Соня Мармен - Долина Слез

Эти слова поразили меня в самое сердце. Я с ужасом наблюдала, как Уинстон привязывает пистолет к спинке стула на уровне моей груди. Господи, такое не привидится даже в самом страшном сне! Наверное, он и правда спятил! Я с трудом проглотила комок в горле и поспешно смежила веки, чтобы сдержать слезы, но они все равно брызнули из глаз.

Уинстон аккуратно привязал один конец веревки к спусковому крючку направленного на меня пистолета, а другой конец – к дверной ручке. Как только кто-нибудь попытается открыть дверь снаружи, грянет выстрел…

– Нет, Уинстон, нет! Вы не можете так поступить! Убейте меня, если вам хочется, но только не так! Только не Лиам! Господи! Да вы еще хуже, чем я думала! Будьте прокляты, Уинстон Даннинг! – кричала я. – Дьявол заберет вас к себе, и вы будете жариться в аду вечно, мерзавец!

Посмотрев на меня с неприкрытым торжеством, он вернулся к своему занятию, ничего мне не сказав. Зарядил пистолет без пули, открыл дверь. Последовал щелчок, и снова в доме повисла мертвая тишина. Лицо мое было мокрым от слез. Капли пота стекали меж грудей и по спине – страх сочился сквозь поры моего тела. Я сделала резкое движение, и стул упал, увлекая за собой и меня. Уинстон посмотрел на меня озадаченно.

– Спасибо за подсказку, Кейтлин, – саркастически произнес он. – Этого я не предусмотрел.

Он обвел комнату взглядом, подошел к кровати и подтащил ее ко мне. Потом привязал мой стул к одному из столбиков кровати, лишив меня малейшего шанса выбраться из-под прицела.

– Почему вы это делаете? – спросила я, дрожа всем телом.

Он приблизил ко мне свое угрюмое лицо, и я заглянула в его глаза, такие ясные, такие красивые… Мне показалось, что он стоял, глядя на меня и не произнося ни звука, целую вечность, как вдруг Уинстон яростно прильнул ртом к моему рту. Язык его проник меж моими губами, заставляя их открыться. Я ничего не могла поделать, я была целиком в его власти. Руку он сунул мне меж бедер, и все мои усилия не впустить ее оказались напрасными. Губы его вскоре оставили мой рот, чтобы спуститься по шее к груди, которую он обнажил, резко потянув за корсаж.

– Кейтлин! – выдохнул он, и наши лица снова оказались на одном уровне. – Моя Афродита… То, что я собираюсь сделать, уже терзает и мучит меня…

Он погладил меня по бедрам.

– Если я не могу иметь вас, ни с кем не деля, то никому другому вы тоже не достанетесь! И раз уж у меня недостает решимости убить вас своей рукой…

Он со стоном, похожим на подавленное рыдание, спрятал лицо между моими блестящими от пота грудями. Спустя несколько минут он медленно выпрямился и зашнуровал мой корсаж.

– Что бы вы обо мне ни думали, – начал он угасшим голосом, – я вас люблю, Кейтлин. С самого первого дня, когда вы поступили в услужение к моей матери. Ах, как вы были красивы, как чисты и невинны! Не девушка – мечта…

Голос его сорвался от волнения, и он отвернулся.

– А потом мой негодяй папаша вас осквернил. Осквернил так же, как Агнес. Она была компаньонкой мамы до вас. Я хотел жениться на вас, увезти подальше от него… Но отец никогда бы мне этого не позволил. Мне кажется, он подозревал о моих чувствах и из страха, что я могу увезти вас без его согласия, попытался женить меня на этой безмозглой Эмили Карлайл. Но я бы поехал в колонии, я бы поехал хоть на край света, прикажи он мне… Но только с вами!

Уинстон немного помолчал – ровно столько, чтобы стереть слезу с моей щеки.

– Мой отец… В общем, я разочаровал его. Мне не хотелось заниматься семейным бизнесом. Я мечтал об ином – путешествовать, посмотреть континент! Увидеть величественный Рим, таинственную Венецию, распутный Париж… Я хотел того, чего не мог получить. Mio amore, моя жизнь… вы не представляете, что мне пришлось вынести, пока я ломал перед вами эту комедию! Притворяться перед вами, что я предпочитаю мужчин, когда на самом деле я мечтал только о вас… Господи, знали бы вы, как я вас желал…

Он закрыл глаза и сглотнул.

– И вот в ту проклятую ночь вы убили моего отца… Я не держу на вас зла, Кейтлин. Я знаю, как он мучил вас. Вы сделали то, на что мне самому не хватило смелости, и я не мог допустить, чтобы вам пришлось за это расплачиваться. Я хотел защитить вас, увезти с собой вас и Стивена. Знаете, я успел привязаться к этому ребенку и отношусь к нему, как будто он мой сын… Мы были бы так счастливы втроем! Но, к несчастью, вы убежали из поместья с этим проклятым хайлендером!

