– Знаете что, мы скоро сможем продавать излишки одеж­ды, – оптимистично сказала она Шерон. – Ну, когда у нас бу­дет достаточно вещей на зиму.

В поместье все заметили, что Мюйрин перестала улыбаться, разве что когда играла с Тэйджем, что бывало нечасто. Щенок преданно бродил повсюду за ней по пятам. Он бодро шагал на своих длинных лапах, когда Мюйрин неугомонно ходила от здания к зданию. Он устраивался у нее на коленях, когда она отдыхала, сидя на стуле, но случалось это редко.

– Почему она так тяжело работает? Что с ней случилось? – спросила Циара у Локлейна поздно вечером, услышав знакомый легкий скрежет, гравия, когда Мюйрин проходила мимо их дома.

Локлейн остановился, выжидающе прислушиваясь в надеж­де, что она зайдет его повидать. Когда звук удаляющихся шагов постепенно стих, он печально ответил:

– Мы с ней не разговаривали с тех пор, как она вернулась из Дублина. Я понятия не имею, что с ней творилось все это время.

Циара мрачно посмотрела на него:

– Ну что ж, может, это и к лучшему. Это убережет тебя от еще больших разочарований в будущем, если все закончится сейчас.

– Это я меньше всего хотел бы услышать, – отрезал он. Он выскочил из дома и направился в противоположную от Мюйрин сторону. Он знал, что, если встретится с ней по до­роге под пьянящим лунным светом, все закончится тем, что он окажется в дураках.

День за днем Мюйрин прилежно вела учет, подсчитывая, кто сколько часов работал и сколько должна семья в качестве ренты и платы за питание. Она с самого начала решила, что рабочие не должны считать себя слугами, и не хотела показывать, что с ее стороны это великая милость, тем более в тот момент, когда у нее было такое отчаянное финансовое положение, приходилось вы­купать закладную и нести еще столько разных растрат. Некото­рые работали в две и в три смены, пытаясь выплатить свои долги, и Мюйрин молилась, чтобы у них все получилось.

Ее зять Нил продолжал поддерживать ее, покупая все больше лесоматериалов, которые они заготавливали в лесах, приобретенных у полковника и Малколма Стивенса. Расчистить лес под пашню было не так-то просто, но она хотела добиться этого, чтобы сохранить твердую древесину для плотничества Локлей­на и чтобы объединить старые и новые участки поместья. Когда деревья были вырублены, а пеньки выкорчеваны, высвободилось больше земли под пастбища, и можно было увеличить стада, а уже имеющиеся пастбища использовать под поля.

Когда наступил июль, она повеселела, довольная ходом дел в поместье, и почувствовала облегчение, убедившись, что все делает правильно после всего того ужаса, который пережила в мае в Дублине.

Единственное, что ее сейчас беспокоило, это отношения с Локлейном, который все так же избегал ее и никогда не оставался с ней наедине с того момента, когда они так резко обменялись словами в коротком неприятном диалоге. Она отчаянно скуча­ла по нему, но он оставался таким же сдержанным, как и все жители Барнакиллы. Она уже начала бояться, что испортит их отношения или понесет наказание за то, что сделала, даже зная, что это к лучшему.

Локлейн сразу же решил, что между ними все кончено. Он был уверен, что поездка в Дублин стала началом ее депрессии, потому что она затосковала по своей прежней жизни.

Его предположения были недалеки от истины, но Мюйрин представить не могла, о чем он думал. Она невнятно пыталась объяснить ему свое поведение, ничего не раскрывая. Она осо­знавала, что, возможно, когда-нибудь он узнает всю правду, если порасспросит Эмму и Сэма и те очень подробно расскажут о ее прошлом, но сейчас они выполняли ее указания и молчали, занимаясь своим делом и не вступая ни с кем в контакты, за исключением общения за едой.

Однажды вечером в конце июля Мюйрин отправилась по­видаться с Локлейном в мастерскую и с облегчением обнару­жила, что он там.

– Прошу вас, Локлейн, нам нужно поговорить спокойно, без раздражения и ссор, – быстро сказала она, увидев, что он со­бирается уйти.

Он хотел ответить, что занят, но более шести недель этой безысходности оказались слишком долгими. Она была ему не­обходима. Он молился только, чтобы она сказала ему что-то, что он будет рад услышать.

Он положил инструменты.

– Хорошо.

Она пошла впереди него по направлению к своей конторе. Когда они вошли, она налила по рюмке отвратительного лике­ра, который всегда пил Августин. Локлейн заметил, что у нее трясутся руки, но ничего не сказал, терпеливо ожидая, когда она начнет.

