— Не все ведь такие раскованные, как ты. Главное — чтобы Сету нравилась.

— Да, конечно.

Но по ее лицу было видно, что она с Этаном до конца не согласилась.

Глава седьмая

Он не сказал, что надеть для сеанса, так что Дрю выбрала самое простое — голубые брюки и белую рубашку.

Она услышала, как захрустел гравий на дорожке, когда подъехала его машина. Как только она открыла ему дверь, кровь прилила к ее лицу. Но это только доказывало, что ничто человеческое ей не чуждо и что она — молодая, здоровая женщина.

— Доброе утро, — сказала Дрю и посторонилась, пропуская Сета в комнату.

— Доброе утро. Мне очень нравится твой дом. Если бы ты первой его не купила, он был бы моим.

— Ты говорил, что хочешь работать на воздухе.

— Да. Ой, чуть не забыл, вот твоя картина. — Он протянул ей картину, обернутую в плотную коричневую бумагу. — Я повешу, если ты уже выбрала для нее место.

— Как быстро ты все сделал!

Дрю села на диван и содрала с картины бумагу. Он выбрал для окантовки узкий багет тускло-золотого цвета. Рама прекрасно сочеталась с цветами и листьями, выглядела она так же просто, как и сама картина.

— Идеально. Спасибо. Да, и я воспользуюсь твоим предложением повесить ее. Только вот у меня нет крючка…

— Такого? — Сет вытащил из кармана крючок.

— Да, именно такого.

— А молоток и рулетка у тебя есть?

— Да, молоток есть. — Она пошла на кухню и вернулась молотком, таким новеньким, что он даже блестел.

— Где ты хочешь ее повесить?

— Наверху. В спальне. — Она первой пошла по лестнице. — А что у тебя в сумке?

— Всякие разности. Да, тот, кто восстанавливал дом, знал, что делал. — Сет провел рукой по гладким перилам. — А сколько здесь комнат? Три?

— Четыре. Одна совсем маленькая, она хорошо подходит для кабинета или небольшой библиотеки.

Она зашла в спальню. Сету понравилось, что из ее окон открывается прекрасный вид на реку, высокие деревья и тенистый сад. Стены в спальне были небесно голубыми, на дощатом полу лежали два ковра с цветочным узором.

— Я думала повесить картину между окнами. Здесь идеальное освещение, без прямых солнечных лучей.

— Хороший выбор. — Он поднял холст. — И к тому же она будет смотреться как еще одно окно.

Она посмотрела на картину с разных углов.

— Просто прекрасно.

— А теперь посмотри, что у меня там в сумке, — сказал он, даже не обернувшись.

Дрю открыла сумку и была поражена, увидев длинную полупрозрачную юбку — пурпурные анютины глазки на голубом фоне — и маленький топик того же цвета с узкими бретельками.

— Тебе это пойдет, а я именно в этом хочу тебя писать.

— И ты всегда получаешь то, что хочешь.

Он обернулся и посмотрел на нее:

— До сих пор получал.

Тут зазвонил телефон.

— Извини. — Она сняла трубку: — Да, я вас слушаю.

— Привет, моя дорогая.

— Папа, почему это в воскресное утро ты не играешь в гольф?

— У меня не очень-то приятные для тебя вести, моя девочка. — Проктор тяжело вздохнул. — Мы с мамой разводимся.

У нее застучало в висках, и она сказала Сету, чтобы он взял кофе на кухне и подождал, пока она поговорит по телефону.

— Прекрасно, я выпью кофе и пойду во двор, подготовлю там все для сеанса.

Когда Сет спустился вниз, Дрю села на краешек кровати.

— Папа, что все-таки случилось?

— Детка, к сожалению, мы с твоей мамой не ладим уже до вольно давно. Я пытался оградить тебя от наших проблем. Я уверен, что мы бы уже развелись, если бы не ты.

— Папа, мне так жаль. Могу я чем-то вам помочь?

— Это сложно обсуждать по телефону. Почему бы тебе не приехать сегодня? Пойдем в кафе и там поговорим. Для меня это будет настоящим подарком.

— Извини, папа, но у меня дела.

— Конечно, что тебе до моих проблем — твои дела важнее. Ну ладно, не переживай! — Он каким-то образом ухитрился сказать это одновременно бодрым и страдальческим голосом. — Но я все-таки надеялся, что ты найдешь для меня время.

— Извини, папа.

До конца разговора она извинилась еще несколько раз. Не успела она положить трубку, как телефон зазвонил вновь. Да, тридцать лет, которые мать с отцом прожили вместе, не прошли даром. Она взяла трубку и сказала:

— Здравствуй, мама.


