Ольга Шарипова - Долины любви

Валерия не спала всю ночь, прислушиваясь к перестуку колес. Поезд мчался, оставив позади Московский вокзал, к вокзалу Ленинградскому, а Лера смотрела в темноту на редкие огни, мелькавшие за окном…

Встреча с ленинградскими бабушкой и дедушкой прошла так, будто их не разделяло семь лет. В их доме ничего не изменилось, да и сами они были такими же, как и прежде.

Единственное, что изменилось, — это внешность Валерии. Теперь уже не велись шутливые споры, на кого похожа внучка — на отца или на мать. Валерия превратилась в копию своей мамы: она стала настолько похожей на Марину, что дед и бабушка несколько раз, невольно, называли Леру именем своей погибшей дочери. И это вызывало слезы.

А однажды, услышав их разговор, Лера до конца почувствовала все то, что пришлось пережить ее родным.

— Будто Марина вернулась к нам, — сказал дед.

— Мы были не правы по отношению к Валерию. Он любил Марину, а мы оскорбили его, сказав, что он отнял у нас дочь. — Бабушка всхлипнула. — Но самое ужасное, что уже нельзя попросить у него прощения…

— Он простил нас… Ведь Лерочка снова с нами.

Родители Марины лишь недавно узнали, что их зять ушел вслед за их дочерью, Московская бабушка, после произошедшей ссоры, не сообщила им об этом. Они узнали о судьбе отца от Леры, а ей с трудом удалось скрыть свое удивление: девушка была уверена, что они все знали.

Колеса продолжали свой перестук, а Лера вспоминала разговоры и прогулки с дедом, перебирала в памяти мельчайшие детали. И улыбалась — недостающий кусочек мозаики жизни нашел свое место…

Поезд прибыл в родной город, и Валерия с удивлением увидела, что на перроне стоит муж. Эдуард с нетерпением всматривался в лица прибывших, отыскивая взглядом жену.

Вот наконец Эдуард увидел Валерию, показавшуюся в дверях вагона. Он поспешил навстречу жене — счастливая улыбка сияла на лице мужчины.

— Здравствуй! — Эдуард обнял Леру и крепко прижал к себе. А потом поцеловал, улыбнулся и протянул ей букет.

— Здравствуй. — Лера была ошеломлена произошедшим. Она удивленно смотрела то на Эдика, то на желтенькие гвоздики, которые он ей преподнес.

Это был после свадебного первый букет, подаренный им Валерии.

Эдуард подхватил сумку Леры и, обняв жену, повел в сторону входа в метро. Он без устали рассказывал ей о сдаче «хвоста» по химии, о том, что нашел себе работу, о том, как соскучился по ней. Удивительно, но Эдуард стал расспрашивать Валерию о поездке и с удовольствием слушал ее рассказ о родственниках. И Лера, решившая, что такое раскрепощение и внимательное поведение Эдика объясняется отсутствием Веры Петровны, с удовольствием общалась с мужем.

Оказалось, что они едут не в Печатники, а домой к Лере.

— Наши старики проводят сегодняшний день вместе, — объяснил Эдуард, — а я решил, что нам не стоит упускать возможность побыть одним!

Лера кивнула — она не могла сказать мужу «нет». Они не были близки целый месяц, сейчас Эдуард был ласков и весел… У Валерии не было причины, чтобы отказать ему.

…Эдуард целовал Валерию. Целовал дольше обычного. И даже покрыл поцелуями ее шею и плечи. И грудь? Да. Невероятно, но он действительно сделал это. Впервые прикоснулся губами к груди своей жены — правда, длилось это недолго; вскоре, шепча какие-то неразборчивые фразы, Эдик принялся мять груди Валерии и стонать от удовольствия.

Впервые они занимались сексом днем, и это доставило Эдуарду небывалое наслаждение — ему понравилось рассматривать обнаженную Леру: это тебе не сумерки.

— К черту приличия, — прохрипел Эдуард, раздвигая ноги жены. — Каким я был идиотом, слушая мать с отцом!

Он с остервенением набросился на нее, как изголодавшийся дикий зверь.

А Валерии все это было безразлично, она закрыла глаза и сжала руками простыню, — пусть насытится и оставит ее в покое. В конце концов, Эдик заслужил это: он примерно исполнял желания матери, сдавал экзамены, не отвлекаясь на жену; он радушно встретил Валерию… А что до нее… Она сама решила остаться с ним на этот год. Да и разве виноват Эдик, что Валерия любит другого мужчину?

