Стоя в золотых лучах послеполуденного солнца, она наблюдала за его машиной, пока не исчез свет от двух маленьких красных фар. Потом она повернулась и снова посмотрела на окна Амелии.

Девушка видно тоже наблюдала за его отъездом, одна из створок поднялась и их дочь высунула голову.

— Я все упаковала. У меня, правда, было не много. Мы можем ехать?

У Джин заняло секунду разглядеть на кого была похожа ее дочь, темные волосы брюнетки сверкали прядями на солнце, ее красно-черная блузка свободно сидела на ней.

Матери должны быть добрыми и заботливыми. Неважно, домохозяйки они или работают полную рабочую неделю… неважно придерживаются ли они органического питания или сторонники печенек и газировки… и неважно строгие они или дают слабину, сторонники вакцинации или против, богатые или бедные… Мать должна быть той, чтобы дети чувствовали себя в безопасности с ней. И это может проявляться в поцелуях на бобо, достижений в чирлидершах, выдача определенной дозы Тайленола и бумажном носовом платке.

В основном, за всеми ярлыками, которые пытались навешать на матерей, хорошие матери должны были просто быть хорошими людьми.

— Что случилось? — спросила Амелия.

Измученный голос ребенка был заслуженной неудачей Джин по всем счетам: Амелия была воспитана нескончаемым потоком воспитательниц и нянек, и потом, как только она перешла в старшие классы школы была отправлена в «Хотчкисс», словно предмет мебели, который стоило повторно обить, прежде чем его снова можно было поставить в салон знатного дома.

Решение девушки вернуться домой стало первым поворотным моментом в ее жизни, в котором Джин самолично приняла участие. И Джин решила отвезти ее обратно в школу не только потому, что теперь не было средств, чтобы воспользоваться частным самолетом семьи, а потому, что пришло время ей узнать, что за человек ее дочь.

И что может быть лучше, чем четырнадцать часов, проведенные в машине?

— Эй? — позвала Амелия.

— Прости. Я только соберу некоторые вещи, и мы поедем. — Лучше выехать, пока Ричард не вернулся с работы. — Лэйн уехал на роллс-ройсе, но можно взять «Мерседес».

— Хорошо. Я бы предпочла не подъезжать к кампусу на роллсе. Слишком пафосно.

— Говорит девушка, которая предпочитает одежду Шанель. — Джин улыбнулась, чтобы показать, что она не придирается. — У тебя имеется чувство стиля, ты же знаешь это?

— Оно перешло ко мне от тебя и бабушки. Все так говорят.

Почему-то Джин стало очень больно от ее слов.

— Наверное, тебе стоит попрощаться с ней.

— Она даже не узнает меня.

— Хорошо, тогда не стоит.

— Так что давай. Чем скорее я уеду, тем быстрее вернусь домой.

Амелия закрыла окно.

А Джин по-прежнему стояла на том же месте, послеобеденное солнце грело ее плечи, как будто сам Бог возлагал на нее свои руки, оказывая ей поддержку.

Да, она решила. Пришло время рассказать им обоим правду.

Амелия и Самуэль Ти. имели полное право узнать друг о друге, и это было намного больше, чем боязнь признаться Джин в своем грехе.

По любому все будет лучше. По крайней мере, у ее дочери, безусловно, будет настоящий отец. Самюэль Ти. станет ей отцом сейчас и в будущем будет заботиться о ней.

Но Джин понимала, что своим поступком может потерять любимого мужчину навсегда.

Разве не так поступают матери ради счастья своих детей? Жертвуют своим счастьем ради них? И на самом ли деле это жертва, если она сама создала эту проблему?

Это больше похоже на заслуженное наказание.

Одно было точно. Самуэль Ти. никогда, ни при каких обстоятельствах, ни за что ее не простит, и впервые за всю свою эгоистичную жизнь, она призналась самой себе, что он и не должен.

Отделение интенсивной терапии находилось на другой стороне больничного комплекса, в квартале от отделения скорой помощи, но Лейн не возражал прогуляться. По мере того, как он шел вперед, следуя по указателям для посетителей, стоявших вдоль дороги, он с тщетной надеждой представлял, что мисс Аврора придет в сознание, и в таком положении попытается прочитать его выражение лица, его настроение и его уровень напряженности.