Сет расстелил красное покрывало в тени на берегу реки, поставил на траву плетеную корзину, прислонил к ней открытую бутылку вина и бокал на тонкой ножке. Рядом положил книжку в потрепанной белой обложке.

Она переоделась в одежду, которую он ей принес.

— Извини, что я так долго, — сказала она, спускаясь с крыльца.

— Да что ты!

Он пошел ей навстречу и обнял, не обращая внимания на ее попытки отстраниться.

— Ты такая грустная. — Он слегка коснулся губами ее волос. — Может, перенесем сеанс на другой день?

— Нет. Ничего страшного не произошло. Обычное семейное безумие.

— Расскажи мне, я в этом деле дока.

— Мои родители разводятся.

— О, дорогая! — Он погладил ее по щеке. — Мне так тебя жаль.

— Нет, нет. — К его изумлению, она рассмеялась. — Ты не понимаешь. Примерно раз в два года я слышу: «Дрю, у меня для тебя плохие новости» или «Дрю, даже не знаю, как тебе об этом сказать… ».

— Мне кажется, они тебя используют как мячик в игре друг с другом.

— Они меня слишком сильно любят, — сказала она тихим голосом. — А может, наоборот, недостаточно. Я так и не смогла в этом разобраться. Думаю, и они тоже. И почему только я все это на тебя вываливаю?

— А почему бы и нет? Ты ведь практически моя девушка. Может, бросим все это и покатаемся на лодке?

— Нет, ты ведь уже все подготовил.

— Ну, тогда ладно, давай разувайся.

Она сняла парусиновые шлепки.

— Пикник босиком.

— Прекрасно. А теперь ложись на покрывало.

Дрю думала, что будет сидеть, расправив широкую юбку, и читать книжку. Она послушно ступила на покрывало и спросила:

— А как ложиться, лицом вверх или вниз?

— Ложись на спину. Вот так, подвинься ближе к краю. Подними правую руку и положи ее на голову, а левую согни в локте. — Он наклонился и приподнял юбку, обнажив ей левую ногу до середины бедра.

— Скажешь, ты это делаешь ради искусства, а не пристаешь ко мне?

— Да, конечно, я все делаю исключительно ради искусства. — Он провел пальцами по ее бедру, расправляя юбку так, как ему было нужно. — Но при этом я вовсе не отрицаю, что пристаю к тебе. — Он спустил бретельку ее топика с плеча, посмотрел и удовлетворенно кивнул. — Поверни ко мне голову.

Она повернула, и взгляд ее упал на подготовленные краски.

— Это ведь акварель? Ты вроде хотел писать маслом.

— Этот портрет должен быть написан именно акварелью. Ты спокойно отдыхаешь в прекрасный летний день у реки, — объяснил он, начиная делать набросок.

— Я одна?

— Пока да. Ты лежишь и о чем-то мечтаешь.

Дрю постаралась выполнить все его указания. Она выглядела как сказочная принцесса — необычный, продолговатый разрез глаз, шапка темных коротких волос. Волшебная принцесса, которая дремлет в саду своего замка. Такой она ему виделась.

Незаметно для себя она погрузилась в сон.


Дрю открыла глаза. Чувствуя себя неловко, она приподнялась на локте:

— Ох, извини. Ты закончил?

— Нет, разумеется, но успел много. Однако мой желудок подсказывает, что пора бы перекусить. — Он открыл сумку-холодильник. — Что там у нас? Хлеб, сыр, виноград и пита с салатом, которую Филлип очень расхваливал. И знаменитый макаронный салат Анны. А еще потрясающее вино, которое я обнаружил в Венеции.

— Ты все-таки пытаешься превратить сеанс позирования в свидание, — сказала она.

— А чего мне пытаться. — Он наполнил бокал и подал его Дрю. — Это и есть свидание. Я хотел спросить тебя, почему ты так быстро ушла тогда с верфи?

— Я закончила все свои дела. — Она взяла холодную виноградину и надкусила ее плотную шкурку. — А потом, мне ведь надо было возвращаться в магазин.

— Значит, хочешь купить яхту?

— Да, я очень люблю море.

— Давай пойдем вдвоем под парусом! Ты сможешь на деле убедиться, насколько хороши наши лодки.

— Я подумаю.

Она попробовала питу, начиненную салатом.

— У твоего брата Филлипа очень хороший вкус. Они такие разные, твои братья. И в то же время, когда вместе, вы превращаетесь в одну команду.

— Это называется семья.

— Да? У вас просто какие-то уникальные отношения. Знаешь, у меня сложилось впечатление, что никаких душевных ран с детства у тебя не осталось, это правда?

