Четыре часа утра. Рикки Боско полулежит в бледно-желтом кожаном кресле и запивает таблетку от головной боли перрье. Катарина спит в его постели. Он пытается представить, как выйти из создавшейся ситуации. Он никогда не чувствовал себя так раньше. Он ошеломлен, потому что должен был бы ощущать себя несчастным, потерянным, с разбитым сердцем, но нет… У него совсем иные чувства.

Звонит телефон. Рикки сморит на часы — четыре часа. Кто же это? Мэтч? Она должно быть, совсем спятила, если звонит в такую рань. Он взял трубку.

— Да, — прошептал он, хотя Катарина крепко спала на другом конце дома. Он всегда удивлялся, почему люди обязательно шепчут, если телефон звонит ночью.

— Рикки?

— Да.

— Это Френки Кэрш.

— Френки, что случилось? Ведь только четыре часа, черт подери!

— Случилось кое-что. Я должен рассказать тебе. Не знаю, что делать. Могу я зайти?

— Конечно, конечно. Заходи. Я отключу сигнализацию. Встречу тебя у въезда в гараж. Когда ты будешь?

— Через пять минут. Я близко.

Рикки встал, затянул поясом халат и пошел встречать гостя. Что-то тот натворил. Сегодняшняя ночь как раз подходит для происшествий, когда жизнь способна сменить направление, сойти с обычного курса. В бизнесе, Рикки это знал, бывают такие переломные моменты, когда все меняется. Совершаются рискованные сделки, повышаются ставки, извлекаются уроки. Но в личной жизни ему такое в новинку.

Исключением была, наверное, только вечеринка, на которой он впервые встретил Мэтч, а в общем его ничего не могло вывести из иронической отстраненности. Он закрыл бутылку перрье и взял ее с собой, ведомый каким-то чутьем, как святой Бернар вот так же находивший жертв обвала. Он выключил сигнализацию и вышел через главный вход ждать Френки. Ему было лестно, что этот парень выбрал его, приятеля, а не родственника. Он надеялся, что сможет помочь ему.


Когда Френки Кэрш подъехал к стоянке у дома Рикки Боско, тот уже ждал его. Он открыл дверцу и сел к нему в машину.

Лишь единственный раз он видел подобное лицо. Это было в Музее восковых фигур на Кони-Айленд. Смертельно белое. Болезненное, мокрое от слез. Он сидел, выпрямившись. Рикки подвинулся, помог ему пересесть и повел машину к дому. Они молчали.

Наконец, Рикки не выдержал.

— Иисусе, Френки! Ты выглядишь, как единственный оставшийся в живых из «Кошмара на Улице Вязов». Что произошло?

Френки спрятал лицо в ладонях, задрожав всем телом.

— Я потерял ее! Потерял! Думаю, я убил ее. Боже! Не знаю, что делать. Я совсем не хотел! Я не хотел этого! Она пыталась убежать от меня, а я хотел остановить ее…

Подобного Рикки не ожидал.

— Кто? О ком ты?

— Фритци! Кажется, я убил ее.

Рикки глубоко вздохнул. О Боже! Избранницы… Как они влияют на нашу жизнь. Одна ночь. Двое влюбленных мужчин. Две женщины. Он наблюдал в сумерках, пока Катарина закончит, затем отвез ее домой и уложил в постель. Он сделал это не потому, что был равнодушен или малодушен. Просто это был результат его моментального тренинга — сосчитать до десяти, отбросить все, не дать разыграться эмоциям, быть всегда в форме. Вот почему он богат, вот почему он сейчас дома в халате за шестьсот долларов, а его распутная беспомощная подруга спокойно спит наверху.

А Френки, бедный Френки сделал другой выбор и теперь сидит рядом, дрожа от ужаса. Не стоит заканчивать жизнь на большой дороге. Его дорога — желтого цвета, она ведет к деньгам. Мысленно он поблагодарил себя за то, что он такой, какой есть, что он никогда не полагался на Бога, а только на себя.


— Френки, пойдем в дом и подумаем вместе. Я дам тебе выпить, ты примешь душ и успокоишься. Хорошо? Потом, может быть, мы кому-нибудь позвоним.

Френки схватил его за руку, больно сжал ее.

— Кому?

Рикки похлопал его по руке.

— Ну, Френки. Ты же позвонил мне? Ты мне должен доверять. Пойдем же.

Когда Френки немного успокоился, Рикки заставил его рассказать все сначала. Одна деталь отсутствовала, а она была важна. Что же все-таки случилось с Фритци Феррис — умерла она или просто потеряла сознание?

