— Ты что-то потерял?

Выругавшись, он резко обернулся и схватился за сердце.

— Ух. Привет… вернее, доброе утро.

Лиззи вошла в кухню с сонными глазами, густыми светлыми волосами, с гибким, крепким телом и запахом чистоты, словно солнце на востоке, освещая все внутри него, неся ему свет и тепло.

— Что ты потерял? — спросила она с улыбкой, проходя вперед, чтобы встретиться с ним на середине кухни.

Как только они обнялись, он прикрыл глаза.

— Ничего. Ничего.

Но хотя он почему-то был убежден, что если в данную минуту позвонит телефон и ему сообщат, что мисс Аврора только что умерла, он был уверен, что случилось это из-за того, что он не смог найти ее нож.

Выпрямившись, он убрал прядь волос с ее щеки.

— Давай я приготовлю тебе завтрак?

Она отрицательно покачала головой.

— Я не голодна. Может, я выпью кофе? Или… Точно не знаю. Воды.

— Уверена?

— Да.

Она подошла и села на табурет.

— Давно ты здесь?

Прислонившись к столешнице, он пожал плечами.

— Не долго.

— В этом есть свой смысл. Эта кухня принадлежит мисс Авроре. Если ты не можешь сейчас находится с ней, ты можешь быть здесь.

Он в сотый раз огляделся вокруг и кивнул.

— Ты однозначно права.

— Итак ты готов к сегодняшнему дню?

Лейн двумя ладонями потер лицо, потом нос.

— Можно сказать, и да и нет. Я хотел бы сегодня ее навестить. По крайне мере, у меня нет причин этого не делать… но чертовски трудно видеть ее в кровати, когда только аппараты поддерживают ее в живых.

— Я имею ввиду похороны твоего отца.

Лейн нахмурился и опустил руки.

— Ооо, черт возьми. Сегодня, именно тот день? — Она кивнула, он сжал кулаки и ему захотелось ударить по столешнице, причем, черт побери, громко. — Мне кажется, я немного упустил этот момент из виду.

Он хотел ей сказать, что последнее, что ему сейчас нужно, это тратить хотя бы час своего времени на похороны отца. Он не уважал этого человека при жизни. А уж при смерти? Самому отцу, черт возьми, было уж точно все равно.

— Проповедник придет? — спросила Лиззи.

Он готов был рассмеяться над ее словами.

— Я подумал и решил, что нет причин тратить время Божьего человека. Этот сукин сын находится в аду, где и заслужил быть…

— Да? А вот я подумал, что все еще живу в Кентукки.

При звуке мужского голоса Лейн обернулся через плечо. Джефф Стерн, его давний сосед по комнате университета, вошел на кухню, выглядя примерно так же свежо, как ромашка, простоявшая без воды шесть дней на подоконнике на солнцепеке. Причем, после того, как кто-то поиграл с ее лепестками в «Любит или не любит».

Тем не менее темные волосы Джеффа были мокрыми после душа, его городская шикарная оправа очков была на месте, и он был одет в деловой костюм, но не совсем официально, пуговицы были расстегнуты на воротнике, а также его ботинки из смешанной кожи были с дырочками — ветеран Уолл-стрит пытался одеваться в стиле кэжуал. Он держал пиджак на согнутой руке, а галстука вообще не было видно.

— Итак, мальчики и девочки, — произнес Джефф, положив пиджак на столешницу и проверяя газеты. — Как мы делаем… ой, эййййй, хорошая моя фотография. Это из годового отчета банка. Интересно, они получили на нее разрешение или просто украли?

Он наклонился, развернул газету и продолжил читать.

— Да, мне понравилась эта репортерша. Я собираюсь снова ее использовать, когда мне придется врать о том, что на самом деле, происходит с Брэдфорд бурбон.

— Так вы оказывается неправдивы? — поинтересовалась Лиззи.

— Ты собираешься морально давить на меня? — Джефф улыбнулся и отложил газету в сторону. — Сейчас военное время, поэтому все средства…. Ладно, возможно, мне стоило использовать слово «выкручиваться».

Лейн пожал плечами.

— Он сказал ей, что внебалансовое финансирование моего отца было частью общей стратегии диверсификации (вложения капитала в различные ценные бумаги)… которая закончилась не так, как хотелось бы.

