– Как ты, дорогая? Как все прошло? Я рада, что тебе уже лучше! – просто и искренне поприветствовала Берту фрау Хельга.

Она всегда носила твидовые костюмы с юбкой-карандаш и пудровые туфли-лодочки, являя собой образец сдержанности и изящества. Волосы, которые она убирала высоко на затылке, были уже чуть-чуть присыпаны сединой, словно яблочный пирог сахарной пудрой.

– Благодарю Вас, фрау Хельга! – с улыбкой ответила Берта, ставя сумку на стул. – Все прошло спокойно. Я еще не в полной мере осознала нашу утрату. Пока что мне кажется, что бабушка Луиза рядом со мной и поддерживает меня. Она была очень мудрой и доброй женщиной.

– Подскажите, пожалуйста, шеф у себя? – вежливо осведомилась Берта у секретаря.

– Да, прошу вас, проходите, – ответил ей молодой юноша-студент, который проходил здесь стажировку. От Берты не укрылся его восхищенный взгляд, и это только добавило ей уверенности. Дверь плотно закрылась, и до коллег долетали только обрывки разговоров. В завершение беседы они услышали громкий и возмущенный голос шефа:

– Променять Стокгольм, блестящий деловой город, на какую-то деревушку в горах!

Однако он взял себя в руки и сухо добавил:

– Впрочем, это ваше личное дело. Я все подписал, можете забрать все ваши бумаги.

Берта вышла от него ничуть не расстроенная и не смутившаяся. Все в недоумении переглядывались между собой. Куда пропала прежняя зажатая и робкая Берта?

Берта, заметив, что наступило время обеда, с удовольствием пригласила всех в соседнее кафе и там, за чашечкой вкуснейшего кофе с марципановым печеньем, поведала коллегам о своих мечтах и планах, о безмятежной

жизни в уютном баварском домике, изредка потревоженном лишь пением скрипок и горных ветров.

На нее орехами сыпались вопросы: «А на что ты будешь жить? Где работать? С кем общаться?» Но для Берты все эти вопросы казались орешками Золушки, а под каждой скорлупкой пряталась возможность. Цель. Мечта.

Она чувствовала сердцем, что поступает правильно, и что главное – это найти в себе смелость приоткрыть свой сундук с мечтами и трудиться, а дальше… Дальше все сложится, как красивейшая флорентийская мозаика. Она готова была к поискам работы и возможным трудностям.

Но сейчас она училась плыть по течению жизни.

Училась доверять.


Глава 14.

Джонатан ехал из аэропорта в дом, где жили его отец с мачехой. Отец написал ему письмо и попросил приехать, а Джонатан знал, что тот не стал бы беспокоить по пустякам. Поезд шел медленно, мерно стуча колесами по рельсам, и перед Джонатаном, как в замедленной съемке, мелькали воспоминания из его детства и юности.

Он родился в пригороде Стокгольма, усеянном небольшими домами, наполненными белой мебелью, легкостью, воздухом и дружбой. Родительский дом стоял на холме, откуда открывался вид на долину и Балтийское море, и по утрам маленького Джонни будил крик чаек, потревоженных ветром или солнечными бликами.

Отец Джонатана, крепкий и решительный высокий мужчина, имел благородную внешность: отличную осанку, правильные черты лица, смелый открытый взгляд. Немудрено, что он покорил маму, как и многих других девушек в городке.

Мама, напротив, имела очень мягкий и добрый нрав,

была хрупкой и женственной, но очень сильной духом.

Дом она вела радостно и легко, и во всем чувствовалась

ее любовь: от разбросанных повсюду самодельных нарисованных открыток до веселых ярких занавесок и вкусных завтраков.

У Джонатана сохранилось много счастливых воспоминаний. С двумя младшими братьями и толпой соседских ребятишек они устраивали гонки на велосипедах, играли в футбол, жгли костры и пекли картошку. Ловили в пруду головастиков и смотрели, как те превращались в лягушат. Придумывали целые приключения, рисовали карты сокровищ, забирались на деревья, гуляли в лесу. Не было и дня, чтобы летом ребята вернулись домой вовремя, или чистыми, или и то, и другое вместе.

Но мама редко бранила их за это – детство должно быть настоящим: с ветром в разгоряченной голове, пением лесных птиц, со вкусом дикой земляники и запахом костра.

Часто дети заставали родителей за поздним ужином. Папа включал классическую музыку, и они ужинали, пили чай и разговаривали. Иногда мама не выдерживала и вставала покружиться в импровизированном вальсе, и широкая длинная юбка ее платья развевалась и кружилась

вместе с ней.