Френки шагал взад и вперед по комнате.

— Френки, давай вернемся туда и посмотрим, что с ней. В порядке она или нет. Тогда решим, что делать дальше.

— А если нет? Они заметят нас.

— Но, Френки, послушай! Если она умерла, мы немедленно обратимся в полицию. Я позвоню лучшему адвокату в Нью-Йорке. Ты, черт возьми, объяснишь ему всю правду и, может, получишь год. Убийство в состоянии аффекта, непредумышленное убийство второй степени. А если они сами найдут тебя, скажут, что ты убийца.

— Нет, не я. Джеймсон! Она же с ним. Он мог это сделать.

— Подумай трезво, Френки. Ты сейчас напуган, но я тебя знаю. Ты — хороший человек. Ты же не допустишь, чтобы невинный был осужден вместо тебя? Забудь об этом. Ты любил ее, она тебя оставила, ты запсиховал. Красивый молодой парень сошел с ума от сексбогини. Все, кто ее видел, знают это. Самая притягательная самка, которую я когда-либо видел.

— Она не такая… Это ее маска, ее защита. Она такая милая, добрая. Она попыталась убежать от меня. Копы решат, что я сексуальный маньяк.

Рикки остановил его и взял за плечи.

— Френки, что ты говоришь?! Разве ты можешь быть маньяком?!

Слезы покатились по лицу Френки.

— Нет. — Он едва мог говорить. — Они не могут так решить… Едем!


Шесть часов утра. Гарри снится сон: мать и отец вместе сидят за кухонным столом загородного дома и играют в карты. Мать улыбается.

— Всегда, по-видимому, необходимо сохранять присутствие духа, — говорит она.

— Позови мне мистера Рокфеллера к телефону, — отвечает отец.

— Я хочу сказать Гарри, что у меня рак, — говорит мать.

— У него свои проблемы, — отвечает отец.

Звонит телефон. Джина стонет и толкает его локтем. Телефон с его стороны. Гарри приподнимается и берет трубку.

— Алло? — С пробуждением приходит страх. «Донни умер!»

Дженни Джеймсон плачет. Она с трудом говорит.

— О Боже, нет! Нет еще.

Гарри садится, включает свет.

— Дженни? Что случилось?

— Гарри, ох, Гарри. Это…

— Он же чувствовал себя лучше.

— Нет, нет! С Донни все в порядке. Это Фритци. Это случилось с ней. Гарри! Приезжай, пожалуйста. Полиция и врачи уже здесь. Донни еще спит. Я не хочу оставлять его одного. Не знаю, что сказать ему, когда он проснется.

— Выезжаю, — Гарри положил трубку и вскочил с кровати, торопливо надевая брюки. Джина встала следом, подавая ему одежду.

— Что такое? Что случилось?

Гарри прошел в ванную, застегивая на ходу брюки.

— Ты не поверишь. Что-то случилось с Фритци. Я даже не знаю, жива ли она! Дженни сказала, что там полиция. Служанка позвонила Дженни.

Джина остолбенела, раскрыв глаза и рот. Гарри, обойдя ее, прошел в ванную.

— Джина! Жену Лота ты изобразишь после, двигайся живее! Мы нужны Дженни! Надо будет там заночевать. Я больше не вынесу мотаний туда-сюда. Собирай сумку. Нет, вернемся потом и соберем вещи.

— Боже мой! — Джина едва могла говорить. Она услышала голос Гарри:

— Нет! О, нет! Не теперь!

Она встрепенулась, как будто получила чей-то приказ, и побежала в ванную. Гарри склонился над Артуро. Тот лежал на полу, как будто сраженный чем-то, глаза закатились, язык вывалился наружу. Она вскрикнула:

— Что с ним? Умер?

Гарри приложил ухо к его груди.

— Нет, он дышит, но без сознания. О Боже! Наверное, у него паралич. Что же делать?

Джина включила автопилот, положение матери семейства заставило ее взять себя в руки.

— Ты поедешь к Дженни. Я возьму его в лечебницу. Она открывается в шесть тридцать. Едем. Все в порядке. О Боже, Гарри! Возьми на всякий случай Аарона.

— Правильно. — Гарри натянул рубашку, надел кроссовки и бегом спустился в комнату Аарона.

Джина влезла в шорты, вчерашнюю горчичного цвета шерстяную рубашку, схватила кошелек и попыталась притащить Артуро по полу. Напрасные усилия. Она не могла даже сдвинуть его. Проклятый пес весил фунтов пятьдесят! Лапы его были растопырены, как у Чарли Чаплина в роли бродяги. Она зашлась истерическим смехом. Она никогда не видела ничего смешнее этой жирной гончей, распростертой на полу в ванной, похожей на старого пьяницу. Это уже чересчур. У нее, наверное, стресс.