Перейдя через Броад-стрит по еще одной пешеходной дорожке, он посмотрел вниз на крыши и накрытое стеклянным колпаком движение, машин становилось больше к концу рабочего дня. Достаточно скоро, многоуровневая транспортная развязка, узлом соединяющая автомобильные дороги к Большой пятерки моста, будет перегружена, дойдя до точки стоп-энд-гоу пробок.

Хотя здесь было не так, как на Манхэттене. Или ЛА. Но эти пробки очень раздражали местных жителей.

И его тоже. Боже, это было поразительно, насколько быстро привычки Чарлмонта просочились в него назад. Здесь, если ты застревал в час пик на десять минут, считалось утомительным оскорблением ваших планов на ужин. В Нью-Йорке? Вам стоило бы упаковать сумку и сэндвичи, если бы вы решили воспользоваться Лонг-Айленд, чтобы проехать пять миль за четыре двадцать.

Сумасшествие.

Он вошел, надеясь, что это правильное здание и остановился перед стойкой ресепшен для посетителей, поджидая, когда приятная пожилая женщина взглянет на него.

Бесполезно. Она была поглощена отгадыванием кроссворда в журнале People.

— Мэм? — обратился он. — Я ищу отделение интенсивной терапии.

Она даже не стала утруждать себя, поднимая на него взгляд, полностью поглощенная маленькими квадратиками, которые заполняла, пробормотав:

— Вниз направо, на первом лифте на четвертый этаж. И там прямо.

— Спасибо.

Лейн последовал указаниям, и, как только он подошел к лифтам, он узнал это место, он находился в атриуме внизу. Это место он уже вспомнил. Когда он припарковался в гараже на Сэнфорд-стрит, он мог найти палату мисс Авроры без проблем.

Когда двери лифта открылись, в кабине уже был мужчина в инвалидном кресле, женщина, одетая в синюю больничную рубашку, от которой чувствовался запах табака, и пара, державшаяся за руки и очень нервничающая. Курильщица и пара вышли раньше. Он не знал, куда направлялся парень в инвалидной коляске.

Лейн вышел на своем этаже, его живот сжался в кулак. Следуя протоколу, он зарегистрировался на ресепшен, и почувствовал облегчение, когда ему кивнули и показали направление палаты.

Это означало, что его мама все еще была жива.

Боксы, как и в неотложной скорой помощи, в которую поместили Шанталь, были стеклянными, здесь в отделении интенсивной терапии также имелись шторы, которые можно было закрыть для уединения. В отличие от отделения неотложной скорой помощи, здесь рядом со входом в бокс стояли доски с маркерами, на которых была написана фамилия пациента, медсестры, заступившей на смену и врача.

Лейн остановился, добравшись до доски, на которой было написано — Аврора Томс.

На самом деле, он прочитал рора Томс, первая буква была смазана.

Он взял черный маркер сверху доски и добавил Ав. Все стало еще хуже, он стер пальцами ее имя и аккуратно написал, как должно быть — Мисс Аврора Томс.

Ее фамилия была такой, потому что она была одной из двенадцати детей Тома. (Tom’s twelve kids. — прим. пер.)

Когда он открыл стеклянную дверь, воздух вышел с шипением. Внутри работали аппараты, издавая своеобразный звук и мигали огни медицинского оборудования, это место скорее напоминало операционную.

Его мама казалась такой крошечной на этой постели, ее тело сжалось от опухолей, которые становились в ней все больше и сильнее, и его первая мысль, когда он подошел к ней, была — она будет ненавидеть, как выглядят ее волосы. Ее короткие кудряшки были в полном беспорядке, и ее прическа боб уже не была похожа саму на себя, он попытался сделать все возможное, чтобы исправить.

Следующей его мыслью было, что она никогда не вернется домой.

Она умрет здесь, в этой постели.

Как она могла не вернуться?

Она выглядела такой больной: глаза ее были закрыты, но он видел, насколько они запали, и щеки тоже стали худыми, словно кости собирались прорвать ее кожу. И к ней тянулось бесчисленное множество проводов, лежащих сверху на ее голубой сорочке… и порт-система, качающая насос, который подавал что-то свое в вены или куда-то еще. У нее в руке торчало множество трубочек. А другие были под простынями.

Никогда не понимаешь, сколько всего делает человеческий организм самостоятельно, пока не приходится попробовать воссоздать его функции с помощью аппаратов.

