— Точно, — рассмеялась Инга.

— И тебе это нравится! — утвердил Игнат, рассматривая ее как-то по-особому.

— А то! — продолжала посмеиваться она. — Маркиза говорит, цитирую: «Инга, меня настораживает такая резкая перемена от буйствующей фигами всем девицы к житейской правильности. Не иначе, где-то в тебе черт притаился. Вот как выскочит, боюсь, полетим мы все клочками по закоулочкам!»

— А он притаился? — У Стрельцова аж глаза загорелись!

— А бог его знает! — сделав «загадочное» лицо, интригующе заявила она. — Ты как считаешь, можно орать металлику, сверкать ягодицами из клепаных шорт, а потом стать добропорядочной матроной?

— Верняк, притаился! — заверил серьезно Игнат. — Фенечка ваша не зря опасается, может и бабахнуть!

Они непринужденно баловались словами, Инге невероятно нравилось и дурачиться с ним, и откровенничать, но что-то такое… из иной «оперы» блеснуло у него в глазах, и она почему-то испугалась. Ну, не совсем испугалась — насторожилась в некой форме вопроса-ожидания. Что-то там из женского либидо и отзыва на невербальный мужской призыв. И она заторопилась отступить от начинавшей окутывать ее магии «мужчина-женщина».

— Ты прости, Игнат, можно спросить?

— При таком прологе мне следует опасаться вопроса? — уловил, считал ее «уход» Стрельцов.

— Я хотела узнать, почему вы разошлись с Мариной? Мне показалось, Маша обвиняет в вашем разводе больше ее?

— Да Маша всех обвиняет, — перешел на серьез Игнат, «отпуская» Ингу, — меня, мать, жизнь. Но, пожалуй, Марину больше, потому что она стала инициатором развода. Хотя если честно, то именно я, невольно, сделал все, чтобы мы разошлись.

— Я почему спрашиваю, — пояснила свою бестактность Инга. — У меня приблизительно такая же ситуация. У Федьки с отцом непростые отношения, даже скорее непримиримые. Я вот что думаю, Машина беременность не может быть результатом что-то доказать вам, в ущерб себе? Вроде излюбленного многими детьми: «Вот заболею, тогда пожалеете и плакать будете!»

— Уверен, что нет, — принялся размышлять вслух Игнат. — Мы сегодня с ней много и откровенно говорили, и я убедился, что ты была права, это как раз та история: «Ой, мы не знали, что так получится!» Мальчик, цитирую: «прикольный, классный, с ним весело», чего оказалось достаточно для секса, и контрацепция у них порвалась. Представляешь?

— Отчетливо! — И мягко коснулась непростой темы: — Жаль, что у Маши сложные отношения с матерью.

— Это потому, что они живут вместе. Жила бы Машка со мной, у нас были бы такие же скандалы. Мы видимся по выходным, да и то не каждым, но, когда вместе, свою порцию подростковых взбрыков я получаю.

— Так почему вы с Мариной все же развелись?

— Несовместимые разногласия, как говорят американцы о разводе.

И, не испытывая душевного дискомфорта или конфузливости, Стрельцов рассказал об их с Мариной отношениях, попутно неожиданно для себя осознав, что еще ни с кем и никогда не обсуждал этого: ни с друзьями, ни с отцом, ни с той же Мариной, ни даже с самим собой. Странно, не правда ли?

Странно устроена жизнь! Каким-то непонятным образом из-за большой личной проблемы он оказался здесь и теперь легко и спокойно откровенничает с женщиной, которую знает всего сутки. Чудны дела твои, господи!


С будущей женой Игнат познакомился, когда оканчивал аспирантуру и готовился к защите диссертации. Марина работала у них в институте лаборанткой. Стрельцов сразу обратил на девушку внимание — высокая, стройная блондинка с голубыми выразительными глазами, припухлым по-детски ротиком, румянцем на щеках — красавица девятнадцати годов.

Он подсел к ней за столик в институтском буфете в обеденный перерыв, прямолинейно знакомясь, без лишних сопутствующих в таких ситуациях ужимок. Себя, двадцатитрехлетнего тогда, он чувствовал оцененной, интересной мужской особью, немного бравировал своей востребованностью у женского пола и добротно так любовался собой. Полный пакетник молодого самца.

Да и Марина его самооценку лишь повысила, восторженно поглядывая на институтскую знаменитость, о которой с придыханием душевным перешептывались все женщины кафедры: от студенток до преподавательниц.