Он снова посмотрел на меня. В его заплаканных глазах я прочла смесь глубочайшей тоски и едва сдерживаемого гнева.

– Но почему вы не рассказали мне всего этого раньше? – спросила я, ошеломленная его неожиданными признаниями.

– Я хотел сделать это утром на следующий день после… после убийства. Мне нужно было еще найти способ направить подозрения на кого-то другого, чтобы отвести их от вас… И вот хайлендера объявили в розыск по обвинению в убийстве, я унаследовал титул и имущество. Наконец-то я мог отдаться моей страсти и не прятаться больше в этой противной мастерской в Эдинбурге! Кейтлин, я бы написал ваш портрет, другой, при свете дня. Я бы ласкал ваш образ кистью, начертал бы его бесконечным множеством оттенков! Вы были бы со мной, под моей защитой. Но теперь это невозможно. Когда вы сказали, что носите его ребенка… Я поверил было на мгновение, что этот ребенок может быть моим, а потом увидел ваши глаза и… Я понял, что вы меня не любите и не полюбите никогда. Я обманывал себя. Вы правы, любовь нельзя купить. Всю свою жизнь я думал, что все могу купить за деньги. То был главный принцип моего отца… Убить вас? Я не смог, Кейтлин, у меня не хватило смелости. Но для меня нестерпимо жить и представлять вас в постели с этим шотландцем! И вот я нашел решение – единственное. Макдональд сделает это за меня. Потом он, конечно, вызовет меня на поединок и, быть может, даже убьет. Но теперь мне все равно. Он останется один, а я получу вас навечно…

– Нет, Уинстон, даже в загробном мире вы меня не получите, потому что вы, в отличие от меня, попадете прямиком в преисподнюю! – с издевкой предрекла я.

– Преисподняя – это то, что я переживаю сейчас, любовь моя… Ничего хуже уже быть не может.

Дрожащей рукой он принялся заряжать пистолет. Я молчала под впечатлением от услышанного и смотрела на дуло направленного на меня пистолета. Щелчок собачки оружейного замка заставил меня вздрогнуть. Участь моя была предрешена.

– Вы убьете меня, Уинстон Даннинг! – крикнула я, поддаваясь внезапной панике при виде темного жерла смертоносного оружия. – Даже если Лиам случайно и приведет пистолет в действие, это ваш палец нажмет на курок! И если потом Лиам вас не убьет, вам придется жить с этим грузом до конца ваших презренных дней! Если вы любите меня, как говорите, не делайте этого! Ради Стивена!

Пару мгновений он смотрел на меня, потом нежно поцеловал и… сунул мне в рот кляп.

– Кейтлин, я люблю вас. Но вам этого не понять…

Казалось, прошло не несколько часов, а вечность. Я вздрагивала от малейшего шума, думая, что жизнь моя вот-вот оборвется. Уже давно наступила ночь. Я не знала, уехал ли Уинстон или же затаился в укромном месте, чтобы своими глазами увидеть, как я умру. От такого негодяя, как он, можно было ожидать чего угодно. Временами меня одолевала дрема, но стоило моим глазам открыться снова, как осознание жуткой реальности возвращалось и принималось глодать мне душу. Наконец, измученная ожиданием, я уснула.

Первые лучи рассвета проникли в комнату сквозь маленькое незастекленное оконце. Я ужасно замерзла и проголодалась, мне хотелось пить. У меня было ощущение, что я уже много часов сижу не шевелясь и тело мое превратилось в сплошную боль, ожидая смерти как избавления.

Внезапно я почувствовала в животе легкое движение. Глаза мои моментально наполнились слезами, мне хотелось закричать, но не было сил. Я закрыла усталые глаза и по памяти прочитала Pater Noster[135]: «A Dhia, cuidich mi»[136].

Паук с бесконечным терпением оплетал паутиной ножки стула, к которому мой палач привязал пистолет. Неосторожная мушка скоро попадется в ловушку, и паук поспешит к своей жертве, чтобы опустошить ее, насытиться. Сделает то, что Уинстон хотел сделать со мной…

Лошадиное ржание отвлекло меня от мрачных размышлений. Я медленно подняла голову и прислушалась, но на улице снова стало тихо. Наверное, бедняжка Роз-Мойре проголодалась и решила напомнить о себе. Голова моя снова поникла, когда другой звук, на этот раз очень отчетливый, донесся с улицы. Кровь застучала у меня в висках, глаза расширились от ужаса. Я посмотрела на дверь, и мне стало еще страшнее. И все же я испытала некоторое облегчение – мои мучения скоро закончатся…

Тихий свист привлек мое внимание к окну. Оглянувшись, я увидела на фоне розовато-голубого рассветного неба мужской профиль. Теперь я уже полностью проснулась и почувствовала, насколько сильно замерзла. Собравшись с силами, я зашевелилась на стуле и попыталась издать хоть какой-то звук сквозь кляп, с которого мне на грудь капала моя же слюна. Мужчина за окном замер.

