужен ребенок? Ты только скажи: «Мама, я так люблю того парня, от которого залетела, что не могу без него жить. И этот ребенок — плод нашей бесконечной любви. Я хочу его оставить. Я сделаю все, чтобы малыш был счастлив». Продолжать? — мать зло взглянул на нерадивую дочь. — Ребенка оставишь в роддоме. Анна Михайловна договорится. Ему найдут хорошую семью. Или ты все-таки сама его воспитать хочешь? А может, мне его взять и воспитывать как своего? А потом через какое-то время ты еще родишь, а?

Раиса молчала, потупив глаза. Поэтому мать продолжала:

— Что ты можешь сама? Гулять? Пить? Тратить деньги? Мы упустили тебя уже давно, очень давно. Но сколько было с тобой разговоров, убеждений, слез, криков! Я не знаю, что с тобой делать. Я не знаю, как объяснить тебе, как правильно жить. Хочешь ребенка? Оставляй! Переводись на вечерний, устраивайся на работу. Поможем, но не возьмем полностью все на себя. У тебя есть отдельная квартира. Ты сейчас ее используешь исключительно для гулянок. Соседи уже телефон оборвали, жалуются на тебя, грозят, что милицию вызовут. Ну, так и живи там с малышом! Докажи всем, что ты не пустышка! В принципе это шанс для тебя наконец-то человеком стать! Ну, что надумала?

— Я не знаю, — ответила Раиса.

Она действительно не знала, что делать. Перспектива остаться одной с ребенком от человека, который никогда ее не любил и не полюбит, ее явно не устраивала.

— У тебя есть время подумать. — Мать отвернулась от Раисы и обратилась к подруге: — Ань, я с тобой позже свяжусь. Скажешь, к кому обратиться?

— Хорошо, Татьяна, конечно! Может, еще все нормализуется…

— Да, только если рассосется. Но, к сожалению, чудес не бывает. Знаешь, я готова была бы ребенка оставить, если бы знала, что он ей нужен. Но, боюсь, ей никто не нужен. И мы с отцом нужны, только чтобы деньгами снабжать. Устала я, поверь. Да, я должна понять ее, поддержать, но сил уже нет. То, что я сегодня сказала, лишь малая часть того, что есть на самом деле. Она сама себя губит. — Ее голос предательски задрожал.

Анна Михайловна обняла подругу за плечи:

— Ладно, Танюш, подумайте еще, время есть. Я помогу, если что, не волнуйся.

— Пошли, — обратилась Татьяна к дочери.

— Спасибо, Анна Михайловна, — с трудом проговорила Рая и вышла из кабинета вслед за матерью.

Последующие месяцы смешались в один бесконечный кошмар. Отец находился в длительной командировке, что несколько облегчило ситуацию. Потому что Раисе хватало и одной матери. Татьяна Дмитриевна то впадала в истерику, то, наоборот, начинала фантазировать, куда поставить кроватку, как назвать ребеночка. А сама Раиса будто превратилась в Снежную Королеву. Ей было все равно, оставит ли она ребенка в роддоме, возьмет ли.

Рая сидела дома. Живот рос, малыш толкался, а она злилась. Злилась на всех, кроме себя. Ей казалось, что весь мир ополчился на нее, такую милую, добрую и беззащитную. Она практически не разговаривала с матерью, только ела и вновь ложилась в постель. Она жалела себя, и у нее даже не возникало мысли, что можно оставить этого ребенка, можно попробовать изменить свою жизнь.

Ведь раньше у нее было все: любящие родители, которые сделали одну, но очень серьезную ошибку в жизни — слишком уж они ее любили и баловали. Рая училась в престижном вузе, одевалась гораздо лучше своих сверстников, да и вообще жила как принцесса. Но что-то в ней сломалось, не хотелось ей быть хорошей и милой. Тянуло ее в странные компании, нравились ей люди не ее круга. Почему? Никто не мог ответить на этот вопрос.