– Я хотела поговорить с вами о том, как, вернувшись домой, я нагрубила вам. Все дело в том, что вы резко схватили меня и сделали больно. Я вдруг почувствовала себя беспомощной. Я знаю, что вы не хотели причинить мне боль, и я поступила необдуманно.

– Что-то еще? – мягко подтолкнул ее к продолжению Ло­клейн.

Она подошла и села рядом с ним.

– Когда я уехала отсюда, ко мне вернулись страшные сны. Думаю, это из-за того, что я вернулась в Дублин и меня пресле­довали ужасные ассоциации, связанные со смертью Августина. Надеюсь, вы понимаете, что я просто теряла рассудок. Простите, если я вас расстроила или оттолкнула. Ведь с января столько всего произошло. Я старалась, чтобы все как-то наладилось, строила планы на будущее. Я-то ведь не привыкла ко всему этому. До приезда сюда я вела спокойную, обеспеченную жизнь. Я знаю, что это не оправдывает моих поступков, но прошу вас, постарайтесь быть терпеливым к глупой девчонке и простить меня… Я скучала по тебе, Локлейн. Я хочу, чтобы мы попытались все восстановить, чтобы между нами все было так же, как до моего отъезда. Может быть, неправильно, что я хочу тебя, что я так сильно полагаюсь на тебя, но я больше не могу справлять­ся со всем сама. Я больше не хочу делать все сама, Локлейн.

При этих словах Локлейн раскрыл объятия, и она бросилась к нему и крепко обняла. Он успокаивающе гладил ее по спине, но сразу как-то не находил слов. Он серьезно опасался, стоит ли возвращать все на круги своя, не только потому, что она, несомненно, раскаивалась, а потому, что она все еще страшно переживала из-за смерти Августина.

– Если ты действительно этого хочешь, Мюйрин, мы, конеч­но, можем попытаться вернуть то, что между нами было. Но как ты сама сказала, ты еще очень молода. Однако это не порок. Ты справилась гораздо лучше, чем многие люди вдвое, а то и втрое старше тебя. Но ведь у тебя впереди целая жизнь. Я на­много старше тебя, Мюйрин. Ты можешь когда-нибудь пере­думать. Учитывая, сколько всего произошло, думаю, тебе сна­чала нужно серьезно все обдумать. Ты же сама сказала, еще в начале января, что хочешь быть сильной. С тех пор я был рядом с тобой. Но может случиться, что когда-нибудь ты ре­шишь, что я тебе больше не нужен.

– Ты действительно нужен мне, Локлейн. Это правда, – сквозь слезы проговорила Мюйрин.

– Нет, Мюйрин, это не совсем так. Ты одна поехала в Дублин и справилась. Я уверен, это было нелегко, но ты сделала все сама. Ты сильная, Мюйрин, но тебе не нужно все время быть сильной. Ты так много работала в течение последних нескольких недель. Позволь мне взять часть твоих дел на себя. А если все-таки при­дет время, когда я буду больше тебе не нужен, я пойму.

Мюйрин устало опустилась в кресло, окончательно подавлен­ная тем, что он совершенно не допускал их совместного буду­щего. Она молча сидела, чувствуя себя совершенно разбитой.

Наконец он смягчился.

– Ну пожалуйста, дорогая, я не могу видеть тебя такой из­нуренной и бледной. Это не ты.

Мягко взяв за руку, он помог ей подняться со стула и отвел; в комнату. Он уговорил ее лечь в постель, а сам сел на край кровати.

Он нежно взял ее руку в свою и проговорил:

– Где та девушка, что управляла коляской и четверкой лошадей и играла со мной в снежки в Дублине или лазила с Тэйджем по деревьям?

Он потянулся к щенку и ласково потрепал его за холку, а тот улегся в ногах своей хозяйки.

Мюйрин лежала молча. В глубине души она была разочаро­вана. Хотя вряд ли ожидала от Локлейна каких-то объяснений в любви.

Не получив ответа, Локлейн стал подниматься с кровати. Мюйрин тут же протянула руку и вцепилась в него.

– Пожалуйста, не уходи. Мы же еще не закончили разговор. Ты еще не сказал, что прощаешь меня.

Локлейн горько рассмеялся.

– Мне нечего прощать. Правда. Ведь сердцу не прикажешь, разве не так? Прости, что я расстроил тебя. Я не понимал. Я слиш­ком давил на тебя. Но ты не моя собственность, дорогая, так же, как и я – не твоя. Признаюсь, я не всегда согласен с твоими решениями насчет школы, полей, торговли. Но я хочу, чтобы у тебя были собственные суждения и идеи, свои эмоции и чув­ства, даже когда я обнимаю тебя так крепко, как сейчас, – он поцеловал ее в лоб. – Иногда заботиться – значит знать, когда нужно отпустить.

