– Ты? Принцесса из сказки? – презрительно усмехнулся он. Она подняла руку, чтобы остановить его насмешки.

– Пожалуйста, не начинай. Недавно ты уже объяснил пре­дельно ясно, что думаешь обо мне. Прости, что мне здесь не место. Но если не здесь, где же тогда? Уж точно не в Шотландии, после всего, что мне довелось пережить.

Его непоколебимое самообладание пошатнулось, когда он посмотрел в ее аметистовые глаза, наполнившиеся слезами.

– Твое место здесь, в моих объятиях.

Он привлек ее к себе и закрыл ее рот страстным поцелуем. Она изо всех сил уперлась ему на грудь и оттолкнула его.

– Но ведь ты только что сказал, чтобы я выходила за Кристо­фера! Как ты мог подумать, что мне придет в голову подчинить­ся ему! Ты совсем меня не знаешь, даже после всего, что было!

– Ты права, я не знаю тебя. Сейчас я чувствую, что ты для меня совсем чужая. Я даже не могу обнять тебя, чтобы ты меня не оттолкнула. Я вижу, что ты меня избегаешь, скрываешь от меня что-то, даже о моей сестре! Я думал, мы договорились быть честными друг с другом. И ты еще требуешь от меня правду! А как насчет того, чтобы я услышал правду от тебя? Ты не со­бираешься выходить за Кристофера, и ты знаешь о моем про­шлом, а ты не можешь просто простить меня? Я знаю, ты злишь­ся, что я от тебя что-то скрываю, но, похоже, здесь не только это! Ты убегала от меня всю последнюю неделю. Ты отталкивала меня так, словно испытываешь ко мне отвращение. Если ты не влю­блена в кого-то другого, скажи мне, что я не так сделал.

Мюйрин почувствовала, что слабеет, и подошла поближе, чтобы положить руку ему на талию.

– Ты прав, я злюсь и разочаровалась в тебе, и я растерялась от всего этого. Я хочу доверять тебе, и я уверена, что со време­нем смогу. Поверь мне, то, что я пока не с тобой, не имеет ни­какого отношения к тому, что ты сделал или не сделал, сказал или не сказал.

– Тогда зачем это? Почему нам нельзя побыть вдвоем? – Потому что я боюсь, – призналась она наконец.

– Боишься чего?

– Мы были неосторожны, Локлейн. Я удивляюсь, как я до сих пор не забеременела.

– А ты уверена, что не забеременела? – спросил Локлейн, и волнение отразилось на его красивом лице.

Она кивнула.

– Но почему именно сейчас? Раньше тебя это не беспокоило! Ты боишься, что это свяжет нас?

– Просто сейчас не время, учитывая голод и все, что проис­ходит. Прошу тебя, Локлейн, я не осуждаю какие-то твои действия, и это не имеет отношения к моим чувствам. Все дело в угрозах Кристофера и в том, что голод начинает одолевать нас. Ведь когда мы приехали сюда в январе, дела тоже обстояли ужасно, но тогда я по крайней мере была уверена, что у меня есть крыша над голо­вой и что я смогу, пусть даже тяжело работая, сохранить поместье. Но если я проиграю Кристоферу, ему достанется поместье, и мне придется начинать все сначала где-нибудь в другом месте. Это будет нелегко, и ты это знаешь. Я не хочу рисковать будущим ре­бенком в подобных обстоятельствах. Как ни странно, я рада, что Кристофер вернулся. Это помогло мне узнать всю правду о нас, расставить все по местам. Теперь я все знаю про тебя, Тару и тво­его отца. Мы с тобой никогда не говорили о будущем, о наших чувствах. В общем-то мы никогда не говорили о наших отноше­ниях. Все будто бы происходило в тумане, созданном нашими фантазиями в моей маленькой комнате. Но мне нужно знать, ка­ким ты видишь наше совместное будущее. Как ты считаешь, есть ли оно вообще? Всего несколько минут назад ты советовал мне выйти за Кристофера ради сохранения Барнакиллы.

Локлейн вздохнул. Он хотел сказать о своей искренней люб­ви к ней. Но в нем говорила гордость, и он попытался поступить благородно, отрекшись от нее.

– Я думаю, ты права, мы были неосторожны и глупы. Я дей­ствительно не знаю, что будет с каждым из нас через пять лет. Возможно, нам лучше разойтись сейчас, пока никто не причинил другому боль. Теперь я понимаю, что ты никогда не сможешь сно­ва доверять мне, после того как Циара рассказала тебе о отце.

Он развернулся, собираясь выйти.

Мюйрин побежала следом и, обогнав, встала перед ним, что­бы он посмотрел ей в лицо.

