Дж. Уорд - Доля дьявола

— Ты можешь кого-то поранить! — закричала Лиззи, пригибаясь.

— Коси их всех! — вторила ей его сестра с заднего сидения машины.

В ходе его движения мужчины и женщины с камерами отскакивали в сторону, игнорируя полностью закон массы и энергии E=mc².

Вцепившись в руль, он прокричал:

— Убирайтесь восвояси!

Появились охранники из сторожки, ему показалось, что он на самом деле задел какого-то парня с Nikon, отскочившем от капота, кто-то стукнул по бамперу, послышались проклятья и угрозы в его адрес, подать на него в суд.

Лейн продолжал нестись вперед, пока роллс-ройс не въехал на территорию кладбища.

Взглянув в зеркало заднего вида, он проверил, не истекает ли кто-нибудь кровью или не падает подкошенный на тротуар, не преследуют ли его охранники с пушками наготове, или еще что-то в этом роде: неа, хотя судя по всему все могло затянуться, поскольку Лейн забыл улыбнуться одному из папарацци, удерживаемым охранником мертвой хваткой.

И эта гарпия сейчас фактически получила то, ради чего и примчалась сюда — свежий материал.

Другой охранник начал махать ему рукой, чтобы он проезжал, Лейн замедлился рядом с ним, но не стал открывать окно.

— Мы постараемся удержать их здесь, мистер Брэдфорд, — сказал мужчина через стекло. — Вы продолжайте держаться левой стороны. Следуйте указателям до Фейрлоун Лейн. Он прямо там по середине. Мы все сделали и подготовили ваше место.

— Спасибо, — тихо произнес Лейн. — И мне жаль этих журналистов.

— Не волнуйтесь, просто продолжайте двигаться вперед. Мы не сможем их утихомирить, пока вы не скроитесь из виду.

— Как мне выбраться отсюда, когда мы закончим?

— Следуйте по любой из полос вниз по холму. Это будет крюк для вас на обратном пути, но он приведет вас к заднему входу хозяйственных построек.

— Отлично, спасибо.

— Не падайте духом, — произнес мужчина с небольшим поклоном.

Лейн проехал довольно далеко, прежде чем понял, что они оказались вне досягаемости объективов камер. — Ладно, — сказал он. — Берег теперь чист.

Женщины выпрямились, и он снова взял Лиззи за руку, взглянув на Джину и Амелию в зеркало заднего вида.

Глаза племянницы сияли от восторга.

— Боже мой, это было так круто! Такое происходит только с Кардашьянами.

Лейн задумчиво покачал головой.

— Не уверен, что Кардашьяны являются стандартом поведения, которому следует подражать.

— Нет, я серьезно, я видела это по телевизору.

— Мне казалось, что «Хотчкисс» учит тебя более важным вещам, — нахмурился Лейн, подъезжая к перекрестку. — Например, таким как математика, история…

Он ударил по тормозам, пытаясь вспомнить куда следует повернуть — налево или направо? А может спуститься вниз с холма? Или к Фейрлоун Лейн?

Позади них раздалось дребезжащее бип-бип. И Бог был свидетелем, Лейн уже был готов залезть в свой бардачок и выхватить пистолет девятого калибра, чтобы начать стрелять…

— Самюэль Ти.? — воскликнул он, дважды взглянув в зеркальце заднего вида.

Открыв окно со своей стороны, он высунул голову, радуясь, что видит своего давнего друга в винтажном Jaguar. — Это, на самом деле, ты?

Разве может быть на этом кладбище еще один классический бордовый спортивный автомобиль с достойным джентльмен с юга фермером/адвокатом за рулем?

— Ты заблудился, мой мальчик? — протянул Самюэль Ти., приподнимая свои Рей-Бэны. — Тебя сопроводить на место?

— Да. Проведи меня, своенравный сын.

Самюэль Ти. опустил свои темные очки на нос и направился вперед, Джин пробормотала в этот момент:

— Кто его пригласил?

Лейн пожал плечами и последовал за ним, следуя точно за кабриолетом.

— Я пригласил его вчера.

— В следующий раз, уместно принимать более осмотрительные решения.

— Он — мой адвокат, — ответил Лейн с улыбкой.

«Джин призывает к осмотрительности?» — мелькнуло у него в голове. Возможно, это все какой-то странный сон, и когда он проснется то, с компанией будет все в порядке, Эдвард не будет сидеть в тюрьме, а мисс Аврора будет находиться по-прежнему на кухне, и Истерли будет готов к приему посетителей, желающих проститься и отдать дань памяти покойному, и этот день по количеству пришедших побьет все другие.