Но сегодня близость затянулась: Эдуард, наслаждаясь новизной, долго ощупывал и разглядывал жену. Проделывая это, он не переставал бормотать о том, сколько же они потеряли, занимаясь сексом в темноте.

— Всегда в темноте! Каким же я был дураком, ведь пацаны говорили, что кайфа больше, когда при свете… Но нет, я боялся ослушаться родителей, с их приличиями… К черту их!

Наконец Эдуард кончил. Он громко простонал и сильно сжал груди Валерии. А потом, зафырчав, накрыл ее своим обмякшим телом.

— Я люблю тебя, Лерка…

Эдуард скатился с жены. Он тяжело дышал и постанывал. Валерия лежала без движения, вымотанная выполнением своего супружеского долга. Да и рука Эдуарда, сжимавшая ее грудь, не давала пошевелиться.

Усталость взяла свое, и глаза Валерии закрылись. Бессонная ночь, проведенная в поезде, и небывалый по продолжительности и интенсивности секс с мужем заставили ее погрузиться в спасительный сон…

Но вот Лера встрепенулась — ей нельзя засыпать, ведь нужно спешить в ванную! Теперь она не допускала и мысли о беременности! С приходом мужа из армии Валерия пользовалась физиологическим методом, и за прошедшее время этот способ не подводил ее.

Лера резко села в кровати и посмотрела на часы, стоящие на ее письменном столе, — ужас!!! Она перевела взгляд на Эдуарда — он улыбнулся ей и постучал пальцем по своим ручным часам. Она заснула на полчаса.

— Думаю, нам удалось сделать ребенка. — Он хмыкнул. — Наконец-то наши старики будут довольны.

— Зачем?.. — Лера смотрела на мужа, и глаза ее переполнялись ужасом.

— Лерка, да ладно! Жалко тебе, что ли? — Эдуард поправил подушку и удобно устроился в кровати. — Роди ты им, пусть успокоятся! А то мать все уши прожужжала с этим ребенком! Думаешь, она из-за экзаменов настояла на нашем раздельном проживании? Черта с два: она вычитала где-то, что мужику надо накопить сперму, чтобы она стала как концентрированное молоко, а потом впрыснуть ее в отдохнувшую жену. А у тебя сейчас как раз благоприятные дни для залета. Она все высчитала!

Валерия смотрела на Эдуарда, удивляясь непривычному выражению его лица: он ухмылялся и криво улыбался. Валерия слушала мужа и не узнавала. Эдик будто забыл привычные слова: то ли сказывались годы, проведенные в армии, то ли в отсутствие матери он позволил себе расслабиться.

Эдуард говорил о том, что легче родить ребенка, чем выслушивать причитания матери. Он сказал, что Вера Петровна провела целое совещание с участием Лериной бабушки, где и было решено, что Эдик встретит Леру и они побудут денечек одни.

— Представляешь, как я обрадовался? Я так соскучился по тебе, да еще и появилась возможность потрахаться днем!

Потрахаться. Лера почувствовала волну тошноты, прокатившуюся от желудка к губам. Потрахаться. Да, именно так и можно назвать то, что полчаса назад здесь завершилось.

— Тебе не надоело жить по указке родителей? — Лера встала и надела теплый халат. Волнение начало вырываться наружу, и ее охватил озноб.

— Мамочка плохого не посоветует, — ответил Эдик тоном Веры Петровны и ухмыльнулся. — Да ладно тебе, Лерка! Старики правы, нам пора завести ребенка.

— Заводят только собак и кошек, — сказала Лера, поглубже запахивая полы халата.

— Не придирайся к словам, — махнул рукой Эдик. — Главная выгода от ребенка будет знаешь какая?

— И какая же?

— Мать будет с ним гулять утром и днем, а мы с тобой будем трахаться! Будем одни в квартире!

Эдуард стал рассказывать Лере, что он устроился работать охранником в школу и что график будет позволять ему находиться дома трое суток из четырех. И вообще это будет прекрасно — днем они будут заниматься сексом, а вечером, после института, спокойно спать.

— И мне не надо будет всегда думать о том, как бы не застонать громче, чем позволительно!

Да, ему не нужно будет контролировать себя. Ему, Валерии этого делать не придется. Она не получает удовольствия от близости с ним.