– Да не в этом дело! – Она пыталась взять его за руку. Ей очень хотелось сказать ему, как сильно она его любит, но как она могла это сделать после того, как он только что заявил, что не видит для них будущего? – Я тоже хочу быть честной с тобой, но есть некоторые вещи, о которых я не имею права рассказать, по крайней мере сейчас. А ты, кажется, так хочешь, чтобы мы больше не были вместе, что мне интересно, есть ли вообще смысл сохранить Барнакиллу и попытаться остаться здесь, если выяс­няется, что я никогда ничего для тебя не значила.

Локлейн протянул руку, погладил ее по щеке и крепко обнял.

– Прости, я причинил тебе боль. Я этого не хотел. Я хотел, чтобы тебе было хорошо, хотел быть с тобой. Да, это правда, я обманул тебя. Я бы никогда не привез тебя в эти руины. Но ведь ты осталась здесь не только из-за меня – я знаю. Ты тру­дилась больше, чем кто-либо в поместье. Но я не могу просто сидеть и смотреть, как ты теряешь драгоценные дни своей мо­лодости, чтобы заниматься адским трудом при такой ничтож­ной отдаче. Если Кристофер выиграет, то наш провал будет полностью на моей совести. Если же он проиграет, думаю, тебе стоит продать поместье.

– Но, Локлейн, ведь ты же уедешь вместе со мной, и Циара с нами? – мягко попросила Мюйрин.

Он отступил от нее на шаг и вздохнул.

– Если бы у меня было хоть что-то за плечами, я бы одарил тебя вниманием и подарками, о которых ты могла только мечтать. Но мне нечего тебе предложить, кроме себя, а этого недо­статочно. Все, что у меня есть, – это одежда на мне и мои руки, которые кое-что умеют.

– Для меня этого было бы достаточно, если бы ты был уве­рен, что любишь меня, – сквозь слезы проговорила Мюйрин, хватая его руку и прижимая ее к своей щеке.

– Я был бы уверен, что люблю тебя, если бы был уверен, что тебе будет этого достаточно, – признался Локлейн. – Но я очень боюсь, что потеряю тебя, если позволю себе тебя лю­бить. Да, я знаю, что ты волнуешься за меня. Но откуда мне знать, что все это не превратится в ненависть через пару-трой­ку лет? Или даже через два-три месяца? Ты просто разочару­ешься во мне. Я только отниму у тебя время. Мне нужно было отпустить тебя еще в августе, когда ты вернулась из Дублина такая расстроенная. Я не виню тебя, что ты тоскуешь по боль­шому городу…

Мюйрин горько рассмеялась и покачала головой.

– Нет, Локлейн, ты сильно заблуждаешься!

– А что же случилось, в таком случае? Почему ты избегала меня, как и сейчас? Боялась иметь от меня ребенка? На самом деле, после того как ты вернулась оттуда, ты уже не была такой, как раньше. Ты обвиняешь меня во лжи, в том, что я утаивал от тебя что-то, а сама ты разве не делала того же?

Мюйрин пыталась избежать взгляда его горящих серых глаз, но он взял ее за подбородок и заставил посмотреть на себя. Аметистовый взгляд таинственно смешался с серым, когда он потребовал ответа.

– Если ты так настаиваешь на том, чтобы знать правду обо мне, почему ты мне все не расскажешь? О себе и Августине, о вашем браке, о том, как он умер. О Дублине, обо всем осталь­ном, о чем ты мне никогда не говорила.

Глаза Мюйрин панически расширились, и она, вырвавшись от него, направилась к камину погреться. Она энергично потерла руки, как будто пытаясь отчистить их от грязи, и дотро­нулась до виска.

– Мне нужно время подумать. Я не все могу рассказать, есть и не мои секреты.

– Чего ты боишься? Ты что, в опасности? – спросил он с не­ожиданным чувством беспокойства.

Мюйрин вздохнула.

– Нет, не то чтобы в опасности. Я просто не знаю, как ты на это отреагируешь. В таком положении, может быть, не время ворошить прошлое?

– Но ты признаешь, что лгала мне?

– Хорошо! Да, я лгала! Я просто не договаривала! Но разве ты не видишь, что это было сугубо личное? Ведь и ты не рас­сказывал мне о своей любви к Таре.

Он скривился.

– Хорошо, если хочешь поговорить об этом сейчас, мы поговорим. Тебе могут не понравиться подробности, но…

– Нет, Локлейн, не сейчас, мне нужно идти. Вот-вот нач­нутся роды, а Брона просила меня помочь. Она мой хороший друг. Я не могу бросить ее после всего, что она для меня сде­лала.

– Черт возьми, Мюйрин, но мне ты тоже нужна! Мюйрин поспешно отступила от него, прежде чем он успел обнять ее за талию.

– Не сейчас, прошу тебя. Мне пора! И мне нужно время подумать. Мы скоро снова поговорим, обещаю, только не сейчас!

