Ника Муратова - Дом у янтарной сосны

– А вот тут я тебе и смогу помочь. Привези мне рисунки, и я сделаю цифровой коллаж. Я составлю из них разные композиции, поэкспериментирую с размерами, с фоном, с цветовой гаммой, сделаю из них конфетку. Тебе не придется уговаривать купить их, они и так разойдутся. Конечно, надо будет потратиться на распечатку и нормальные рамки. Но это окупится, поверь мне.

Кира плохо себе представляла, что имеет в виду Женя. Но поверила ей на слово, так как видела ее работы и знала, что она в своем деле настоящий профи.

– Хорошо, скажи, куда тебе подвезти работы и когда.

– Я завтра позвоню, и мы вместе отберем подходящие рисунки.

– Спасибо тебе, честно говоря, не ожидала такого предложения.

– Честно говоря, я тоже не ожидала, что ты занимаешься поиском денег для детей-инвалидов.

Кира засобиралась.

– Ладно, буду ждать твоего звонка.

– Ни о чем больше не хочешь спросить?

Кира поджала губы. Она прекрасно поняла, что подразумевала Женька, но не имела ни малейшего желания касаться этой темы.

– Меня ждут. – Она кивнула в сторону улицы, где около машины стоял Алекс.

Женя беспардонно принялась его разглядывать.

– Это твой бойфренд?

Кира кивнула. Ей стало как-то некомфортно, оттого что Женька пристально рассматривает Македонского.

– Симпатичный. Ну, удачи тебе. До завтра.

Кира поспешно вышла из кафе и села в машину.

– Ты чего такая взвинченная?

Алекс сразу почувствовал, что с Кирой что-то не то. Она не ответила на его поцелуй, сидела прямо и напряженно.

– Ничего не взвинченная. Наоборот, все в полном порядке.

– С кем ты встречалась?

– С фотографом. Она предложила помочь мне с выставкой.

– Это же хорошо?

Кира кивнула и отвернулась к окну. Сама не зная почему, она не захотела говорить Алексу, что встречалась с сестрой Андрея. Хотя, казалось бы, что в этом такого... Ну и что, что бывшая родственница. Ведь ключевое слово – бывшая...

Всю дорогу она молчала, но потом приободрилась: если все выйдет, как говорит Женя, будет здорово! И дети получат деньги, и на ремонт хватит. Если подключить Нону, чтобы привлечь шишек из светской тусовки, то мероприятие может оказаться очень даже успешным. Женька молодец, сразу уловила, в чем суть. И вообще, она неплохая сама по себе, просто с самого начала у них не сложились отношения. Может, Кира сама была виновата. Теперь ей все видится в другом свете. Но как бы она ни держалась, все равно не могла не признать, что обида на Андрея не прошла. Кира по-прежнему, до комка в горле, не могла спокойно вспоминать о произошедшем. И если в другое время она редко возвращалась мыслями к прошлому, то теперь Женька была живым напоминанием, мостиком к Андрею, даже когда они обе о нем не заговаривали.

Кира стояла в углу выставочного зала при театральной студии и наблюдала, как гости рассматривают картины, а девушки-помощницы приклеивают наклейки «продано» к выставленным работам. Прошел всего лишь час с начала выставки, а больше половины работ уже помечены. Это был успех – несомненный, головокружительный и сногсшибательный. Кира чувствовала себя немного опустошенной. Столько сил в это вложено, столько души!

Женя проделала просто фантастическую работу – детские рисунки, которые она обработала, выглядели настолько необычно, что сразу завоевали симпатии публики. Она сумела сохранить в них детскую наивность и восторженность, но при этом так их стилизовать, что они могли стать украшением любого интерьера.

Нона тоже не подвела. Через своего мужа она привлекла на выставку чуть ли не всех банкиров города, а через своих знакомых – завсегдатаев дипломатической тусовки, от которой сама Кира давно уже отошла.

Кира прикидывала, как потратит вырученные деньги, улыбалась, представляя, как расскажет детям об успехе их работ. Они с Алексом сделали короткий видеосюжет о детях и интернате и показали его гостям выставки. В итоге Кира заметила, что некоторые именитости уже договариваются с директором интерната о посещении и выделении помощи. Все шло как нельзя лучше.

– Кира Викторовна, вы сделали просто невозможное!

К ней подошла невысокая женщина в очках, в деловом костюме, с гладко причесанными волосами.

– Простите, не успела представиться. Марина Дмитриевна Костаневская, директор Фонда оказания помощи детям-инвалидам.