Когда Джонатану было 15 лет и он учился в старших классах колледжа, мама уехала утром на велосипеде в город и не вернулась.

До сих пор неизвестно, то ли водитель машины отвлекся на телефон, то ли солнце ослепило его или так было суждено. Даже упав с велосипеда и разбившись о каменную мостовую, мама была красива и безмятежна, как будто слушала вальс в своем теперь уже вечном сне.

И отец, и дети горевали долго и безутешно.

С домом и приготовлением еды они справлялись и сами, а вот видеть маму, слышать ее утешающий голос, любоваться тем, как грациозно она танцевала, кружась по дому, или с выражением читала вслух книги, смеясь и плача вместе с ними – о, сколько бы они отдали за это!

Отец прожил вдовцом семь лет, а затем повстречал Хелен – жизнерадостную, рыжую, улыбчивую, еще молодую женщину. Она, как и отец, работала юристом, и постепенно их дружеские встречи с обсуждением очередного громкого дела стали затягиваться допоздна, а затем и вовсе переместились на домашнюю территорию. Поженились они быстро, и детям пришлось привыкать к новым семейным

обычаям, а точнее, к их отсутствию.

Хелен очень ценила практичность, поэтому тщательно

прибрала дом, оставив в нем только самое необходимое. Дети стали скучать по разнообразно убранному и украшенному дому. У камина вечером нечем было укрыться, потому что «пледы собирают пыль». Красивая фарфоровая посуда была роздана соседям, потому что «за ней сложно ухаживать».

Единственное, что не отдал мачехе Джонатан, – это мамину библиотеку. Годами мама тщательно собирала красивые издания художественной литературы и бережно хранила их в зеркальных шкафах, проветривая книги самым лучшим образом – постоянным чтением.

С годами тоска по маме притупилась, как острый нож при частом использовании. Но стоило Джонатану вспомнить о ней, тоска накрывала его с новой силой. На этих волнах то светлой грусти, то глубокой печали он плыл к интуитивно верному выводу: ему хотелось создать семью с женщиной, похожей на маму. Главное – характером.

Понравилась бы маме Берта с ее глубоким умом и щедрым сердцем? Непременно.

А Марта?

Джонатан почувствовал, что у него заныло под лопатками.

Марта была слишком своенравна, независима, легкомысленна. Она понравилась бы мачехе, Хелен.

И, осознав это, Джонатан тяжело вздохнул.


Глава 15.

Мелодичный звон будильника разбудил Марту рано утром.

Она потянулась в своей любимой постели у окна, раздернула шторы и мечтательно улыбнулась. Небо ослепляло сапфировой синевой, солнце щедро делилось своим теплом.

После насыщенной рабочей недели ее ждал чудесный выходной. Море, солнце, друзья, Джонатан. Веселье, музыка, смех, коктейли, ленивый, беззаботный отдых. Хоть бы друзья снова не начали задавать ей и Джонатану навязчивые вопросы: «Когда у вас помолвка? В какой стране вы планируете жить? Сколько детей вы хотите?»

Все эти вопросы раздражали Марту. Это их личное дело, и они не обязаны ни перед кем отчитываться. По крайней мере, так она отвечала всем любопытным. На самом деле у нее не было ответов на эти вопросы.

Любила ли она Джонатана? Сложно сказать. Когда ее спрашивали об этом подруги, восхищаясь им и завидуя ей, она недоуменно пожимала плечами.

Им было хорошо вместе, вот и все. Жить ей пока нравилось раздельно. Не потому, что они еще не были женаты, нет. Ей хотелось видеться только в хорошем расположении духа и в отличной форме. Марта не любила болеть, и вид больных тоже ее отталкивал. Если Джонатан простывал, она присылала ему с посыльным свежую выпечку из пекарни и лекарства из аптеки, а сама приходила только к выздоровлению.

Марта ценила свою независимость, оберегала, стерегла ее, как хищник свою добычу.

Она прошла на кухню, сварила себе кофе с корицей и кардамоном, забралась на нагретый солнцем подоконник и задумалась. Когда в последний раз она чувствовала себя защищенной и любимой? Когда всецело доверяла миру и почти ничего не боялась?

Она вспомнила, что это было очень давно.

Марте было 7 лет, когда она возвращалась с родителями домой после веселого воскресного пикника у реки. Папа был за рулем, мама сидела рядом с ним на первом сиденье, Марта сидела позади и рассматривала зеленый шумящий лес за окном. Они включили радио и напевали вместе какую-то знакомую песню.

