– Конечно, это не слишком весело, – согласилась Мюйрин. – Но сейчас, после того, что ты мне столько привез, да еще с помощью Нила, я уже верю в успех. Единственное, что меня беспокоит, – это деньги, которые мы должны банку, а сумма эта немалая. Правда, они согласились ничего не пред­принимать, пока не закончится рассмотрение дела против бух­галтера и юриста. Но все же, если мне не повезет, нам все еще придется нелегко.

– Нил говорит, что купит столько леса, сколько вы можете ему поставить, а Филип, я убежден, не будет возражать против пары рейсов в месяц. Так что мы будем видеться довольно часто.

– Ты хочешь сказать, что так вы все сможете меня подстра­ховать, – отрезала Мюйрин.

– Нет, что ты, – возразил он. – Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы сомневаться в тебе. Я уверен, в конце концов ты убедишься в том, что Локлейн прекрасный человек. Он мне очень нравится.

– Я рада. Он действительно прекрасный человек, – тепло сказала Мюйрин. – Передай от меня горячий привет своим родителям и братьям, и, конечно, Нилу и моим родителям. Я буду очень признательна, если тебе удастся разубедить моих роди­телей ехать сюда.

– Я понимаю, Мюйрин. Не бойся, я представлю все в самом лучшем свете.

– Но не переусердствуй. Если мне придется продать помес­тье в случае отказа банка, они точно узнают, какие мы ужасные вруны – ты, я и Нил.

– У тебя все получится. На что хочешь спорю.

– У меня нет денег, и ставок я не делаю, – резко ответи­ла она.

– Тогда спорю на твой поцелуй, – пошутил Майкл.

– Чтобы я тебя поцеловала, вовсе не обязательно спорить, – рассмеялась Мюйрин и поцеловала двоюродного брата в щеку.

– Береги себя.

– Конечно, ты тоже.

Она проводила его до пристани и смотрела, как отчаливает корабль. Размышляя, почему ей так одиноко, она махала рукой вслед уплывающей «Андромеде», пока та не превратилась в кро­шечную точку на горизонте, а потом и вовсе скрылась из виду на тусклом сумеречном свете.

Глава 13

Примерно часом позже Локлейн обнаружил Мюйрин в кабинете. Он сел напротив, но она даже не подняла на него взгляд, с головой уйдя в расчеты.

– С вами все в порядке, Мюйрин? – мягко спросил Ло­клейн.

– Да, конечно. А что?

Его серые глаза сосредоточенно смотрели на нее.

– По-моему, вы какая-то грустная.

– Но ведь для грусти нет повода, не так ли? Благодаря под креплению, которое мы получили, дела обстоят как нельзя луч­ше, – живо ответила она.

– Я думал, что судебные дела, которые все еще находятся на рассмотрении, и проблема оплаты закладной вас продолжают угнетать.

Она покачала головой.

Однако Локлейн видел ее усталое бледное лицо и темные круги под глазами. – Вы хорошо спали этой ночью? – Прекрасно, – солгала она. Локлейн не сомневался в том, что она лжет. Из своей комна­ты, расположенной по соседству с комнатой Мюйрин, он слы­шал, как ночью она время от времени всхлипывала. В чем же дело? Почему она так странно ведет себя?

Были ли ее бессонница и вялость в течение последних не­скольких дней симптомом недавно пережитого горя или что-то другое не давало ей покоя?

Он пошел в кухню и принес оттуда чашку кофе, в которую предварительно добавил снотворное. Вскоре она начала клевать носом, и Локлейн перенес ее в постель. Ослабив ее платье, он подоткнул под нее одеяло. Он поцеловал долгим поцелуем ее губы, но тут же выругал себя за своеволие. Несомненно, она придет в ужас, если узнает о его мыслях …

И снова ночью из ее комнаты доносились стоны и всхлипывания. Обхватив голову руками, он заставил себя не заходить к ней. Заснуть рядом с ней было абсолютно невозможно. Ведь она доверяет ему. Он просто не имеет права разрушить это доверие. Он подошел к двери и тихонько разговаривал с ней, стоя у порога и не смея подойти ближе, боясь прикоснуться к ней, любить ее…

Следующий день был не особенно богат событиями, за исклю­чением того, что Мюйрин получила деньги за все свои пред­приятия, когда Патрик приехал из города. Она сразу же вы­платила вторую половину долга до единой копеечки кредиторам в городе, а затем обдумала дальнейшие планы относительно сбыта сельскохозяйственной продукции и лесоматериалов. В тот вечер Локлейн отметил, что она выглядела намного луч­ше, чем в последний раз, когда он ее видел, хотя оставалась очень уставшей, с темными кругами под глазами. Он знал, что она по-прежнему встает каждый день в пять-шесть часов утра. Даже принимая снотворное, она отдыхала все же недостаточно.