– Очень приятно. По-моему, мы где-то встречались, – пробормотала Кира, пытаясь вспомнить, откуда она ее знает.

– Возможно, мир тесен, – улыбнулась Костаневская. – Хочу поздравить вас с успешной выставкой.

– Спасибо. Я и сама не ожидала, что так хорошо получится. У меня были отличные помощницы.

– Я хотела бы предложить вам присоединиться к нашему фонду. Не просто присоединиться, а помочь мне управлять им. Я смотрю, у вас прекрасно получается.

– Ой, – смутилась Кира, – это очень лестно, но я, наверное, не смогу принять ваше предложение. У меня столько своей работы, совсем нет свободного времени.

– Да, я слышала, у вас известная консалтинговая компания.

– Ну, не совсем у меня, – засмеялась Кира, – но дел хватает. Хотя сотрудничать с вами буду всегда рада. Пока вот займусь шефством над этим интернатом, а дальше посмотрим.

– Жаль. Мы бы много выиграли от вашего вклада.

Костаневская пожала ей руку и уже собралась было отойти, но остановилась.

– Постойте, а ведь мы, кажется, действительно встречались. Года три назад, когда мы организовывали благотворительный базар. Там и ваша знакомая Нона была, я ее здесь тоже встретила. Припоминаете?

Кира сморщила лоб. Да, так оно и было. Тогда, будучи женой начинающего дипломата, она активно вела светскую жизнь и участвовала во всяких благотворительных сборищах. Впрочем, тогда она это делала скорее ради приличия. Так было положено – все жены дипломатов участвовали, и она за компанию. Ходила на эти мероприятия как посетитель, покупала пару безделушек в пользу нуждающихся и считала это огромным вкладом в дело благотворительности, даже гордилась собой. Их предыдущая встреча с Костаневской произошла, как раз когда Андрей получил назначение вице-консулом в посольстве в Австралии. Назначение, которого Кира ждала с таким нетерпением и которое разбилось вдребезги о те же камни, что и их с Андреем брак.

– Вы, кажется, тогда в Австралию собирались, – утвердительно-вопросительно произнесла Костаневская. – Вы уже вернулись?

– Нет, мы так и не поехали. Планы изменились. Извините, меня ждут, приятно было увидеться!

Кира с озабоченным видом устремилась в противоположный конец зала. Наверное, Костаневская была единственной из знакомых, кто не осведомлен о ее разводе. Не хватало еще посвящать ее в детали прямо здесь.

Она нашла глазами Женю и направилась к ней.

– Женька, огромное тебе спасибо еще раз.

– Да что ты, я же себе тут заодно такую рекламу сделала! И потом – мне самой жутко понравилось работать с их рисунками – это такой кайф, я давно не получала такого удовольствия!

– Я тоже.

– Кто бы мог подумать, что мы будем сотрудничать и получать от этого удовольствие, а, Кира? Скажи мне об этом кто пару лет назад, оторвала бы язык за вранье!

Они засмеялись и выпили шампанского.

Неподалеку стоял Алекс и слушал Машкину болтовню о том, что в мире случаются самые странные вещи – Кира и ее золовка, которые еще недавно друг друга не переваривали, сейчас обнимаются и пьют шампанское, как лучшие подруги.

В Апрелевку ехать было поздно. Они добрались до Кириной квартиры на Арбате уже за полночь. Кира устала и не стала разбираться, почему Алекс чернее тучи и не разговаривает. Впечатления дня переполняли ее, усталость и шампанское валили с ног. Она наскоро приняла душ и юркнула в кровать. Алекс отвернулся, укрывшись с головой одеялом.

– Спокойной ночи, Македонский, – пробормотала она сонным голосом.

Он ничего не ответил, и она уснула, так и не выяснив, что случилось.

Наутро Кира проснулась позже Алекса, застав его одетым так, словно он уже собирался уходить.

– Ты что это, Македонский? Куда собрался так рано?

Она зевнула и включила кофеварку.

– Больше ты мне ничего не хочешь сказать?

– А что я еще должна тебе сказать? – спросила она, ставя хлеб в тостер. – Тебе тосты делать?

– Кира, ты действительно не понимаешь, почему я злюсь?

– А ты разве злишься? – Она озадаченно посмотрела на него. – Вчера тоже, что ли, злился? Не разговаривал всю дорогу. Я-то думаю, что творится с моим Македонским, а он, оказывается, злится. А на что, разреши узнать?