Они почти доехали до Мюнхена, когда у девочки в глазах все потемнело от ужаса. Она никогда не сможет забыть этот огромный грузовик, дикий скрежет, мамин крик… Все, что происходило дальше, она помнила с трудом, все было, как во сне. «Не со мной, не со мной», – повторяла девочка, но ничего нельзя было изменить. Она потеряла любимых родителей, а вместе с ними и ту девочку, которая относилась к миру с любовью и доверием.

Как доверять, когда у тебя отняли самое дорогое?

На память о родителях ей остался ворох разноцветных детских воспоминаний и совместная фотография в деревянной рамке, которую Марта повсюду возила с собой. На этой фотографии улыбающаяся девочка сидела у папы на коленях, крепко вцепившись в его сильную руку, а мама наклонялась к папиному плечу и сияющими глазами смотрела в объектив камеры.

Бабушки и дедушки давно жили там же, где теперь и мама с папой, и из родственников у Марты осталась только тетя Мэг, одинокая папина сестра.

Тетю Мэг нельзя назвать злой или бесчувственной женщиной, вовсе нет. Она была добра и хорошо ухаживала за Мартой, только как будто боялась испортить ее излишней

любовью. Старалась лишний раз не баловать, не целовать и не обнимать. Марта росла настороженной и замкнутой, друзей не заводила, погрузившись в учебу и книги.

Когда Марта окончила лицей и поступила в университет на факультет журналистики, у нее появилась мечта – как можно скорее начать работать, сосредоточиться на своей карьере и перестать зависеть от тети. Стать успешной, независимой и сильной. Возместить самостоятельно свое горькое детство новыми впечатлениями, успехами в работе, общением с новыми людьми.

Учеба давалась ей легко; ее острый ум и тонкое чувство юмора сразу располагали к интервью, к тому же она взрослела и становилась все красивее.

Когда Марта получила диплом и проработала полгода в Мюнхене, ей предложили работу в Греции, в Афинах. Как же она радовалась этой возможности отвлечься, поменять город, работу, жизнь!

Расставание с тетей Мэг не было тяжелым. Тетя мечтала пожить в одиночестве и насладиться спокойным ритмом жизни, что при Марте ей совсем не удавалось.

Во время учебы у Марты появились первые поклонники, которыми она жонглировала, как ловкий циркач, назначая

свидания легко и непринужденно. Она полюбила выходить в свет, общаться, дружить. Но настоящей привязанности она себе никогда не позволяла. Послушав рассказы подружек о всепоглощающей вечной любви, Марта сделала вывод, что это не для нее. Это казалось роскошью – всецело отдаться чувству, зависеть от другого человека, обо всем советоваться с ним и учитывать его мнение о своей жизни.

Переезд в Афины повлиял на Марту благотворно: она согревалась в лучах палящего южного солнца, смывала свои обиды и горькие воспоминания теплым, как молоко, морем, напряженно работала и весело проводила вечера.

Знакомство с Джонатаном почти убедило ее в том, что любовь и привязанность еще не окончательно закрыли перед ней свои двери. Он был слишком надежен, чтобы ее предать или обмануть. С ним можно было не бояться, ему хотелось довериться. Но у нее не получалось. Она всегда находилась в напряжении, в ожидании нападения или обмана. Как, находясь в таком состоянии, она могла думать о замужестве, семье и детях?

Пока что для нее это было за гранью фантастики.

И она позволяла обстоятельствам быть такими. В ее жизни был почти жених; взаимная привязанность. Она повела плечами от этого слова. Звучало как быть «привязанной», «на привязи».

Марта стряхнула все свои мысли, как крошки со стола, и проверила электронную почту.

Письма по работе она посмотрит вечером, а вот письмо от Джонатана… Улетел в Стокгольм? К отцу? «Отцу предстоит операция на сердце, и он попросил погостить у него неделю. Напишу позже о дате возвращения. Целую».

«На целую неделю! – рассерженно подумала Марта. – Джонатан не врач, чем он может помочь отцу? Он даже не попрощался со мной лично!»

Она не стала отвечать на письмо. То, что она не была готова признаться ему в любви, вовсе не означало, что Джонатан мог легкомысленно относиться к ней!

Стрелки часов показали девять – пора собираться на яхту. Так даже лучше. Она сможет хорошо повеселиться и не выслушивать нравоучения Джонатана.