Вот и проживала она последние месяцы своей беременности в полной изоляции, с мыслями о том, чтобы побыстрее все это закончилось. Раисе вновь хотелось ощутить себя свободной, легкой, стройной, без проблем. Ей хотелось уехать отдохнуть, а потом вновь вернуться в институт. Даже мысль об институте, некогда ненавистном, грела ее. Она вдруг осознала, как хорошо ей было. Она гуляла, иногда училась. А теперь… словно клуша лежала на диване, толстая и злая!

* * *

И вот наконец тот день настал. Раиса ждала его словно освобождения.

Но если бы ей сказали, что в роддоме она встретит ту, которая принесла ей столько бед, она бы поехала в другой роддом, или бы родила дома, или уж лучше бы вообще умерла тогда. Но судьба распорядилась по-своему.

Галина в то время проходила практику и именно в том роддоме, в который привезли Раису. В тот вечер Галину попросили заменить медсестру, которой срочно надо было уйти. Галину никто не ждал, работа ей очень нравилась, так что она с радостью осталась поработать чуть дольше.

И надо же такому случиться, что в тот момент, когда акушерка вошла в кабинет главного врача, Галина как раз была у нее.

— Галочка, ну как ты? Устаешь? — спросила Серафима Григорьевна, главврач роддома.

— Нет, что вы! Мне очень нравится. Честно.

— Я тобой довольна, и персонал тоже, и роженицы наши.

— Да я ничего почти и не делаю еще, — удивилась Галина.

— Ничего? Зря ты так думаешь. Уколы делаешь грамотно, рука у тебя легкая. Ты всегда приветлива со всеми — это очень важно. Как ты успела заметить, у нас не все такие, к сожалению. Нянечкам помогаешь. Молодец! Тем более ты только учиться начала, а уже на работу попросилась. И трудишься, не ноешь. — Серафима Григорьевна с любовью посмотрела на Галину. Когда она видела эту хрупкую внешне, но сильную духом девушку, она всегда вспоминала себя. Как сама начинала, как трудилась, принимала роды. Как ей было страшно поначалу.

— Спасибо вам. Я знаю, не все бы меня взяли.

— Ладно, хватит. Ты молодец, и все! Так держать!

— Серафима Григорьевна, можно войти? — в дверь заглянула акушерка Анна Игоревна.

— Да, Анечка, конечно, заходи.

— Серафима, я поговорить хотела. — Акушерка замялась, глядя на Галину.

— Что-то личное? — спросила Серафима Григорьевна.

— Нет, по работе.

— Тогда заходи и рассказывай, пусть молодежь будет в курсе. Полезно для приобретения опыта.

Анна Игоревна присела на стул:

— Значит, так, отказница у нас. Девочку только что родила. Хорошенькую такую, здоровенькую. 53 см, вес 2950.

— Кто мать?

— Да кто, молодая, вот карта ее.

Серафима Григорьевна взяла карту и прочитала:

— Семенова Раиса Николаевна, восемнадцать лет.

— Кто? — Галине на мгновение стало нечем дышать. — Раиса?

— Да, так написано. Ты что, ее знаешь?

— Если это та Семенова, то знаю. А в какой она палате?

— В восьмой. А ты что, поговорить с ней хочешь? — спросила Серафима Григорьевна.

— А можно? Я бы поговорила.

— Ну, сходи, только вряд ли это поможет, — заметила акушерка.

— Да уж, к сожалению, — добавила Серафима Григорьевна.

Сколько она видела таких молодых, испуганных, еще почти девочек. Но жизнь есть жизнь. Она их не жалела или почти не жалела. Ей больше было жалко малышей, которые оставались на попечении государства. И радовалась, когда сразу удавалось найти подходящих родителей.

— Я схожу, я прямо сейчас к ней схожу. Вдруг поможет? — Галина вскочила и выбежала из кабинета.

Галина быстро шла по коридору. Она не знала, что скажет Рае, не думала, как та на нее отреагирует.