Ну, еще бы! В двадцать лет уже институтский диплом имел, аспирантуру досрочно оканчивает и, говорят, кандидатскую не заметит как защитит.

Любимый ученик декана, и спортсмен, и на гитаре играет-поет, да и симпати-и-ичный! А что еще девушкам молоденьким для обмирания надо — весь набор, даже с перебором, получите!

По сути, Игнат-то понимал, что ничем особо выдающимся не отличается от остальных. То, что раньше школу окончил, так это большое спасибо бабушке, которая занималась с ним тихими развивающими играми, благодаря чему легко и весело научила еще в пять лет читать, а потом и считать. И отцу спасибо, что вовремя заприметил тягу ребенка к познанию мира и поощрял, углублял предрасположенность характера, стремящегося обязательно докопаться до сути вещей. А то, что хобби, можно сказать, подготовило и направило к выбору профессии, так это повезло по жизни.

Ну, нравилось бы ему в детстве лепкой заниматься или наряды куклам шить, где бы он сейчас был и кем? Вот то-то. Повезло, одним словом.

А так человек обыкновенный.

Ничего подобного, разумеется, он Марине не объяснял, и не намекал даже, а ровно наоборот, пользовался с удовольствием сложившимся имиджем и утвердившимся мнением окружающих о нем, да еще всячески значимость свою чисто по-мужски подчеркивал.

Очаровывал девочку. И весьма успешно.

Игнату нравилось, что она такая целеустремленная, приехала из-под Выборга, из маленького городишки, учится на вечернем, работает лаборанткой, и не тянет ее в модельную кутерьму, срывавшую в тот далекий девяносто третий год крыши всем девочкам страны.

Тогда же первый бум был всяких «миссок из села Беспролазное» и «мисс Вселенная Гороховского района» с мужиками похотливыми в жюри.

А эта нет! И внешность убойная, всех бы победила, а фигурка! А волосы до попы естественого, родного, почти белого цвета! И не хочет она мисской быть, хочет образование получить!

А он поможет! А как же! Рыцарь влюбленный, а дама в стесненных жизненных обстоятельствах.

Влюбился Стрельцов сразу. Об их романе, бурном, шумном, жарком, но без скандала, знал весь институт.

Поскитавшись пару месяцев по общежитским и друзей-приятелей койкам, решили жениться, хотя бы для того, чтобы спокойно и регулярно заниматься любовью в собственной кровати.

Родителей Игната выбор невестки не удручил, но и в восторг не привел, отделались неясным: «Тебе с ней жить, ты и решай», но свадьбу справили достойную, со всей полагающейся данному мероприятию мишурой.

Стрельцов на всю жизнь запомнил один неповторимый момент, оставшийся яркой короткометражкой в памяти.

Они летели с Мариной в Сочи, первый раз вдвоем, на третий день после свадьбы, в медовый месяц. Она задремала, положив голову ему на плечо, а Игнат смотрел в иллюминатор. Самолет, накренившись на крыло, сделал поворот, и картина за бортом преобразилась, изменившись сказочно, — кипенно-белые облака вдруг окрасили золотистым ореолом лучи садящегося солнца, а на неправдоподобном небе цвета индиго засияла полная луна. Солнце — луна — облака. У него дух захватило от красоты божественной какой-то. Игнат повернулся к Марине, хотел разбудить, разделить с ней этот восторг. Но она так мирно, безмятежно спала, улыбаясь во сне, — чуть подрагивали реснички, выбившийся из прически локон упал на щеку, губки припухли от их бесконечных поцелуйчиков. И Стрельцов почувствовал, что вот это и есть настоящая красота в чистом виде!

Спящая у тебя на плече любимая женщина!

Почему-то навсегда в нем запечатлелся тот момент чем-то истинным — невероятная, потрясающая небесная красота природы за бортом самолета и не уступающая ей земная красота женщины.

Жили они вместе с его родителями, вроде бы неплохо, скандалов-выяснений не происходило ни разу, нюансы, естественно, имели место, а как же без них. И две хозяйки на кухне, и разные уклады жизни: у Стрельцовых свой, у Марины свой, и непонимание сторон. Но притирались как-то.

А тут Игнат ушел из института в Строймост. И что в институте денег было фиг — ребята, девяносто четвертый, какая наука?! Что на новой работе, ну, два фига!

А Марина сообщила, что беременна, к всеобщей радости. Порадовался мальчик Стрельцов предстоящему отцовству и глубоко, скорбно задумался: где денег-то на эту радость брать?