Эдик продолжал выстраивать планы и делиться ими с женой. А Валерия стояла, оперевшись о свой письменный стол, и не слышала ни звука. Она лишь видела возбужденного радостными перспективами мужа. Эдуард бурно жестикулировал, чего раньше никогда с ним не происходило. Он размахивал руками, и внимание Леры привлекли его часы: Эдик не снял их, он занимался с ней сексом в часах…

И тут же Валерия вспомнила, что Игорь всегда часы снимал. Как только они возвращались в свой домик на море, так он тут же расстегивал браслет и клал часы на стол. Всегда.

Игорь.

Взгляд Валерии метнулся в сторону стульчика, на котором сидел Винни-Пух. Медвежонок, подаренный ей Игорем, всегда сидел на детском стульчике, стоящем в уголке комнаты Леры.

Игорь.

Валерия почувствовала, что срывается в пропасть — одной не только тяжело спускаться в долину, но и опасно. Очень опасно.

Со дня приезда Валерии из Петербурга прошло три недели. За эти три недели кончился февраль. За эти три недели Лера узнала, что такое ад.

Февраль оказался похожим на опасный спуск по ледопаду — Валерия преодолевала день за днем последнего зимнего месяца, находясь в постоянном напряжении и неослабевающем страхе. Ежедневно Валерия думала о том, что она, возможно, беременна. Ежечасно, ежеминутно ее не покидали мысли о том, что месячные не начнутся и тогда… Она больше никогда не увидит Игоря и никогда не будет счастлива. А Лера так хотела преодолеть этот опасный участок и почувствовать под ногами устойчивую поверхность. И Валерия постоянно прислушивалась к себе, пытаясь услышать позывные приближающегося спасения, пытаясь почувствовать признаки изменения в сторону покоя и облегчения.

Лера десятки раз брала календарик и пересчитывала дни — с каждым разом количество дней уменьшалось — приближалась дата наступления решающего дня. Валерия чуть ли не ежечасно наблюдала за собой, пытаясь ощутить обычные признаки: легкую боль в пояснице или потягивание внизу живота. А порой ей казалось, что все — началось! Она бежала в ванную, но увы…

Валерия была на пределе, нервы ее натягивались все сильнее. И что-то внутри, что-то сдерживающее слезы и горе вот-вот готово было лопнуть. Валерия чувствовала, что она скоро не выдержит такого напряженного ожидания и… И сорвется в пропасть. Разобьется об острые камни…

А все вокруг были рады и счастливы. Вера Петровна неустанно говорила о будущем внуке, отец Эдуарда поддакивал жене. Сам же Эдик соглашался с родителями и улыбался Валерии, подмигивал ей и мечтал о том клевом времени, когда он сможет удовлетвориться ею при свете дня.

Даже бабушка, которая всегда говорила, что прежде чем рожать, нужно закончить образование и обрести устойчивое положение и стабильный доход, теперь уговаривала ее рожать.

— А мы с Верой на что? — стала говорить Валентина Сергеевна. — Мы будем заниматься внуком, а вы спокойно учитесь и работайте.

Валерия вначале не понимала, в чем причина такого резкого изменения бабушкиной позиции. Но совсем скоро она догадалась — Валентина Сергеевна боялась потерять внучку. Валерия помирилась с ленинградскими родственниками, и это означало, что теперь Валентина Сергеевна перестала быть для Леры единственной, незаменимой и родной. Валерия поняла это, когда бабушка стала отказываться разговаривать о поездке в Питер, находя массу неотложных дел и обещая Лере поговорить о родителях Марины в другой раз. А когда Лера звонила ленинградской бабушке, Валентина Сергеевна не скрывала своего волнения и раздражения.

— Бабуль, ты боишься, что я уеду? — все же решилась спросить Лера.

Она и огорчалась, понимая, что Валентина Сергеевна нервничает из-за того, что никогда не случится, и сердилась на бабушку за то, что та, вместо того чтобы откровенно поговорить с внучкой, пыталась решить свою проблему за ее спиной.

— Не знаю, — ответила Валентина Сергеевна.

— Это же глупо, бабуль!

— Может быть, и глупо, но я не хочу тебя ни с кем делить! Я старый человек, и можно понять мои опасения, правда?

— Но это же ерунда! Ты же знаешь, что мой дом здесь, с тобой! — Валерия мгновенно почувствовала, как начинает быстро-быстро стучать сердце. — И совершенно ни к чему было сговариваться с Верой Петровной, а тем более идти у нее на поводу!

— Это только мое мнение, и Вера Петровна тут ни при чем. — Глаза бабушки недовольно блеснули. — Ребенок тебе нужен для укрепления семьи. Он соединит нас всех. Сплотит тебя с мужем!