Кира вытащила горячие тосты и намазала их джемом.

– Еще раз спрашиваю, будешь?

– Почему ты мне соврала?

– Ты о чем?

– О Жене. Ты не сказала мне, что она твоя золовка.

Кира застыла на мгновение с куском хлеба во рту, а потом продолжила жевать. Так, кто-то проболтался. А на что она надеялась? Надо было самой рассказать, ясное дело, сама виновата. Теперь он подумает черт знает что. Оправдываться целый год придется.

– Я не соврала. Не сказала – это еще не значит соврала.

– Но ты намеренно не сказала. И это наводит на определенные мысли.

– Слушай, Македонский, я знаю, что ты у нас философ, но не надо делать из мухи слона. Просто забыла сказать, и все. Какое это имеет значение?

– Никакого, если бы ты не скрыла этот факт.

– Ладно тебе, не выдумывай. – Кира поцеловала его вымазанными в джеме губами.

– Давай позавтракаем и отметим наш успех. Вчера мы что-то слишком быстро уснули.

Алекс легко подчинился ее хорошему настроению и не стал продолжать этот разговор. Иногда в умении сглаживать углы он превосходил ее, и Кира, вспоминая свой брак, сделала вывод, что в союзе двух людей легче идет на компромисс тот, кто сильнее любит.

Но на самом деле ни он, ни она не забыли об утреннем разговоре. Алекс уговаривал себя не ревновать Киру к прошлому, а Кира старалась не думать о том, что Алекс был недалек от истины. Она и сама не могла объяснить почему, но ей не хотелось, чтобы Алекс знал о Женькином родстве с Андреем. Как будто это могло как-то помешать ее отношениям с Алексом. Некоторые ощущения так и остаются на уровне подсознания, не находя логичного объяснения. Но считать, что рождаются они из ниоткуда, было бы все же ошибочно.

Легче всего отвлечься от ненужных мыслей, увлекшись новым делом. У Киры и Алекса очередным проектом стала та самая студия, на которую теперь появились деньги. Таперский тоже присоединился к ним, помогая советами. Спроектировать дизайн студии не составило для Алекса большого труда. Они с Таперским понимали друг друга с полуслова, и работа над проектом не заняла и недели. Через месяц у интерната появилась своя шикарная студия со специальным освещением, с проектором и экраном, со столами и мольбертами, с набором кистей и красок, которые Таперский выбирал сам.

Слава о студии и необычных детских рисунках разнеслась далеко за пределы Подмосковья, и власти обратились к руководству интерната с предложением использовать студию не только для детей из этого интерната, но и для детей из других детских домов, особо одаренных или просто желающих изучать живопись. Они даже пообещали оплачивать работу дополнительных преподавателей, но под руководством Таперского. Его уроки совершали чудеса. К ним даже специально приехала группа исследователей, которые взялись доказать на примере их интерната, что искусство ускоряет процесс выздоровления и реабилитации детей. Первые результаты потрясли даже самих исследователей. Психологов изумляла фантазия детей с ограниченными двигательными способностями. По их рисункам можно было изучать, как по книге, все их переживания, восприятие мира и самих себя.

Таперский черпал из работы с детьми вдохновение и энергию, картины писались одна за другой, и не надо было быть провидцем, чтобы предугадать, что очень скоро его имя вновь войдет в ряд самых знаменитых художников современности. Вытащив его из забвения, Алекс вернул его не просто к живописи, но, что более важно, к самому себе.

Таперский не остался в долгу перед Алексом. Взамен на возвращенную жизнь он подарил Алексу его мать. Он подарил ему воспоминания о ней, о том, какая она была ДО. До того, как инстинкт самки затмил для нее все на свете и помутил ее разум. О том, как он был в нее влюблен. Как она вдохновляла его на то, чтобы дышать. И когда дышать стало не для кого, он кончился. Как художник, как гений. Остался лишь человек со всеми слабостями и пороками.

– Если бы не твоя мать, не было бы моих картин, которыми ты так восхищаешься.

Алекс качал головой, сопротивляясь. Он не хотел впускать в себя другой образ Марты. Он хотел видеть ее монстром, лишившим его нормального детства, железной леди, душившей его самостоятельность, перекрывающей кислород. Увидеть мать глазами влюбленного мужчины казалось странным, неправдоподобным, нереальным. И все же Таперскому было ни к чему врать и придумывать. Его Марта тоже существовала когда-то. Когда-то. До появления Саши Гурова.