Дж. Уорд - Доля дьявола

Он повернулся назад к женщине.

— Шелби, есть здесь камеры видеонаблюдения?

— Да, сэр. И я спросила у Мо, как с ними работать. В офисе внизу есть компьютер, который управляет ими, и это следующее, что я собиралась вам рассказать.

— Полиция запрашивала их посмотреть? Любые пленки, я имею в виду, отсюда.

— Я не могу ничего сказать, не знаю.

«Какого черта! — подумал Лейн. — Хотя в полиции штата не хватает сотрудников, они получили признание наряду с доказательствами, что Эдвард стер кадры на пленке системы безопасности. Зачем им копать дальше?»

— Можешь отвести меня туда в офис?

Десять минут спустя он сидел за потертым сосновым столом в комнате с размером с коробку для обуви. Ноутбук был новым, и система камер была легкой — шесть зон, включали в себя главный вход — въездные ворота, каждую из трех конюшен, как спереди, так и сзади, и два других выхода с фермы. На коттедже сторожа не была направлена ни одна камера, собственно это было бы глупо, поскольку ферма занималась разведением лошадей, а не охраной маленького никчемного домика.

— Он не выходил из коттеджа, — сказала Шелби, прислонившись к стене из грубого бруса. — Я посмотрела записи. В ночь, когда газеты сообщили, что ваш папаша был… умер. Эдвард не выходил с территории этой фермы. Даже если нет камер на коттедже, а как же грузовик, который он использовал? Он простоял всю ночь за этим сараем. И с территории не уезжала ни какая другая машина.

Лейн сидел в кресле.

— Ну… Вот дерьмо.

Шелби прочистила горло.

— Не обижайтесь, мистер Болдвейн, но мне не хотелось бы, чтобы вы ругались.

Почти два часа Лейн тщательно изучал все записи, и в конце концов, он согласился с мнением Шелби. Грузовик с лебедкой, которая, очевидно, была сломана, всю ночь простоял за конюшней В. И никакие другие машины не выезжали и не въезжали на ферму, в том числе и грузовики. Мало того, даже не было никакого передвижения людей той ночью по территории фермы.

Что он пропустил? Он был взвинчен от увиденного, но в коттедже не было камер. Эдвард мог… о, черт, он не знал что.

— Спасибо, — сказал Лейн, вытаскивая флешку, на котором он сохранил все файлы.

— Ваш брат не убийца. — Шелби покачала головой. — Я не знаю, что произошло между ним и вашим папочкой, но он не убивал этого человека.

— Надеюсь, ты права. — Лейн встал на ноги и потер шею. — Чтобы там ни было, я отнесу ее в нужное место, и мы разберемся до конца.

— Ваш брат хороший человек.

У Лэйна возникло желание обнять молодую женщину, и он поддался, быстро обхватив ее руками.

— Я позабочусь об этом.

— Ваш брат дал мне работу, когда мне некуда было ехать. Я обязана ему, несмотря на то, что он не оценит то, что я сейчас сделала. Но я должна так поступить, чтобы все было честно.

— Аминь.

Возвращаясь в Истерли, Лейн снова попробовал дозвониться Лиззи. Дважды. Но он попадал на автоответчик, поэтому выругался и хотел было написать ей смску, но он был за рулем и решил, что катастроф в семье уже достаточно, поэтому если он попадет в автокатастрофу, это не решит ни один из кошмаров, в котором застряла его семья, да и он сам.

Он был примерно в миле от дома, направляясь по Ривер-Роад в центр города Чарлмонт, когда берег реки сделал поворот, и он мог увидеть свое родовое поместье на холме. В сумерках большой белый дом купался в свете уходящего дня, как будто его освещали для съемок фильма.

Совершенное впечатление, даже для искушенного человека, и становилось ясно, почему один из его предков, он точно не мог сказать кто именно, решил этот потрясающий вид Истерли запечатлеть на бумаге в виде рисунка тушью и водрузить его на передней части каждой бутылки № 15.

Лучшее из лучших. Без компромиссов, исключительный.

Может после этого и возникла компания по производству бурбона?