– Идемте, дорогая, вы же едва держитесь на ногах, – сказал он, взяв ее за руку и уводя из коровника, где она помогала с дой­кой. – У меня есть для вас снотворное. Я хочу, чтобы вы его приняли и хорошенько выспались этой ночью.

Глаза Мюйрин тревожно распахнулись.

– Нет, что вы, я не хочу!

– Мюйрин, это смешно. Никому из нас не станет лучше, если у вас будет упадок сил. Ну пожалуйста, ради меня, примите лекарство.

Мюйрин все еще выглядела взволнованно, но в конце концов последовала его совету и быстро все проглотила.

– Умница, – похвалил ее Локлейн, целуя в лоб. Мюйрин порывисто обняла его. Она не осмелилась признаться, как боится ночных кошмаров. Это прозвучало бы глупо, и ей пришлось бы сознаться в том, что она сама не желала при знать.

Она только собралась отпустить Локлейна, как вдруг ее колени подкосились и его лицо поплыло перед ее глазами.

– Господи, я так устала, – сонно пробормотала она. Он подхватил ее на руки и отнес наверх. Откинув одеяла, он уложил ее в постель, затем расстегнул верхние пуговицы ее платья и укрыл ее.

– Теперь спите, моя дорогая. Она нежно взглянула на него, проводя рукой по его гладко выбритой щеке.

– Спасибо тебе, Локлейн.

– Не стоит. Он мягко поцеловал ее в губы, затем поднялся с кровати, чтобы задернуть шторы, и оставил ее мирно дремлющей одну. И Локлейну казалось, что сам он едва заснул, когда вдруг услышал крик из-за соседней двери. Снова кошмары, подумал он, натягивая брюки и схватив рубашку, и помчался в спальню Мюйрин, Она отчаянно металась по кровати. Локлейн испугался, что она может удариться.

– Мюйрин, это я, Локлейн! – закричал он, тряся ее за плечи.

Но она продолжала метаться, кричала, стонала и выла как одержимая, так что ему пришлось держать ее.

– Нет, не надо! Нет! Ты не смеешь! Ты еще пожалеешь, вот увидишь! – выкрикивала она снова и снова. Один раз она даже крикнула: «Отпусти!» На какой-то миг Локлейн воспринял ее слова буквально, но она вдруг с бешеными глазами вскочила с кровати и принялась дергать ручку двери, словно пытаясь убежать от невидимого ужаса.

Она так и не проснулась, но в конце концов, когда сильные руки Локлейна обняли Мюйрин, ее крики стали утихать. Она несколько раз хватала ртом воздух и будто всхлипывала, но вскоре дыхание стало более ровным.

Локлейн положил ее на кровать и лег рядом, но уснуть так и не смог. Его потрясло ее поведение. Почему ее так мучили кошмары? Может, она снова и снова переживала ужас от не­счастного случая в гостинице?

Локлейн стал даже подумывать, а был ли то на самом деле несчастный случай, как он сказал отцу Бреннану? Тогда так ему преподнесла это Мюйрин. Наверное, ей нечего было скрывать, и в чем ее можно упрекнуть?

Как нелепо, ругал он себя, когда, оставив тщетные попытки уснуть, встал с кровати. Просто невозможно в чем-то ее обви­нять. Пристрелила его…

Он вернулся в комнату, в которой коротал последние ночи, и снял с соломенного матраса одеяла. Он обернулся ими, преж­де чем вернуться в соседнюю спальню и придвинуть стул к кро­вати. Затем тяжело опустился на стул и убрал с ее лица спутав­шиеся волосы.

Глядя на молодую красавицу в тусклом свете огня, он по­нимал, что она совершенно невиновна. Должно быть, шок от­того, что ей довелось увидеть своего любимого мужа мертвым, так подействовал на ее разум. Днем она старалась не замечать возникающую вновь и вновь перед глазами жуткую картину с зияющей в голове раной, но ночью это видение возвращалось к ней и не давало покоя.

Локлейн все больше злился на себя за то, что мог подумать, будто ему удастся за один день добиться ее взаимности. Разве сможет он так легко стереть любовь, которую она, очевидно, испытывала к Августину? Может быть, этот неотесанный пьяница такой любви и не заслуживал, но Августину и Кристоферу Колдвеллам всегда чертовски везло. Увы, это везение не распространялось на него и на его сестру Циару, которая снова начала вести себя очень странно, устало отметил он. У нее часто менялось настроение, и вся она стала какой-то отчужденной после того, как он сказал ей, что какое-то время должен нахо­диться в доме, чтобы не оставить без внимания Мюйрин.

