— На химическом.

— А у меня по химии тройка.

— Да ты у нас воще… двоечник!

— Ща договоришься!

— Мам, скажи ему!

— Химия трудная.

— Давид Михайлович, а вы дрались в детстве?

— Дрался. — И Дод загнул увлекательную историю, его роль в которой была вполне симпатичной. Я маленькими глоточками пила коньяк, потом начала убирать со стола. Дети отправились в комнату, оттуда послышался звук телевизора.

Дод закурил, открыл форточку.

— Дурная привычка, никак не могу избавиться.

— На что вы рассчитывали, когда шли сюда?

— На встречу с ревнивым мужем. Ничего ответил, грамотно. Но мне уже не хотелось обострять. Все-таки приятно, когда о тебе заботятся!

— А чем занимается ваша фирма? — Я решила переменить тему.

— Лекарствами.

— Производством или продажей?

— Это не совсем простой вопрос. По статусу мы дилерская компания… Вообще, Марина, зачем вам это? Лучше расскажите мне о себе.

Наверное, хочет услышать, как меня с тремя детьми муж бросил.

— Ну кое-что вы и без меня знаете…

— Да, я, честно признаться, интересовался.

— А кое-что сами заметили. Он задумался.

— Вы немногословны, легкоранимы, но держите себя в руках… И замечательно готовите. Вообще, вы необыкновенная женщина, Марина. И такая красивая!

— Да? — Я улыбнулась, поощрительно глядя на него.

— Когда мы узнаем друг друга лучше… — W вдруг он резко оборвал себя, шагнул ко мне, обнял.

— Поедем ко мне, Марина…

В хрипловатом шепоте я услышала тоску и нежность. Кухня, накренившись, поплыла у меня перед глазами.

— Потом, Давид…— выговорила я, собрав остаток сил. — Давай я тебе наш телефон запишу, или ты уже знаешь?

— Я хотел, чтобы ты сама…

После чая Давидом завладели дети. В приоткрытую дверь детской я видела его то сидящим у компьютера, то склонившимся над книгой. В половине одиннадцатого ему позвонили на сотовый, и Амиранашвили стал прощаться.

— Я с вами. — Денис поспешно накинул куртку.

Едва за ними захлопнулись двери лифта, как на пороге своей квартиры возникла Иза.

— Марина, кто это?

— Амиранашвили.

— Ты что, с ним спишь?

Меня поразило ее лицо, тревожное и печальное.

— Нет, что ты…

Просто удивительно, как все блюдут мою нравственность!

Насколько смогла ясно, я изложила Изе события последних двух дней. Она задумалась.

— Да, история. Если б не знала тебя, сказала: выдумки какие-то. Или ты все-таки чего-то недоговариваешь? А я его вчера в подъезде встретила. С работы шла, столкнулись нос к носу. Мне он, знаешь, не понравился.

— Чем же это?

— Он какой-то, — Иза прищурилась, подбирая точное слово, — потребитель, что ли…

— Так с меня и взять-то нечего, — рассмеялась я.

— Не в этом дело, любой мужик — потребитель, это их природа. Но этот особенный — требовательный, жесткий и очень непростой, Марина. Трудно тебе с ним будет.

Мне вспомнилась тоска, звучавшая в голосе Амиранашвили. Может быть, обнимая меня, он хотел забыть Таню… И куда это он так заспешил?

Вернувшийся Денис будто светился изнутри. — Классный мужик, ма. И тащится от тебя.

— Значит, не станешь записываться в скины?

— Не, я серьезно. Он мне так химию объяснил! Жучка двадцать раз повторила — ничего не понятно, а он в шесть сек!

— Слушай, а почему ты его к нам пустил?

— Я не пустил — мы сначала на лестнице разговаривали.

— И что ж он тебе такое сказал?

— Секрет фирмы! А ты видела, какая у него тачка?

— Какая?

— Последняя модель «БМВ»! Нефигово.

Глава 4

По-моему, предпраздничные дни лучше самих праздников. Уроков в школе почти нет: в класс постоянно заглядывают поздравляющие, а разленившиеся ученики просят: «Расскажите просто так что-нибудь интересное». После трех-четырех таких уроков мы собираемся у завуча выпить шампанского. Восьмое марта — праздник, любимый в народе. Все оживлены, на душе легко и радостно.

В два часа с пакетами и букетами я уже бежала домой навстречу приятным предпраздничным хлопотам. В такие дни даже обычные хлопоты воспринимаются по-другому. Я с удовольствием вымыла зеркало в прихожей, пропылесосила полы, убралась на кухне. Позвонила маме, потом институтской подруге Милке и, наконец, после недолгих колебаний набрала Анькин номер.

— Аня, с наступающим!