Лейн не стал связываться с прессой, оккупировавшей главные ворота, свернув раньше на дорогу для обслуживающего персонала, которая поднималась вверх с задней стороны территории усадьбы. Проезжая мимо теплиц, где Лиззи и Грета выращивали всевозможные растения для садов и террас, он представил свою женщину среди плюща и цветов, растущих кустарников, с удовольствием делающую свою работу, которая ей так нравилась. Потом он перевел взгляд на поля, которые вскоре будут засажены кукурузой и другими культурами. Лиззи нравилось ездить на тракторе или косить траву на свежем воздухе.

Его девушка была обычным человеком и ей нравилось находится вне дома. И его мама одобрила ее.

Словно огненное копье боли проткнуло его сердце от мысли о своей маме, поэтому он сосредоточился на ряде домов 1950-х годов, которые были совершенно стандартными в одном стиле и теперь, после увольнения персонала, стояли пустыми, за исключением коттеджа Гэри МакАдамса, и того, в котором поселился его брат.

Лейн не заметил мотоцикла Макса, и ему стало ясно, что брата нет в коттедже, оставалось только понадеяться, что безрассудного ублюдка не арестовали.

Одного Болдвейна за решеткой было более чем достаточно.

Зона обслуживания и доставки примыкала к задней части дома, с широкой дорогой из гравия, сейчас расползаясь пустующим простором, заключенная в квадратные коробки с двух сторон — с одной стороны гаражом на десять автомобилей, с другой бизнес-центром. Лейн припарковал ролл-ройс на обычном месте, затем прошел линейку автомобилей, теперь машины стояли на месте реконструированных конюшен. Красный «Мерседес» мисс Авроры был покрыт тонким слоем дорожной пыли и пыльцы, а также на нем остались капли дождя, в грузовике Лиззи кузов был полон мульчи. Пропали лексусы и ауди руководителей, которые работали с его отцом… и скатертью дорога.

Лейн повернулся и посмотрел на заднюю дверь кухни. Затем он взглянул на камеру наблюдения, установленную под карнизом.

Что, если Эдвард не совершал этого, а решил кого-то прикрыть?

Тогда существовал только один человек, кто мог это сделать. И, к сожалению, подозреваемый не был более обнадеживающим по масштабам семьи, нежели тот, кто в настоящее время сидел в тюрьме.

Вынув телефон, Лейн решил сделать трудный шаг.

И позвонил детективу Мерримаку.

Как только на линии послышались гудки, Лэйн задался вопросом — готов ли он вытащить одного своего брата из тюрьмы… чтобы поместить туда другого?

Лучшее, для чего создан мотоцикл, это гнать на скорости, когда все становится размытым. Все превращалось в утешительную дымку, пейзаж становился полосами цвета: серый — тротуар, зеленый — полосы у дорог, бархатный фиолетовый и синий — сумеречное небо над головой. И конечно было еще, черт возьми, как твое физическое тело управлялось с байком. Наклоняясь на изгибе проселочной дороги, пересекая желтую полосу, чтобы лучше вписаться в крутой поворот, скручиваясь на баке, как будто твое тело является продолжением самого байка… Ты почти верил, что оставил своих демонов позади.

Возможно почти верил, что обрел покой.

Максвелл Болдвейн по сгущающимся сумеркам понимал, что должно быть сейчас около восьми тридцати, но его мало заботило время. Он собирался задержаться на всю ночь. Найти бар, найти женщину или двух, напиться и проснуться где-нибудь, где он не знал.

За три года, как он уехал из Кентукки, он повидал страну и узнал о ней больше, чем за все время учебы в той причудливой частной школе, которую он посещал вместе со своими братьями и сестрой в городе. Он узнал даже больше, чем за четыре года в Йеле. За время своего путешествия он проехал через высокий и сухой штат Колорадо, низкий и влажный штат Луизиану, плоский и однообразный Канзас, соленую и влажную Калифорнию и дождливый серый Вашингтон.

Он не мог сказать, что нашел где-нибудь дом за время своего путешествия. Но это не означало, что здесь в Чарлмонте у него был дом.

Истерли был именно тем, что в нем было тогда и было до сих пор, он хотел от этого избавиться. И когда он путешествовал, не имея ни целей, ни маршрута, он надеялся, что с каждой милей по дороге, с каждой безродной неделей, которую он проводил в новых местах, со всей непривычной работой и странными людьми, которую он делал и встречал, он сможет каким-то образом избавиться от связи с особняком и всех людей под его крышей.

И в своем стремлении к личному миру, он был готов оставить в прошлом свои отношения с братьями и сестрой, оставить Эдварда, Лэйна и Джин, как сопутствующий ущерб в войне, чтобы вернуть себя.