И у него, конечно, останется их счастье и любовь с Лиззи.

И… еще кое-что, прах отца по-прежнему будет у него в багажнике.

Просто зола, оставшаяся от человека.

Сидя на заднем сиденье ролл-ройса, Джин не могла решить, то ли ей продолжать молчать, то ли начать бросать «ядерные» бомбы, словно конфетти.

В конце концов, она остановилась на первом по двум причинам: чтобы кричать и возмущаться требуется много сил, а их у нее не было, и, кроме того, ее обычная реакция уже давно устарела, кроме того, она беспокоилась о том, что может в этом состоянии сболтнуть. И это совсем не относилось к мату.

Амелия кое-чего не знала. Этого же не знал и Самюэль Ти. И Джин не могла гарантировать, что ее нынешний дурной нрав не выдаст откровений, которые лучше всего оставить за собой, образно выражаясь, за железным занавесом.

Какого черта он приперся сюда?

И несмотря на то, что она главного ему не говорила, но она находила ужасно раздражающим, что Самюэль Ти. знал, где находится склеп Брэдфордов. Этот человек никогда ничего не забывал, не сказанного, не увиденного. Он напоминал чертового слона, который никогда ничего не забывает.

Что также невероятно раздражало.

Бесконечно поворачивая и следую по дорожкам, Самюэль Ти. целенаправленно вел их к месту назначения, как ищейка на запах, Лейн же двигался на роллс-ройсе за Jaguar. Въехав в парк, ее брат остановился, двери открылись и все вышли, Джин же осталась сидеть в машине.

Ее первоначальный всплеск гнева сменился другой эмоцией. Намного более разрушительной, она забеспокоилась, причем очень сильно.

Вытирая вдруг вспотевшие ладони о юбку, она обнаружила, что ее сердце забилось сильнее, почувствовала головокружение, даже несмотря на то, что внутри машины было прохладно от кондиционера. И тогда почему-то синяки на внутренней поверхности бедер стали жечь, после того, как их оставил Ричард, стали почти невыносимо болезненными.

Воспоминания об этом мало ее заботили, она переживала из-за другого.

Она слышала голос Сэмюэля Ти. в своей голове:

«Я думаю, что Ричард тебя бьет. Я думаю, что ты стала носить шарфы, чтобы прикрыть синяки, которые он на тебе оставляет.»

Несколько дней назад, когда на город спускались сумерки, она тайно встретилась с Самюэлем Ти. в саду Пресвитерианской Духовной Семинарии. Он первый проявил желание встретиться с ней, и несмотря на их сложные отношения, на все взлеты и падения, она не ожидала услышать то, что он ей сказал:

«Ты можешь мне позвонить в любое время. Я знаю, что между нами полная неразбериха, но… Мы не можем друг с другом поладить и доставили много разочарований и боли, но ты можешь позвать меня. В любое время дня и ночи. Независимо от того, где ты будешь находиться, я приеду за тобой. Я не буду просить объяснений. Не буду кричать или ругаться. Я не буду осуждать, и если ты будешь против, я даже не скажу Лейну или кому-нибудь еще».

Когда Самюэль Ти. говорил ей эти слова, он был убийственно серьезен, по крайней мере, она не видела никаких доказательств, что он шутит в своей обычной сексуальной манере поддразнивая. Он был… грустным. Обеспокоенным и грустным.

Она сосредоточила все свое внимание на Амелии, глядя в окно машины.

Амелия шла вперед по ярко-зеленой траве, красно-черная блузка шевелилась от раскаленного горячего ветерка, лаская темные волосы на ее плечах. Прямо перед ней, словно бремя ее родословной, возвышался великий склеп Брэдфордов, выросший будто из земли, мраморный памятник семейного величия с двадцатиметровыми статуями по всем четырем углам, и дорожка приводила к витиеватым воротам, украшенным на фронтоне замысловатыми золотыми листьями, которые были такими же замысловатыми, как и ворота на само кладбище.

Амелия остановилась на пятой ступеньке, которая прямиком вела к старым латунным дверям, закрытым для всех, даже когда эта железная решетка открывалась для семьи.

Отклонив голову назад, словно уважение к ней могло сойти с небес, солнце засверкало в ее волосах, отразив те же медные блики, что и у Самюэля Ти.