— Ой, Маришка, счастья, здоровья, любви! Кстати, знаю-знаю, в курсе всех твоих последних успехов. — Она рассмеялась. — Ты, вообще, чем в выходные занимаешься?

— Да так, ничем.

— Может, заеду за тобой, погуляем?

— Конечно, только позвони сначала. И мы распрощались.

Сказав, что не имею планов на выходные, я слукавила. С самого утра я ожидала появления Дода, и когда поздним вечером поняла, что он не позвонит, праздничное настроение слегка испортилось.

Правда, следующим утром праздник продолжался. Проснувшись, я, к великому удивлению, почувствовала в квартире запах ресторанной еды. Оказалось, это не глюки. Мальчишки, предводимые Денисом, жарили на кухне мясо с додовскими приправами. На столе меня ждали подарки: букет мимозы, бледно-розовый лак для ногтей и акварельный рисунок Илюшки. Между куполами и пестрыми башенками волшебного города проглядывало нежно-голубое небо.

— Мы желаем, мама, чтоб мир вокруг тебя был прекрасен, как на этом рисунке!

— Неужели Илюшка нарисовал?

— Срисовал из «Аленького цветочка». Я глазам своим не верила.

Мясо было не только ароматным, но и сказочно вкусным, зато грязной посуды — полная кухня. Как им только это удалось?

После завтрака первым засобирался Денис. Уходя, незаметно прихватил небольшой шуршащий пакетик — подарок Даше Соколовой. В двенадцать зашел одноклассник Олега — через час в соседнем кинотеатре начиналась «Атака клоунов». Илюшка раскладывал альбом и акварельные краски.

— Хоть приставать никто не будет, — бормотал он, довольный уходом старших.

Перемыв гору посуды, я прилегла на диван. Сначала лежать было приятно, потом стало скучно. Я взяла с полки книжку, но мысли путались, трудно было следить за прочитанным. Я задумалась.

Иза права: все у меня есть… Интересная работа, хорошие дети, заботливая мама, надежная подруга. Нет только одного — любви. Но это одно как ложка дегтя в бочке меда.

Припомнилось прошлое…

За Костю, отца мальчиков, я вышла в девятнадцать. Через год родился Денис. Муж работал ночами, чтобы прокормить семью. Я разрывалась между грудным ребенком и институтскими лекциями. Вздохнуть некогда — какая любовь…

Потом было много хорошего: мы растили детей, обустраивали дом, путешествовали. Но, наверное, что-то безвозвратно погибло в тот ранний, тяжелый период нашего брака. Может, Костя тоже ощущал это… а потом он уехал — все оборвалось.

Примерно через год после его отъезда в меня влюбился отец моей ученицы Светы Макаровой — подлечившийся алкоголик. Семью он давно забросил, но вдруг зашел поинтересоваться школьными делами дочки. Назавтра я мельком видела его у школы, потом он стал приходить каждый день. Застиранная белая рубашка, темные провалы на месте передних зубов, робкий бегающий взгляд.

— Твой пришел, — смеялись сослуживицы.

Он приносил дешевые коробки шоколадных конфет и неуверенно вручал мне. Иногда я сразу отсылала его, иногда вместе шли по бульвару к моему дому. Почти не разговаривали. Я жила тогда своим горем и мало обращала внимания на окружающее.

После каникул меня вызвали в кабинет к директрисе.

— У меня нет слов охарактеризовать ваше поведение, — отчеканила та.

— Что случилось, Галина Васильевна?

— Вы, школьный учитель, извините за выражение, путаетесь с женатым мужчиной на глазах у его дочери. Где ваш педагогический такт? Где человеческая порядочность?! То, что вас бросил муж, не дает вам права разрушать чужие семьи.

* * *

…После уроков он стоял в школьном дворе на своем обычном месте.

— Не появляйтесь здесь больше, — проходя мимо, посоветовала я.

— Почему? — Сразу сник, стал совсем уж беспомощным.

— Не хочу разрушать чужие семьи…

В понедельник Макарова не пришла в школу.

— Где ты была, Света? — спросила я на следующий день.

— На похоронах, папка умер.

— Господи!!! Почему?!

— Он же кодированный. А тут опять нажрался, — солидно объяснила девочка, копируя материнские интонации.

И вот после всего этого является Дод. Смотрит с обожанием, дарит розы, словно переселяет в волшебную страну. Но не успела я даже оглядеться в этой стране, как снова надо собираться назад.

— Нет, не хочу!

Я резко поднялась, села. Взгляд упал на настенные часы — половина пятого. Весь день на диване не пролежишь… В прихожей меня ждала прекрасная картина: посередине в грязной луже валялись ботинки Олега, а сам Олег, стоя на пороге детской, истерически орал на младшего:

— Развел тут бардак со своей мульней, а мы с Денькой убирать должны!