Мюйрин посмотрела в его серые стальные глаза и не увиде­ла и следа той искорки, что когда-то мерцала в них. Локлейн почти потерял надежду. Ему было тяжело осознать, что Мюй­рин действительно хочет снова быть с ним. Даже если и так, как долго это продлится?

Он больше не знал, о чем она думает. А знал ли раньше? Было столько укромных уголков ее души, в которые он еще не проник из страха потерять ее, как когда-то потерял Тару. Теперь же он просто чувствовал себя одиноким и измученным, к тому же неуверенным в том, что способен сделать ее по-настоящему счастливой.

Он подтянул одеяла к ее подбородку и подвинулся, чтобы задуть свечи.

– Ты уже уходишь? – спросила она с откровенным разо­чарованием в голосе. – У нас же не было возможности обо всем поговорить.

Локлейн покачал головой.

– Мы ведь не должны решить все прямо сейчас, правда? Мне надо вернуться к работе, и к тому же, похоже, ты устала, Мюйрин.

– Не уходи, – сквозь слезы попросила Мюйрин. Локлейн не видел, чтобы она плакала, с тех самых пор, когда овдовела.

Он заметно изменился в лице и предложил:

– Я посижу с тобой, пока ты не заснешь, хорошо? Мюйрин погладила его по щеке и потянулась, чтобы страст­но поцеловать его в губы.

Несмотря на отчаянные усилия держаться от нее подальше, Локлейн не мог устоять против ее пылкого поцелуя. Скоро он, уже обнаженный, любил ее так нежно, что почти поверил в то, что это сон. Мюйрин вздыхала под ним и стонала, а после дол­гого оргазма вдруг зарыдала.

Локлейн обеспокоенно спросил, не сделал ли он ей больно, но она покачала головой и в конце концов уснула в его объ­ятиях.

Он не мог заснуть, лежа рядом с ней, а она свернулась рядом, как котенок. Время плыло час за часом, а его дурные предчув­ствия все росли.

Наконец, когда ранний утренний свет пробился сквозь што­ры, он освободился из ее объятий, оделся и молча вышел.

В течение нескольких следующих дней Локлейн видел, что возобновление их отношений, похоже, никак не улучшило настро­ения Мюйрин. Не было на ее лице той радости, которую он видел на пляже в Россноулаге и тогда, когда она резвилась, бе­гая по поместью в свой день рождения, а Тэйдж гонялся за ней, весело скача у ее ног.

Он не сомневался, что возвращение Мюйрин в Шотландию – это лишь вопрос времени. Подозрение подтвердилось, когда июль сменился августом и на горизонте темной тучей замаячил новый кризис для Мюйрин и Барнакиллы.

Мюйрин молила Бога, чтобы он избавил их от каких бы то ни было катаклизмов, но в начале августа стали просачиваться слухи, что в Европе плохой урожай картофеля из-за необычай­но холодной весны и очень влажного лета.

Поместье находилось гораздо севернее, и Мюйрин знала, что здесь убирать урожай начнут лишь в конце августа, а карто­фель – до конца октября, и молилась за хорошую погоду. Но густой холодный туман, казалось, поселился над всей страной и сопровождался странным запахом гнилых овощей. Одним серым августовским утром Мюйрин выглянула в окно и вер­нулась в теплые объятия Локлейна.

– Там явно мрачно, – сонно сказала она, дыша ему в плечо.

– Может, ты возьмешь выходной для разнообразия? – пред­ложил Локлейн. – И сразу почувствуешь себя гораздо лучше, Мюйрин. С тех пор как ты сюда приехала, вот уже семь месяцев подряд, ты трудишься как раб. Съездила бы в Эннискиллен прогуляться по магазинам или навестила Присциллу с мальчи­ками в Грейндже. Я уверен, они будут рады тебе.

– Заманчиво, но не могу. У меня сегодня очень много дел. Да и если бы у меня был выходной, я бы целый день провалялась в постели. Не скажу, что я делала так дома. Мне всегда было чем заняться, но я часто сидела в постели и читала, пи­сала письма или еще чем-нибудь занималась. Так что один день в постели пришелся бы мне очень по душе. Но не сегодня.

– Почему?

– Потому что я случайно узнала, что у тебя тоже огромный список дел на сегодня.

Локлейн нахмурился и опустил глаза.

– Ведь не думал же ты, что я захочу провести целый день в постели одна? – улыбнулась она. – Разве это так весело?

Локлейн, расслабившись от ее слов, наконец-то улыбнулся и крепко прижал ее к себе.