Он оглянулся на стул и обнаружил один в углу, это были неприоритетные, второстепенные пациенты, чье существование было настолько ненадежно, что обслуживающий персонал сомневался в посетителях, словно люди не особенно обеспокоены их состоянием.

Подтащив стул к кровати, он сел и взял ее за руку.

— Здравствуй, мама, — сказал он, потирая ей большой палец.

Он не мог точно сказать, чувствует ли она тепло или холод, и тот факт, что он не мог решить так или иначе, заставил его очень сильно расстроиться, ему захотелось закричать.

— Мама, что я могу сделать для тебя? Ты мне необходима…

Лейн вспомнил о том «Мерседесе», который он купил ей этой зимой. Она ездила на старом POS не полноприводном автомобиле, на одной и той же машине уже десятилетия, упорно отказываясь ее менять, а потом произошла ледяная буря, очень сильная, вся дорога на север была одна сплошная авария, об этом постоянно сообщали в новостях. Как только он увидел новости, он позвонил в местный дилерский центр, выбрал E350 4MATIC в U из C красный, и седан был доставлен ей.

О, как она ворчала по этому поводу. Утверждала, что слишком дорого и броско. Настаивала, чтобы он вернул машину.

За исключением того, что она в воскресенье приехала в баптистскую церковь Чарлмонта на этой машине, гордо припарковавшись на стоянке, и сказала, что ее мальчик купил ее ей, поэтому теперь она будет ездить в безопасности.

Мисс Аврора не поблагодарила его за подарок, по крайней мере, устно… и в этом она была вся. Тем не менее, особая любовь, которую она всегда питала к нему, была в ее глазах. И в ее тайном восторге.

— Осталось ли что-нибудь не сделанным? — прошептал он, глядя в лицо, которое он так хорошо знал. — Ты можешь поговорить со мной? Скажи мне, что я должен сделать еще перед тем, как ты уйдешь?

На каком-то уровне он понимал, что ему скорее всего следует сосредоточиться на положительных вещах, например, что она наверняка выйдет из этого состояния и вернется в Истерли, вернется, чтобы давать указания ему и всем остальным. Но за последнее время он стал поклонником реальности, нежели оптимистом, и своим сердцем он прекрасно понимал, что это конец…

Вдруг зазвонил его телефон, он протянул руку во внутренний нагрудный карман и выключил.

— Я просто хочу сделать все правильно. Сделать все так, как ты хочешь.

Мисс Аврора никогда не была замужем и не имела детей, но в городе у нее было очень много родственников, ее братья и сестры были замужем и по большей части имели детей, а потом сеть родственников расширилась за счет друзей и общества баптистской церкви Чарлмонт Предтечи. Он хотел быть уверенным, что у всех есть шанс попрощаться…

— Лейн?

Дернувшись, он повернулся к двери.

— Танеша. Эй. Привет.

Он встал на ноги и обнял женщину в белом халате с стетоскопом. Танеша Найс, дочь преподобного Найса Баптистской церкви Чарлмонта, было к тридцати, и она только что завершила свою ординатуру, и стала невероятным источником поддержки с тех пор, как мисс Аврора заболела.

Они отошли друг от друга, Танеша улыбнулась.

— Я рада, что ты здесь. Она слышит все, что ты говоришь.

Прочищая горло, он попытался выглядеть непринужденно, садясь снова на стул. Правда заключалась в том, что его пошатывало, и он не хотел упасть, споткнувшись.

Он боялся спросить. Танеша явно скажет ему всю правду.

Это совсем не означало, что врачи мисс Авроры скрывали от него информацию, просто… И пришло время узнать сколько времени у них осталось, и услышать мрачные новости от Танеши, ему показалось намного лучше, чем от других.

— Как у нас дела? — спросил он.

Словно в тумане, он поймал себя на мысли, что неосознанно все время потирает свои вспотевшие ладони о брюки.

— Ну, давай посмотрим. — Танеша подошла и улыбнулась мисс Авроре. — Как дела, мэм? Я дочь преподобного Найса, Танеша. Я захожу поздороваться, когда заканчивается моя смена.

Ее тон был легким и непринужденным, но ее глаза за очками были абсолютно другими, особенно, когда она изучала экраны вокруг кровати. И пока она изучала цифры, графики и какие-то узоры, Лэйн сосредоточился на ней. Интересно, не она ли стала причиной, по которой Максвелл наконец-то вернулся в город?