Она выбежала из ванной. Вернулась. Схватила пса и снова попыталась тащить. Но она не сможет спустить его со ступенек! В игровой комнате Джереми она увидела в углу скейт. Схватила и бегом вернулась в ванную. Пена бежала изо рта Артуро. «О Боже! Пожалуйста! Она никогда больше не будет говорить о нем плохо. Только пусть он не умирает! Пожалуйста!»

Джина стала перед ним на колени, как ее учили в классе санитарной помощи лет пять назад, пытаясь затащить пса на скейт!

С огромным трудом она протащила его через спальню к лестнице. Что теперь? Джина снова побежала в комнату Джереми. Схватила баскетбольное кольцо, пояс от банного халата и горсть булавок, которыми застегивала рубашки. Вернувшись к Артуро, она пропустила баскетбольное кольцо через скейт и булавками закрепила сетку, чтобы не скользила. Обвязала вокруг поясом от халата, пропустила концы через грудь Артуро, закрепила их: получилось что-то вроде санок. Спустившись по ступенькам, она присела внизу и стала катить скейт на себя. Бум! Артуро поехал вперед, но сетка удерживала его.

— Давай, псина. Вперед! Это должно получиться. Еще немного…

Казалось, она молится на коленях перед этой старой лестницей. Через какое-то время у нее начался опять приступ истерического смеха. Она остановилась, борясь с ним и с желанием все бросить и наконец избавиться от всего этого абсурда, прошлого и настоящего.

Она вывезла пса на улицу, открыла заднюю дверь автомобиля. Используя всю силу своего небольшого тела, она стала опускать переднюю часть скейта так, чтобы задняя поднялась до двери. Артуро заскользил вперед. Его голова моталась на другом конце. Обеими руками она старалась перевернуть скейт, толкая его, и, наконец, Артуро оказался на полу под задним сиденьем «вольво». Скейт теперь был сверху — из под него торчали только подушечки лап и уши.

Она захлопнула дверь, прыгнула на переднее сиденье и поехала так быстро, как могла это сделать женщина в ее состоянии, прямо в Восточный Хамптон, в ветеринарную лечебницу.


— Помогите, пожалуйста! Помогите мне! Что-то случилось с моим…

Толстая приветливая ассистентка узнала ее.

— Артуро? Что на этот раз? Надеюсь, он не проглотил опять термометр?

Бодрость, живость молодой женщины успокоили Джину. Она вздохнула.

— На этот раз он серьезно болен, кажется. Мой муж предполагает, что это паралич. Он без сознания. Можно ли что-то сделать?

— Конечно. Я уже распорядилась.

Джина села. Ей не хотелось смотреть, как его будут вытаскивать из машины.

Во-первых, они могли решить, что она мучает животных, или, что еще хуже, она могла расхохотаться снова. Она чувствовала комок в горле. Наверное, это первая собака, которую привезли на скейте, привязанной к баскетбольному кольцу поясом от халата. Она опустила голову, пытаясь успокоиться. Служащий лечебницы подошел к ней.

— Не плачьте. Думаю, все не так плохо. Нужно, чтобы вы подписали эту бумагу.

Джина выпрямилась. Она подписала бумагу и снова опустила голову.

— Кофе готов. Отдохните. Мы скоро вернемся.

На столе рядом с ней было радио. Она включила его. Читать было нечего, а она была слишком расстроена, чтобы просто сидеть, и думать об Артуро и Фритци Феррис.

Радиорепортер брал интервью у не назвавшего свое имя фундаменталиста. Фундаменталисты теперь протестуют против Первой поправки и так далее… Джина заметила про себя: что за забавный пример американского стремления со всеми вступать в контакты.

Джина отпила большой глоток кофе. Он оказался чересчур горячим и обжег ей внутренности. Слезы выступили у нее на глазах.

— Все плачем? — спросила неожиданно появившаяся жизнерадостная молодая женщина.

— Нет. Я в порядке. А как он? Он?.. — Джина задержала дыхание.

Девушка рассмеялась.

— С ним все отлично.

— Что же это было? Я считала, я была уверена, что он умрет.

— Мы промыли ему желудок, и он пришел в себя.

Джина вскочила.

— Промыли желудок?!

— Миссис Харт, я должна сказать вам, это у нас первый случай. У Артуро наркотическое опьянение.

— Наркотическое опьянение? Вы имеете в виду какие-то таблетки?