Локлейн, должно быть, наконец задремал и проснулся, ког­да первые лучи солнца пробились сквозь щели между штор. Он выпрямился и обнаружил, что его голова лежит на одной по­душке с головой Мюйрин.

Он резко поднялся со стула и стащил с себя одеяла. Чего он явно не хотел, так это того, чтобы она обнаружила его в своей комнате.

В течение следующих трех дней Мюйрин выглядела более отдох­нувшей и, казалось, вернулась к своему былому спокойствию. Но все же он настаивал, чтобы она принимала снотворное каж­дый вечер. И каждую ночь она превращалась в настоящую вопящую бестию. Локлейн прибегал и держал ее, пока она не успокоится, после чего клал голову на подушку и засыпал бес­пробудным сном. Он всегда оставался сидеть на стуле рядом с ней. А что, если она проснется и увидит, что он лежит рядом с ней в кровати? Будет не так-то просто объяснить ей, что он делает в ее комнате.

Он всегда убеждался в том, что покидает ее спальню до того, как она проснется, чтобы она не смутилась, когда обнаружит его присутствие. Он понял, что она решила отрицать, будто что-то не в порядке, когда несколько раз он пытался завести разговор на эту тему. Во всяком случае, она тем больше отда­лялась от него, чем больше он пытался к ней приблизиться.

Мюйрин отчаянно переживала, что ей приходится делать вид, будто все нормально. Но чем больше Локлейн волновался, чем ближе он становился к ней, тем сильнее она его хотела. Она пыталась сказать себе, что это неправильно, так нельзя. Но ведь во всем остальном они были очень близкими партне­рами. В конце концов, что такого ужасного в объятиях и по­целуях? Хотя она была воспитана в таком духе, что женщина, желавшая мужчину, – распутница, сердце ее подсказывало совсем другое.

Она наблюдала за Патриком и Сиобан и за другими супру­жескими парами в поместье. Все они казались такими счастли­выми, любящими и нежными по отношению друг к другу. По­чему же она должна отказываться от всего этого только потому, что ее обманули, да еще из-за нелепого сословного деления? Мюйрин за свою жизнь встречала много мужчин, но ни с одним не могла быть полностью откровенной. С Локлейном же она могла говорить о чем угодно, и обычно так и бывало, но она заметила, как редко теперь они бывают наедине (если вообще бывают).

Я не должна поддаваться искушению, не должна, гуляя од­нажды во дворе фермы, с трепетом уговаривала она себя, ког­да его рука лежала на ее плече на опасно близком расстоянии от ее груди. Я хочу его, но что он обо мне подумает?

– Вы скучаете по дому? – спросил он у нее, не в силах объяснить ее странное поведение. – Вы уже устали от Барнакиллы?

Он выглядел таким грустным, что Мюйрин тотчас успокои­ла его:

– Нет, что вы, вовсе нет!

– А в чем же дело?

– О чем это вы?

– Я не могу вас понять. Вы уходите и часами сидите одна. Я вас почти не вижу, а если и случается, то только полчаса на кухне, когда там уже полно народу. Ну же, прошу вас, ведь я вижу, вы что-то задумали. Вы можете мне довериться. Возможно, я смогу чем-то помочь.

Мюйрин покачала головой.

– Я должна сделать это сама, Локлейн. Я же говорила вам, что не хочу от вас зависеть. Я, конечно, очень благодарна вам за все, что вы сделали, это так, но я должна быть сильной. Ско­ро суд над мистером Блессингтоном, может, тогда я буду более уверенной.

– Я делаю это не ради благодарности – с досадой заметил Локлейн. – Я волнуюсь, Мюйрин, вы же знаете!

– Да, знаю, иначе вы никогда бы не приехали в Барнакиллу, чтобы помочь своей сестре и старым друзьям, – ответила она, неправильно истолковав его слова.

– К черту Барнакиллу! – проворчал он себе под нос и по­шел, окончательно почувствовав себя полным идиотом.

Это было нелепо и смешно. Она испытывает к нему лишь благодарность. Какой глупой может оказаться попытка сбли­зиться с ней! Он хотел стать необходимым Мюйрин ради нее самой, а не ради процветания поместья. Но как только он сформулировал эти мысли у себя в голове, то понял, как все это нелепо звучит. – Как я вообще могу быть ей нужен? Разве она может меня хотеть? Я всего лишь управляющий поместьем, не более того, – пробормотал он.