Раиса сидела на кровати, тупо глядя прямо перед собой. Услышав звук открывшейся двери, она оглянулась и замерла.

— Ты? Ты?! Ты что тут делаешь?

— Здравствуй. Я работаю здесь, после института.

— Ничего себе, совпадение, — зло хмыкнула Рая.

— Да, бывает. Я знаю, ты девочку родила, но брать ее не хочешь. Рай, ты подумай, она маленькая, одна…

— Заткнись! — зло оборвала ее Раиса. — Ты, праведница великая! Не нужен мне ребенок. Не нужен. Понятно?

— Ну, ты хоть посмотри на нее, а?

— Не хочу я на нее смотреть, не хочу! Что пристала?

— Я не пристала, просто подумай о малышке.

— А зачем? Мне есть о ком подумать. Отвяжись, а? Иди своей дорогой! Вечно ты на моем пути попадаешься!

— На каком пути? — не поняла Галина.

— На моем! Иди отсюда!

— Рай, успокойся. — Галина подошла к ней и положила руку на плечо.

От этого прикосновения Раису словно дернуло током.

— Уйди, слышишь, ты?! Уйди! — Раиса сорвалась на крик.

— Рай, не надо, не кричи!

— Ты меня еще успокаивать будешь? Да? Из-за тебя все это, из-за тебя!

— Я-то тут при чем? — Галина была в полном недоумении.

— При чем? Его это ребенок! Его! Поняла? Спала я с ним! И ты спала, только у тебя никого, а у меня вот, пожалуйста. Странно, да? Любил тебя, а забеременела я! Здорово, да? — Она начала смеяться. Ее смех перешел в истерику.

В палату вошла Серафима Григорьевна вместе с Анной Игоревной. У Анны Игоревны в руках был шприц.

— Выйди отсюда, — сказала Серафима Григорьевна Галине.

Но Галина стояла словно вкопанная, стук ее сердца отдавался в висках. Вдруг она бросилась к Раисе, схватила ее за плечи. Та, почувствовав столько силы в хрупких руках Галины, перестала орать.

— Ну, что? — с вызовом спросила Рая. — Хочешь узнать, как это произошло? — Она раскраснелась, ее трясло, голос был резок.

Галина молчала, только еще сильнее сжала плечи Раисы.

— Не хотел он, не хотел. Это я, змея подколодная, напоила его да в койку затащила. — Рая засмеялась нервно, жестко. — И у нас все отлично получилось! Вот как бывает! Но только тебя он любил! Всегда только тебя. Только вон как судьбе было угодно, тебя любил, а я от него родила. — Она продолжала смеяться. — Ну, что? Все узнала или еще что интересно? — Раиса сбросила руки Галины со своих плеч.

Галина отступила на несколько шагов. Перед глазами стояла какая-то пелена, ноги отказывались слушаться, в голове шумело. Вдруг Галина почувствовала, как ноги подкосились, а в глазах совсем стало темно.

— Господи боже мой. — Серафима Григорьевна подхватила Галину, а Анна Игоревна сделала Раисе успокоительный укол.

* * *

Галина очнулась в кабинете у Серафимы Григорьевны от запаха нашатырного спирта.

— Ну, девочка, как ты? — склонилась над ней главврач.

— Лучше, спасибо, — тихо проговорила Галина. — Серафима Григорьевна, а с ребенком что теперь будет?

— Да все как обычно. Дом малютки, а там, может, кто и удочерит ее.

— А Раиса точно ее не возьмет? — спросила Галина.

— Точно. Мать ее только что приехала. Она бы забрала, да Раиса не хочет. Твердит, словно заведенная, что не нужна ей малышка. Галь, а что на самом деле произошло-то? Конечно, если не хочешь, не рассказывай. Просто, когда она орать на тебя начала, я подумала, что ты у нее парня увела. А потом вроде оказалось, что не так все было. — Серафима Григорьевна сидела рядом с Галиной и гладила ее по голове.