— Вместо откровенного хищения. — Джефф подошел к холодильнику и достал молоко. — Хотя я отказывался назвать компании, в которые он вкладывал день, пресса все равно некоторые из них откопала… а дальше пошел треп, во скольких активах числилось имя Уильяма Болдвейна, не считая КББ. Мы до сих пор двигаемся в этом направлении, как в потемках.

— Самюэль Ти. справится со всем этим. — Лейн взял на себя смелость отправиться в кладовку и достать кое-какие запасы. — Мы создадим фонд доверия для всех этих активов задним числом. Все эти вторичные инвестиции будут на имя моей матери, будет присутствовать определенное положение, в результате которого банки не смогут взымать долги с семьи, возникшие от приобретения указанных акций, не включающих «Компанию Брэдфорд бурбон». Таким образом, незаконное присваивание денежных средств компании будет выглядеть со стороны законным, если вдруг нагрянут федералы… особенно, если учесть, что наша компания является частной, а мы единственные акционеры.

— Когда, — Джефф подцепил две тарелки и две ложки. — Вернее будет сказать «когда», когда появятся федералы. И теперь я тоже являюсь акционером, помнишь?

— О, верно. Думаю, я дам тебе половину от десяти центов, которые мой отец сумел заработать, но после того, как банки закончат свою борьбу, кому первому подать иск на нас. Ха-ха. Клянусь, этот человек cмог их обчистить.

Вдвоем они устроились за столешницей, обменялись коробкой хлопьев, залив обезжиренным молоком, и Лэйн почувствовал, как Лиззи не сводит с ним глаз.

— Знаете, — прошептала она с улыбкой, — я отчетливо могу представить вас, парни, в университете.

— Эх, — сказал Джефф, — кто мог бы подумать, что парень из Джерси и этот очень породистый босс, в конечном итоге окажутся вместе.

— Подбор, скрепленный небесами.

Они чокнулись своими ложками и вернулись к еде.

«Слава Богу за Джеффа», подумал Лейн. Инвестиционный банкир разгребал существующие проблемы, касаемые денег компании, работал с советом директоров, которое выкупил Лейн и Джефф, и нанимал новых старших вице-президентов.

Был шанс, что, по крайней мере, «Компания Брэдфорд бурбон» не рухнет окончательно в ближайшие часы. До тех пор, пока Джефф Стерн находился здесь в поместье, они могли бы с этим справиться.

Парень был настоящим белым рыцарем в блестящих доспехах.

Глава 5

В семейном древе Брэдфордов, в различных поколениях, насчитывалось в общей сложности семь женщин, носивших имя Вирджиния Элизабет. Традиция брала свои корни с Юга — именовать своих сыновей и дочерей одним именем. Трое, известных с такими именемами были еще живы: самая старшая, девяносто лет отроду, жила отдельно в высотке в центре Чарлмонта и до сих пор наслаждалась регулярными партиями в бридж и обедами в клубе. Средняя не настолько была полна сил, находясь в своем роскошном люксе в Истерли, хотя учитывая лекарства, которые ей выписывались, было бы справедливо отметить, что «маленькая» В.Э. также «наслаждалась» жизнью, но по-своему.

Но еще была Джин.

Самая младшая Вирджиния Элизабет, завидовавшая медикаментозному существованию своей матери. Находящаяся в блаженном неведении и не подозревающая о страшном положении дел, что удача отвернулась от семьи, чего никогда не было раньше. В конце концов, что говорилось о восприятии существующей реальности? Твое отношение к ней.

И если ты впадал в отчаяние, то выхода у тебя не было.

Джин вышла из своей ванной, находящейся в гардеробной, посвежевшей после душа, укутанная в шелковый халат с монограммой, цвета белых роз фрау Карл Друски, цветущих в саду под ее окном. Декор, который она выбрала для своего личного пространства был одним — везде белый. Белые ковры, белые простыни и одеяла, белые шторы на всех окнах.

Хотя она всегда предпочитала всплески цвета — блеск среди матовых поверхностей, отблеск, еле уловимый блеск звезд, как будто при полной луне, будь то на вечеринке или в самолете, в комнате или на отдыхе.

Разве это было не так легко сделать, когда деньги не имели значения.

Занимая место, перед салонным зеркалом, напротив палитр с косметикой и парикмахерских средств, она внимательно разглядывала профессиональные средства и инструменты, поблагодарив Бога, что была в курсе как ими пользоваться. У нее точно не имелось триста долларов, чтобы заплатить той женщине, которая приходила сюда и прикрывала свое амбициозное притворство, распыляя на нее загар и отбеливая зубы, и крутя ее, брюнетку, словно вокруг дирижерской палочки на триста градусов. И к этому добавлялась полная палитра косметики Шанель. И наряды, которые однозначно были в тренде.