– Миссис Макдональд, это вы? – шепотом спросил Калум.

Юноша сунул голову в окошко. В доме было темно, и я с ужасом решила, что он наверняка ничего не разглядит и поспешит к двери. Однако я недооценила способность хайлендеров видеть в темноте.

– Вот черт! – выругался он, быстро пролезая в окошко.

Оказавшись в доме, он первым делом вынул кляп.

– П-п-пистолет з-з-заряжен… – пробормотала я, щелкая зубами от холода. – Если Л-л-лиам откроет д-д-дверь… Калум, отвяжи его!

Калум повернулся и протянул руку к пистолету, когда снаружи послышались крики. Я услышала голос Лиама, звавший меня. Дверь распахнулась – и последовал выстрел. Сердце мое перестало биться. Калума швырнуло на меня. Он повалился мне на колени и медленно сполз на пол к моим ногам. Со всех сторон вдруг заговорили какие-то голоса. У меня закружилась голова, глаза затуманились. Кто-то тряс меня за плечи… Я перестала что-либо понимать. Все перепуталось, смешалось… Пол раскачивался у меня под ногами, словно палуба корабля. Я уже ничего больше не чувствовала. Все было так… так абсурдно! Я медленно проваливалась в небытие…

– Пить!

Мой собственный голос донесся до меня словно бы издалека. Подо мной что-то шевельнулось, и в пересохшее горло полилась струйка воды. Проглотить ее у меня получилось не сразу, и я едва не захлебнулась. Кто-то повернул мне голову набок, и вода потекла по моей щеке, лежавшей на теплой и мягкой ткани. Я шевельнулась, чтобы потеснее прижаться к этому источнику тепла. Глаза я открыть не смогла – такими тяжелыми были веки. Чья-то большая ладонь поглаживала мои волосы, бархатный голос нашептывал нежные слова. Я с усилием открыла глаза. «Плед Макдональдов…»

– Лиам! – слабо пробормотала я.

Он обнял меня.

– Gabh do shocair[137], – прошептал голос мне в волосы. – Tha e ullamh[138].

Он шевельнулся, и боль проснулась в моих руках и плечах, так долго остававшихся связанными у меня за спиной. Я издала слабый стон.

– Кейтлин, a ghràidh, что этот мерзавец с тобой сделал? – спросил Лиам, прижимая меня к груди.

Он нежно поцеловал меня в лоб и прильнул к нему своей колючей и мокрой щекой.

– Я убью этого подонка! Клянусь тебе головой нашего нерожденного ребенка! Он может начинать молиться…

Он умолк от волнения и заплакал. Я заглянула ему в лицо. Боже, как тревога и недосыпание исказили его черты! И мокрые от слез глаза его смотрели на меня с такой грустью…

– Я думал, что ты мертва, a ghràidh. Эта кровь у тебя на платье… Я решил, это твоя!

Наконец я все вспомнила!

– Калум! Господи, нет! Это он умер! – задохнулась я от волнения.

– Кейтлин, с Калумом все в порядке. Он поправится. Пуля прошла через предплечье, повреждена кость, но с парнем все нормально…

– Он спас мне жизнь, Лиам! Если бы он не влез в окно…

– Я знаю, – ответил он дрожащим голосом.

Я снова устроила голову у него на плече. Он поплотнее запахнул мою накидку. Солнце согревало меня, и я расслабилась в утешающих объятиях мужчины, которого любила.

– Было так холодно… Так холодно!

– Ты, наверное, проголодалась? – спросил он и сунул руку в дорожную сумку.

Достав кусок хлеба, он разломал его и стал по кусочку класть мне в рот. Я съела весь хлеб и еще немного сыра.

– Думаю, что малыш проголодался вместе со мной! – пошутила я и положила руку мужа себе на живот, где росла и развивалась новая жизнь. – Он шевельнулся первый раз. Еще там, возле Лон-Крэга.

Ужасные картины той ночи, проведенной на вершине утеса, возникли у меня перед глазами.

– Лон-Крэг… Маккин… – пробормотала я жалобно.

– Знаю, a ghràidh, мы его нашли.

– Они заставили меня смотреть! Лиам, это было так жутко! Он умер не сразу, он задыхался. А я ничего не могла сделать!