Дочь, такая же, как и отец…

Дверь со стороны Джин по-прежнему была открыта, и она, наблюдая за этой картиной, прижала руку ко рту, боясь, что ее сердце было готово выпрыгнуть через глотку.

Краем глаза она заметила протянутую ей руку и пробормотала:

— Спасибо, Лейн.

Воспользовавшись рукой, она вышла из машины…

— Не Лэйн.

От низкого, знакомого голоса, она дернулась, и перевела взгляд, встретившись глазами с Самюэлем Ти. Хотя, на самом деле, ей не стоило беспокоиться, чтобы встретится с ним глазами.

Поскольку он смотрел вниз, немного левее… на синяки на предплечье, которые были видны из-под три четверти рукава ее шелкового платья. Его лицо потемнело от ярости, она обхватила его за согнутую руку и улыбнулась.

— Самюэль Ти. Какой сюрприз! Я не видела тебя целую вечность.

Ее слова должны были его успокоить. Вместо этого, ее голос звучал слабо и неуверенно, и она началась трястись всем телом без видимых причин. Ради Бога, она не настолько замерзла.

«Ты намного лучше, чем он. Ты заслуживаешь лучшего, чем это чмо. Славное прошлое вашей семьи не стоит мужчины, который тебя бьет только потому, что ты боишься остаться без денег. Ты сама по себе бесценна, Джин, независимо, сколько лежит на твоем банковском счете».

«Прекрати», — сказала она себе.

Улыбаясь еще шире, она ждала, что он что-то скажет, продолжив ее игру, как и обычно.

Но как и всегда, он выбрал свой собственный путь.

Самюэль Ти. просто поклонился в своей галантной манере и предложил ей вариант следовать за ним или остаться на месте.

Лейн всегда предполагал, что семейный склеп выглядит чем-то зловещим, со всеми его темными карнизами и изогнутыми железными конструкциями над непрозрачными окнами и плющом, окутывающем старый белый мрамор. И каким-то образом, перспектива того, что его отец будет похоронен здесь, делало все еще более ужасным, все эти предрассудки Винсента Прайса наносили еще более тяжелый удар. Но куда еще он мог поместить прах этого человека? Если он неуважительно отнесется к нему мертвому, Лейн беспокоился, что его дорогой отец будет преследовать его всю его оставшуюся жизнь.

Как будто Уильям не будет и так преследовать его?

Держа урну в согнутой руке, как футбольный мяч, Лейн шел по траве, под широкой сенью платанов и буков, сквозь ветки которых проникал яркий солнечный свет, создавая эффект ряби у него под ногами, при других обстоятельствах он показался бы даже забавным. Как и обещали сотрудники кладбища открыли засов и массивные большие решетки латунных двойных дверей были готовы впустить семью. Вместо ручек на них красовались тяжелые медные кольца, поднявшись на низкую ступеньку и потянувшись к правому кольцу, он вдруг вспомнил, как приезжал сюда с дедушкой.

И он сделал все так же, как и отец его матери, повернул кольцо на основании, механизм с грохотом передвинулся, и этот звук эхом отразился внутри. Огромные петли, по ширине, как его предплечья, заскрипели, открывая тяжелые двери, порыв прохладного, сухого воздуха с запахом осенних листьев и вековой пыли, полоснул его по лицу.

Внутри помещение было сорок на сорок шагов, идеальный квадрат, увенчанное стеклянным куполом из матового стекла, дающее достаточное количества света, чтобы прочитать все таблички на стенах. В центре рядом друг с другом стояли два мраморных саркофага, первый принадлежал Элайджа Брэдфорду и дамы его сердца Констанс Тулейн Брэдфорд, они стояли на видном месте, в окружении своего рода, который и создали. И несмотря на то, что их покой казался вечным, он понял, что этот склеп, на самом деле, был их вторым местом захоронения. Очевидно, их выкопаны и перевезли с земли поместья Истерли, когда этот внушающий восхищение памятник был построен в середине 1800-х годов.

И по мере того как за ним входили другие, он оглядывался вокруг, всматриваясь в урны, вмонтированные рядами на стенах, надписи на старых медных табличках, отображающие даты жизни и смерти. И для Уильяма Болдвейна было тоже подготовлено место: одно отверстие в линейке ячеек было открыто, путем изъятия квадрата мрамора.

Подойдя туда, Лейн поместил урну в темное пространство и удивился, как точно она вписалась в это небольшое место, крышка только на дюйм не доставала до верха.