Сколько сейчас времени?

Джин подняла часы Piaget и выругалась. Десять одиннадцать. До выхода оставалось всего сорок пять минут.

Ей необходим был час двадцать, чтобы подготовиться…

— Где мое обручальное кольцо?

Джин взглянула в освещенное, как и все вокруг, третье зеркало от трюмо. Ричард Пфорд, ее недавно ставший муж, стоял позади в очередной своей вариации Икабода Крейна, несмотря на то, что он был в темном костюме братьев Брукс, белой рубашке с клубным галстуком.

Она была готова поспорить, что он возник из чрева своей матери в подобном костюме.

— С возвращением, дорогой, — нараспев произнесла она. — Как прошла твоя командировка?

— Ты хочешь сказать «Добро пожаловать домой».

Джин готова была разыграть перед ним целое шоу, раскручивая полотенце с волос, нанося средства и используя фен. Она выждала, пока он снова заговорит:

— Где кольцо…

Она ударила включила фен. И улучшила свое шоу, наклонившись в кресле, ее густые влажные волосы заплясали под струей горячего воздуха.

Ричард выхватил шнур из розетки, она улыбнулась, по-прежнему склонив голову, скрытая своей копной волос.

Вернувшись в нормальное состояние, она дала ему время восхититься насколько красивой она была: ей не требовалось зеркала, чтобы увидеть отражение своих блестящих, густых волос, завивавшихся на концах, не требовалось зеркала, чтобы видеть, как светилась ее кожа и насколько были выразительными ее глазами под густыми ресницами. А потом вдруг она ослабила ворот халата, отворот раздвинулся, открыв ее удивительное декольте и изящные ключицы.

Она намеренно скрестила ноги, чтобы подол разошелся, открыв ее бедра.

Джин была не заинтересована возбуждать это пугало, своего собственного мужа, единственная цель, которую она преследовала своим шоу — показать ему, что он должен ценить и держаться за нее. Ричард Пфорд был скупым сукиным сыном с ужасным характером, видно, до сих пор не пережив свое детство среди учеников школы Чарлмонта, его мозг все еще пытался справится, поддерживая его веру в себя.

А именно, он был неудачником, и его окружение терпело его исключительно потому, что его семья была крупнейшим распространителем спиртной продукции по всей Америке… а еще и потому, что дети самых крутых семей Чарлмонта получали истинное удовольствие, поддразнивая его.

Брак Джин с ним был не более, как получение средств для себя и своего образа жизни. Взамен Ричард получил ее, самый высший трофей, о котором он только мог мечтать в средней школе, своеобразный билет, по крайней мере, своим собственным умом он это понимал, что получил также статус, которого своими заслугами достичь никак не мог, независимо сколько денег он и его семья имели.

К сожалению, этот брак выявил, что ей тоже приходилось платить определенную цену.

Но для нее, по крайней мере, это было ничто, она могла бы это вытерпеть…

«Справится», поправила она сама себя.

— Прости, ты что-то сказал? — спросила она прямо.

— Ты чертовски хорошо знаешь, что я сказал. Где мое кольцо?

— Да ведь оно прямо на пальце, где и должно быть, дорогой. — Она сладко улыбнулась и протянула ему свою руку. — Видишь?

Смачно выругавшись он схватил ее за волосы, навернув их на кулак, наклонив ее голову набок, боль выстрелила ей в шею и в плечо.

И появившийся некрасивый румянец на его впалых щеках, был малопривлекателен.

— Не играй со мной, Вирджиния.

Джин ярко улыбнулась, самая неправильная ее часть испытывала упоение от возникшей ссоры, желание что-нибудь разрушить, которое она так долго подавляла, с радостью готово было вырваться наружу, еще больше разжигая конфликт… до тех пор, пока один или они оба не выдохнутся.

Несмотря на то, что она решила измениться, ее отношения с Ричардом остались прежними, настолько знакомыми и постоянно бодрящими.

— Я хочу тебе напомнить, — прошипела она, — что последний муж, который жестоко обращался со своей женой под крышей этого дома, оказался в водопаде с отрезанным пальцем, на котором носил кольцо. Может, тебе стоит вспомнить об этом, пока ты не принялся за меня?