Он к начальнику — помоги, Михаил Захарович! Любые подработки, любой левак — жена беременна! А Михал Захарыч от досады только зубами скрипнул, кривясь, как от яду.

— Да какие подработки, Игнат! — махнул досадливо рукой. — Не бедствуем, конечно, так уж, чтобы пальцами подтираться, но и на икру красную не зарабатываем!

— И что, мне бригадиром на объекты выходить?! — психовал Стрельцов.

— Да ладно тебе, не кипятись! — пугался его решительности Михаил Захарович. — Есть у главного сейчас один проект, переговоры с заказчиками ведет, денег конторе нашей хороших поднять. Дак он, главный-то, у меня под него специалистов потребовал неженатых. Вот, думаю, Савушкина да парочку младших научных бессемейных пошлю.

— Что за проект? — оживился Стрельцов.

— В том-то и дело, что маета одна командировочная, и опасная к тому же. Выиграли мы заказ полной экспертизы мостов и связующих дорог для парочки африканских стран беспокойных. У них все коммуникации от боев бесконечных порушены, а сейчас, пока там относительное затишье, международная организация выделяет финансирование на восстановление основных магистралей, естественно, требующее предварительной серьезной экспертизы. Тендер на экспертизу выиграли мы.

— Я поеду! — заявил Стрельцов.

— Да ты себе представляешь, что это за жопа?! — расшумелся Михаил Захарович. — Там бои идут перманентные, повстанцы дикие, никакой связи практически нет, голод, болезни, условия не просто полевые, а фронтовые! Да и экспедиция предстоит не меньше чем на полгода! Жена тебя только во сне будет видеть, да и ребенок без тебя родится! А про риск я даже не говорю, огромный!

— Но заплатят-то хорошо? — выяснял Игнат.

— Да, хорошо! Не просто хорошо, а очень даже! Только если тебя там уконтрапупят, тебе это до лампочки будет! — продолжал бушевать начальник.

— А ты знаешь, Михал Захарыч, сколько детская кровать и коляска стоят? Нам, конечно, родители мои помогают, но и у них не от рэкета доход, а оклады!

— Ладно, Игнат, — тяжело, безысходно вздохнул Михаил Захарович, — ты посовещайся с женой, родителями, а я приказ о назначении придержу. Даю два дня.

Игнат посовещался, послушал дельного совета начальника. Мама в слезы, отец расстроился, Марина надулась обиженно.

— А ты подумал, как я учиться буду, если ты уедешь? — со слезами наехала она.

С первых дней Марина тяжело переносила беременность: токсикоз непроходящий, боли, перепады истерические настроения. А у нее третий курс института, самый трудный. Она и так-то не блистала в учебе, всегда с хвоста жиденькими троечками, пересдачами, а тут работу никто не отменял, и беременность тяжелая.

— Может, тебе академку взять? — предложил Игнат.

— Может, и взять, — размышляла она, перестав плакать, — но как я потом с ребенком на руках учиться буду?

— Родители помогут, бабушку попросим посидеть с ним.

— А знаешь, — задумчиво свела брови молодая жена, — тебе надо ехать! Ну, где мы еще такие деньги заработаем? Ты езжай, Игнат, точно. Такие заработки дважды не предлагают, и на дороге они не валяются!

Родители на вторичном совещании высказали серьезные сомнения по поводу необходимости этой поездки.

— Да при чем здесь деньги?! — уговаривала мама. — Что мы, втроем не справимся с жизнью и ребенком? Зачем голову свою подставлять и риск такой?!

Отец отмалчивался, только головой крутил. Марина неожиданно начала настаивать на командировке, аргументы, касающиеся заработка приводила, убеждая родителей. Игнат послушал, послушал их дискуссию и закрыл, сообщив, что решил ехать.

А Михаил Захарович обрадовался, не скрывая, что Игната пошлет:

— Понимаешь, нам надо себя проявить и показать институт самым наилучшим образом, чтобы заказы на наших специалистов косяком шли, а Савушкин слабоват для этого. Руководить не умеет, да до тебя ему еще жопой по лесу учиться и учиться!

Пришел домой Стрельцов и сообщил: через месяц улетает, уже проходит медицинское обследование, прививки обязательные делает, успеет ли вернуться к родам, неизвестно.

Марина в слезы, и почему-то на сей раз на одну тематику: как она учиться будет этот год без его помощи.

— Я все сделаю! — твердо пообещал Стрельцов, разозлившись.