Или, возможно, это больше походило на то, чтобы найти себя в первую очередь.

В конце концов, он был вынужден признать, что везде, где бы он ни был, он был тем, кто он есть, и реальность заключалась в том, что он не мог это изменить, благодаря тому, что он узнал до того, как покинул родной дом, он не мог изменить себя самого.

Судьба оказалась такой сукой, причем с плохим чувством юмора…

Внезапный звук сирен с визгом шин за его спиной показался совершенно не гармоничным, когда он услышал его на цифровом устройстве своего мотоцикла.

С проклятием он выпрямился и оглянулся назад.

Полицейская машина округа Огден резко выехала из-за деревьев, потом остановилась, в результате чего накренилась, когда офицер за рулем нажал на газ.

— Ублюдок.

Макс приналег на байк и нажал сцепление акселератора, посылая «Харлей» к скорости света. Факт, что заходящее солнце садилось, помогал, так как большинство автомобилей и грузовиков включат фары… он надеялся, что скорее всего заметит их.

Он очень надеялся, что увидит их.

Как и все адреналиновые наркоманы, он вошел в странную зону спокойствия, подтолкнув свой байк к самому краю его движущих функции и … к целостности. Воздух несся на него, вытягивая волосы за спину, как шлем, который он мог бы надеть, если бы предписывал закон, и вибрация, как сеть, проникала сквозь его крепко прижатые ладони, сжимая предплечья, словно адреналин от наркотиков. Он вжался в бак, это не только стало желательным, но и необходимым, сила скорости была таковой, если бы он попытался сесть, он бы просто вылетел с мотоцикла.

Быстрее и еще быстрее, пока мир не превратился вокруг него в видеоигру без каких-либо последствий, коп и реальность быть пойманным грозила лишением ему лицензии, если не большим — он мог исчезнуть навсегда.

Он не боялся быть задержанным. И его совершенно не заботило, если он разобьется.

Он не переживал на этот счет.

Старая сельская дорога изгибалась под разными углами, он уворачивался от густых деревьев, которые сохранились не из-за уважения к их великолепию, а потому, что дорогу вокруг них было сделать дешевле и легче. Пастбища, на которых находились буйволы и пахотные угодья, где созревали соя с кукурузой, вскоре превратились в одну прямую линию. А потом последовало больше виражей. И еще один прямой участок.

Макс быстро нырнул, глянув назад, ну и ну, оказалось, что у него на заднице сидит Джефф Гордон, один из местных копов, парень прямо у него на хвосте и приближался…

Макс сфокусировался перед собой, нажал на рукоятку скорости и наклонился влево.

Или же он въедет в зад прицепа для перевозки лошадей, который двигался со скоростью четырех миль в час, или же…

Байк плавно пошел в нужном для него направление, он шел почти параллельно с тротуаром, шины едва дотрагивались до покрытия.

В этот самый момент из-за угла показалась машина на противоположной полосе.

Послышался визг резины. Нескончаемый гудок. Неизгладимое видение двух человек на переднем сиденье «Хонды» орущих, они приготовились к удару.

И в этот момент, перед глазами Макса не промчалась вся его жизнь. Он не вспоминал ни о ком, ни о Боге, ни о самом себе.

Пустота, в нем была пустота, как и в его душе.

И все же его тело отреагировало инстинктивно, он навалился своими сильными руками, выворачивая байк от столкновения, его накаченные ноги нажали по бокам акселератор, каждая молекула в нем оставалась в седле. А если он упадет? Он превратится в омлет из мозгов и, возможно, только с половиной руки и ноги.

Кроме того, даже когда перед ним маячила смерть, даже когда байк в дюйме прошел от переднего бампера седана и выскочил перед грузовиком с прицепом, он не почувствовал внутри себя ничего. У него не усилилось сердцебиение, неужели он не находит это столь удручающим?

Макс въезжал в очередной поворот и оглянулся через плечо. Коп съехал с дороги, полицейская машина впечаталась в какой-то кустарник и ее пытались вытолкнуть. Никто не пострадал, грузовик затормозил, «Хонда» тихо ехала к обочине дороги, полицейский вышел… так близко были… и практически ужасно замедлилось все, кроме него.

Когда последний свет покинул небо, Макс помчался в ночи.