Он видел, что она зашла в тупик, и поднял руки, показывая, что сдается.

– Ну хорошо Я обещаю не трогать тебя, не подгонять. Ты знаешь, где меня найти, если я понадоблюсь. Я буду в мастер­ской. Я буду спать там же на чердаке, если ты собираешься остаться с Циарой, чтобы присматривать за ней.

Он вернулся в свою комнату, чтобы взять чистое постельное белье, и выскользнул за дверь, оставив Мюйрин наедине с ее путаными мыслями.

Она сидела, уставившись на огонь, минут пять, прежде чем подняться и идти принимать роды.

Она не присела всю ночь, но была рада помочь Броне. Прини­мая роды, она как-то отвлеклась от своих мыслей. Она знала, что, если бы осталась в своей комнатушке или в доме Локлейна, все равно бы всю ночь ворочалась.

Когда солнце начало подниматься над горизонтом, младенец наконец родился. Мюйрин держала мальчика на руках и спра­шивала себя, каково оно было бы – иметь собственного ре­бенка. Она была так занята, устраивая дела в поместье, что ей некогда было даже подумать, во что может вылиться ее будущее с Локлейном.

Брак? Дети? Чем больше она об этом думала, тем отчетли­вее понимала, что только этого она и хочет на самом деле. Барнакилла, ее новая семья, крестьяне – все это требовало сил и приносило удовлетворение. Но как же любовь? Все, чего она достигла, ничего не значит, если рядом нет Локлейна. Она преданна ему и телом, и душой. Почему же они не могут по­жениться и быть счастливы? Когда судебное разбирательство закончится, они могут урегулировать свои отношения, разве не так?

Однако ее жизнь теперь так запутана, что в данный момент лучше оставить все как есть. Она не может признаться ему в сво­их чувствах, не рискуя возобновить близость, а она дала слово Циаре. А еще она пообещала, что не расскажет Локлейну о Кри­стофере. Все это нужно держать при себе до тех пор, пока не выяснится наверняка, имеет ли она право на Барнакиллу.

У меня ведь будет достаточно времени? подумала она, омы­вая новорожденного и заворачивая его в одеяло.

Глава 24

Около девяти часов следующего утра в дверь конторы посту­чали.

Мюйрин грустно смотрела, как заглянул Локлейн с камен­ным лицом.

– Я пришел не спорить с тобой, Мюйрин, – прямо сказал он. – Я пришел сказать, что к причалу подплывает корабль. Это «Андромеда». Я думал, может, ты хоть выйдешь на при­чал.

Она попыталась скрыть облегчение от услышанной новости. Только бы они привезли продукты…

– Я сейчас, – пробормотала она, избегая его взгляда. Она стянула растрепанные волосы в тугую косу, умыла лицо и руки ледяной водой из ванны и отряхнула пыль с темно-сине­го платья. Набросив капюшон, она устремилась к причалу так быстро, как только могли нести ее подкашивающиеся ноги. Она не могла поверить в свою удачу. Все ее молитвы были услышаны! «Андромеда» приплыла! Вот так подарок к Новому году!

Корабль причалил, и команда тут же начала выгружать за­пасы. Там были бочки с пшеницей, мукой, овсом, а также репа, лук и свекла. Если они будут экономны, им хватит еды на целую зиму.

Она сбежала вниз к причалу, надеясь увидеть своего кузена Майкла. На палубе стояли двое, и один из них, высокий человек с седеющими темно-каштановыми волосами и дружелюбным выражением лица, повернулся, чтобы ее поприветствовать.

Мюйрин изумленно моргнула и бросилась в его объятия с вос­торженным возгласом:

– Нил! И Филип! Как вы? – спросила она на одном дыхании, а зять закружил ее, с сожалением отметив, как она похудела и побледнела.

Филип, проворный, темноволосый юноша, залился краской от такого бурного проявления ее чувств и смущенно заметил:

– Надеюсь, ты не возражаешь. Я тоже хотел тебя увидеть. Я столько наслушался о твоей здешней жизни, что, признаться, просто обязан был приплыть сюда и посмотреть, как ты устро­илась.

Она взяла Филипа за руку.

– Возражаю? Что за глупости. Я очень рада видеть старого друга. Конечно, многого из всего этого не было бы, если бы вы не отдали в мое распоряжение «Андромеду».

Она покраснела, вспомнив, в каком состоянии ее платье, во­лосы и мозолистые руки, – она была полной противополож­ностью благовоспитанным светским джентльменам, которые смотрели на нее как на незнакомку. Она лгала им о своей жиз­ни так же, как и Локлейну.

– Элис хоть не с вами? – обеспокоенно спросила Мюйрин. – Не то чтобы я не хотела видеть ее и малышку, но, как видите, я не ждала гостей.