— Я тоже за тобой убираю. — Илюшка, не сдаваясь, пихнул брата в живот.

— Ах ты, малявка. — Олег замахнулся, но раздумал, заметив меня.

Я молчала, подавленная ощущением бессмысленности уходящей жизни.

Дод позвонил вечером следующего дня.

— Марина, я должен объяснить тебе… Возникли проблемы с таможней — срочно пришлось ехать в Питер.

— Но все, я надеюсь, обошлось. — Я старалась говорить приветливо, не слишком официально, но и не слишком радоваться.

— В общем обошлось. По телефону поздравлять тебя не буду. Заеду за вами завтра.

— Во сколько?

— В одиннадцать.

— А куда мы поедем?

— В Звенигород.

Вот, все решил за меня… А хорошо это или плохо? Я задумалась.

— Марина, — позвал Дод. — Почему ты молчишь?

— Прощаюсь со своей независимостью.

— Правильное решение.

По случаю загородной прогулки мальчишки вскочили ни свет — ни заря. Сквозь сон до меня доносились их переругивающиеся голоса. Я открыла глаза: весеннее солнце заливало комнату, в распахнутую форточку пахнуло морозцем, чуть колыхалась тюлевая занавеска. Меня охватило предчувствие счастья.

Еще с вечера я решила, что поеду в Звенигород в джинсах и коротком шерстяном джемпере цвета выгоревшей соломы. Спереди аппликация: темно-зеленые болотные травы, коричневый бархатистый камыш чуть склонились под озерным ветерком. В комплекте с джемпером длинный темно-зеленый, в цвет трав, жакет без пуговиц. В нем-то и было все дело. Когда без пяти одиннадцать Дод позвонил по домофону и дети, на ходу застегиваясь, помчались вниз, я с ужасом обнаружила, что жакет торчит из-под куртки. Ехать в одном джемпере в лес холодно. Надеть жакет, а вместо куртки старую дубленку — испортить себе настроение на весь день. Я вытащила дубленку из шкафа, но тут же с досадой убрала обратно. Придется снимать травяной наряд. А жаль — он мне так идет. Я внимательно посмотрела на себя в зеркало, и в этот миг на мои плечи опустилась… лисья шуба. Рыжий, почти красный мех сливался со вспыхнувшими щеками. Я медленно обернулась: Дод стоял прислонившись спиной к двери.

— Поздравляю тебя с праздником, Марина. Вот, примерь.

Я машинально просунула руки в рукава, машинально застегнула крючки… Не слишком расклешенный, прикрывающий колени свингер. Воротник можно застегнуть на шее, а можно разложить по плечам. Густой пушистый мех блестел даже в нашем полутемном коридоре… Модель не самая модная, но если бы я сама покупала себе шубу, то выбрала бы именно такую. Безумно дорогая, но… это была нужная вещь в нужный момент!

— Как ты смог догадаться? — только и выговорила я.

Дод привлек меня к себе, учащенно дыша, отыскал губами губы. Тело затрепетало в сладкой истоме. Хотелось, чтобы эти властные руки не разжались никогда. После долгого поцелуя я спрятала голову у него на груди.

— Марина, нас ждут. — Это было сказано очень вовремя, потому что через секунду в квартиру вбежал Илюшка.

— Мама, что ты так долго? — требовательно спросил он.

Я видела сына как сквозь толщу воды, не понимала, зачем он здесь. Только в машине оцепенение начало медленно проходить. Проехали центр, замелькали парадные фасады Кутузовского. Давид спокойно вел, непринужденно болтая с мальчиками. Как ему это удавалось? Я закрыла глаза и стала додумывать сцену в прихожей.

— Мам, — донесся до меня голос Олега, и по интонации я поняла, что сын обращается ко мне не в первый раз. — Ты взяла фотоаппарат? Взяла или нет?

Выйдя из машины, я обнаружила, что забыла не только фотоаппарат, но шапку и перчатки. Пришлось повязать на голову шарф, поднять воротник, а руки сунуть в карманы.

Снег горел на солнце как бриллиант, казалось, по лесу тут и там рассыпаны драгоценные камни. Я не спеша шла по широкой березовой аллее среди этой роскоши.

Сперва Денис ни на шаг не отходил от Дода, что-то серьезно рассказывал ему, потом1 не выдержал тон, погнался за братом, полез на дерево. Олег обрадовался: ему тоже хотелось принять участие в разговоре, но он робел Илюшка пытался делать наброски с натуры крепко сжимая в покрасневших пальцах блокнот. Я чуть замедлила шаг, и Давид догнал меня на тропинке, спускающейся к реке.