Он перестал раскладывать по тарелкам макаронный салат.

— Прости, я не понял, что ты хотела сказать.

— Судя по тому, что я о тебе читала, у тебя было очень тяжелое детство. Ты и сам мне об этом говорил.

— Они спасли меня, — сказал он с подкупающей искренностью. — Рей Куинн, а потом Камерон, Этан и Филлип. Они изменили свою жизнь ради меня и таким образом изменили и мою. Они дали мне настоящий дом, и ничего из случившегося со мной раньше не значит для меня столько, сколько то, что случилось потом.

— Ты очень хороший человек. Но я не знаю, что мне с тобой делать.

— Можешь для начала попытаться доверять мне.

— Нет, с доверия ничего не начинается. Доверие появляется само по себе, со временем.

— Во всяком случае, могу гарантировать, что я не похож на парня, с которым ты была обручена. — Он заметил, что она вся сжалась.

— Да, ты не похож на Джона. У нас никогда не было пикника, на котором мы поедали бы салат, запивая вином из Венеции.

— Да, понимаю. Ужин в «Жан-Луи» в Уотергейте или в каком-нибудь еще модном французском ресторане. Премьеры в «Кеннеди-центре». Светские коктейли, иногда гости, из того же круга, что и вы. — Он немного помолчал. — Ну как, похоже?

— Так примерно все и было.

— Ты любила его?

— Я уже даже и не знаю. Тогда я думала, что да. Он был очень привлекательным, умным, язвительным и, как потом оказалось, таким же верным, как мартовский кот. Хорошо что я узнала об этом до того, как мы поженились. Я уже хотела было спустить в туалет его кольцо с бриллиантом в три карата, но здравомыслие все-таки возобладало.

— Ну и что ты с этим кольцом сделала?

— Положила в конверт, написала: «За его грехи» — и бросила в ящик для пожертвований в маленькой церкви в Джорджтауне. Конечно, несколько мелодраматично, но удовольствие я от этого все-таки получила.

— Здорово ты это придумала.

— Да, и мне тоже так кажется. — Она маленькими глотками пила вино. — Многие из моих знакомых считают, что я уехала из Вашингтона и переселилась сюда из-за Джона. Но это не так. Мне понравился этот городок, когда мы впервые приехали сюда с дедушкой. Когда я поняла, что надо начать жизнь заново, я пыталась представить себе самые разные места, где я могла бы жить, но мысленно всегда возвращалась в Сент-Кристофер. Это не был импульсивный жест с моей стороны. Я планировала это годами. Так я обычно поступаю — все планирую, шаг за шагом. — Она замолчала, посмотрела на него и еще немного отпила из своего бокала. — Ты умеешь слушать. Это настоящий дар. Но и опасное оружие.

— Я никогда не причиню тебе боли.

Подвинувшись к ней, он взял ее лицо в ладони и медленно поднял его. Их губы встретились.

От нее пахло вином, которое незаметно пролилось, когда ее рука безвольно выпустила бокал.

Он положил ее на покрывало, и она обвила его шею руками.

Волна страсти охватила ее, но она справилась с ней и уперлась руками в его плечи.

— Подожди, Сет.

Он едва сдержал себя.

— Ну хорошо, ладно, — удалось наконец выговорить ему. — Но почему, ты можешь мне объяснить?

— Я не хотела, чтобы это между нами произошло. И вообще я не собираюсь вступать в близкие отношения с мужчиной, который, очевидно, уже связан с другой.

— С кем это я связан, можешь мне сказать? Дрю, я только что вернулся домой. После того как тебя встретил, я даже не смотрел на женщин.

— Ты был связан с ней задолго до того, как встретил меня. Сет с недоумением посмотрел на нее. Но ее взгляд оставался все таким же непреклонным.

— Это Обри.

— При чем тут Обри? — До него не сразу дошло, что она хочет сказать. — Обри?

— Я ведь не слепая.

Он сел.

— Я совсем не тот, за кого ты меня принимаешь. Дрю, она ведь мне сестра.

— Нет, никакая она тебе не сестра.

— Ну племянница.

— И не племянница. Может быть, ты и сам не догадываешься, что между вами что-то есть. Но уж она, во всяком случае, догадывается.

— Я никогда не думал о ней как о женщине. Да и она не испытывает ко мне никаких чувств, кроме родственных.

Дрю расправила юбку.

— Ты в этом уверен?

— Да. — Но сомнение уже закралось ему в душу.

— Я ни за что не вступлю ни в какие отношения с мужчиной, которого, как мне кажется, привлекает другая. Прошу тебя, разберись с Обри. А пока нам пора попрощаться.