Такси остановилось у дома на Скотт-стрит. Сара расплатилась с водителем, взяла кейс, вышла из машины и позвонила у черного входа. Как она и предполагала, здесь было заметно холоднее и туманнее, и она в своем летнем жакете даже почувствовала озноб. Под темно-синим костюмом на ней был надет только тонкий белый свитер, что придавало ей деловой вид. Сиделка, открывшая дверь, улыбнулась Саре. Ей потребовалось немало времени, чтобы спуститься вниз. До мансарды было четыре этажа и цокольный этаж, а пожилые женщины, ухаживавшие за Стенли, двигались медленно. Та, что открыла дверь, начала работать у Перлмана сравнительно недавно, но уже видела Сару.

- Мистер Перлман ждет вас, - вежливо сказала она и, отступив на шаг, пропустила Сару, закрыв за ней дверь.

Они пользовались черным входом и лестницей, по которой было удобнее добираться до чердака. Парадным входом не пользовались долгие годы. Он был заперт на ключ и закрыт на задвижку. Свет в главной части дома никогда не включали. В доме долгие годы светились только окна мансарды. Еду готовили на том же этаже в маленькой кухне, которая когда-то служила буфетной. Главная кухня, ставшая теперь историческим экспонатом, располагалась в цокольном этаже. В ней имелись шкафы с ледяным охлаждением и отделения для мяса. В прежние дни приезжал специальный поставщик и привозил огромные глыбы льда. Кухонная плита представляла собой реликвию 20-х годов, и Стенли не пользовался ею по крайней мере с 40-х годов. Эта кухня была рассчитана на целый штат поваров и слуг, которыми управляли бы экономка и дворецкий. Это не имело ничего общего с образом жизни Стенли. Долгие годы он приходил домой, захватив по дороге сандвичи или готовую еду в каком-нибудь незатейливом ресторанчике. Дом для него был местом, где он спал на спартанской латунной кровати, принимал душ и брился по утрам, а потом отправлялся в свой офис в деловой части города, чтобы делать деньги. Он редко возвращался домой раньше десяти часов вечера. А иногда приходил не раньше полуночи. Торопиться домой ему было незачем.

Сара, держа в руке кейс, медленно поднималась по лестнице следом за сиделкой. На лестнице всегда было темно, потому что освещалась она минимальным количеством тусклых ламп без абажуров. В давно прошедшие дни величия дома этой лестницей пользовались слуги. Ступени лестницы были сделаны из металла и покрыты вытоптанной до голых нитей старой ковровой дорожкой. На каждом этаже двери, выходящие на лестничную площадку, оставались закрытыми, и Сара увидела дневной свет только тогда, когда поднялась на самый верхний этаж. Комната Стенли находилась в конце длинного коридора, и большую часть ее площади занимала больничная койка. Чтобы кровать уместилась, узкий одностворчатый шкаф пришлось выставить в коридор. Возле койки стояли только сломанное старое кресло и маленький прикроватный столик. Когда Сара вошла в комнату, Стенли открыл глаза и увидел ее. Она заметила, что у него замедленная реакция, и встревожилась, но потом у него заулыбались сначала глаза, а следом за ними и губы. Стенли выглядел очень усталым, и Сара вдруг испугалась, что он на сей раз окажется прав. Сегодня, как никогда прежде, он выглядел на все свои девяносто восемь лет.

- Привет, Сара, - тихо сказал он, любуясь ее молодостью и красотой. Для него тридцать восемь лет казались детским возрастом. Он смеялся, когда Сара говорила ему, что чувствует себя старой. - По-прежнему слишком много работаешь? - спросил Стенли.

Сара подошла к кровати и остановилась рядом с ним. Когда он видел ее, это всегда восстанавливало его силы. Она была для него как воздух и свет или как весенний дождь для цветочной клумбы.

- А как же! - улыбнулась Сара.

Стенли взял ее за руку. Ему нравилось прикасаться к ее коже, чувствовать ее тепло.

- Разве я не говорил тебе, что этого делать не следует? Ты слишком много работаешь. И когда-нибудь кончишь тем же, чем я. Жизнью в одиночестве на чердаке в компании надоедливых сиделок.

Он действительно не раз говорил, что ей следует выйти замуж и завести детей. Стенли сердито отчитал Сару, когда она сказала, что не хочет делать ни того ни другого. Сам он сожалел лишь о том, что не завел детей, и частенько убеждал ее не повторять его ошибок. Акционерные сертификаты, облигации, торговые центры и нефтяные скважины не заменят детей. Он сам слишком поздно это понял. Теперь единственной радостью и утешением в его жизни была Сара. Он любил добавлять дополнительные распоряжения к завещанию и делал это часто. Это давало ему повод увидеться с ней.

- Как вы себя чувствуете? - поинтересовалась Сара, словно была не поверенным в делах, а его близкой родственницей. Она тревожилась о нем и частенько находила предлоги, чтобы послать ему книги и статьи, касающиеся главным образом новых законов о налогообложении или других вопросов, которые, по ее мнению, могли его заинтересовать. Он обязательно присылал ей потом написанные от руки замечания и благодарил. Голова у него работала четко, как всегда.

- Я устал, - честно признался Стенли, продолжая сжимать слабыми пальцами ее руку. - В моем возрасте нечего ждать, что будешь чувствовать себя лучше. Мое тело давно уже умерло. Остался лишь мой мозг.

И мозг этот оставался таким же ясным, каким был всегда. Но Сара заметила, что глаза его потускнели. Обычно в них все еще был огонек, но сейчас что-то изменилось. Ей всегда хотелось найти какую-то возможность вывести его на воздух, однако, если не считать поездок в машине «скорой помощи» в больницу, он уже много лет не выходил из дома. Мансарда дома на Скотт-стрит стала обиталищем, в котором он был обречен закончить свои дни.

- Садись, - сказал он наконец. - Ты хорошо выглядишь, Сара. Как всегда. - Она стояла такая свеженькая, такая высокая и стройная и казалась ему полной жизни и очень красивой. - Я рад, что ты пришла. - Он сказал это с большим жаром, чем обычно, и у нее защемило сердце от жалости к нему.

- Я тоже рада. Я была занята. Я две недели собиралась навестить вас, - сказала она извиняющимся тоном.

- Судя по тому, как ты выглядишь, ты, наверное, где-нибудь отдыхала. Где это ты так загорела? - Ему показалось, что она выглядит еще красивее, чем обычно.

- Всего лишь съездила пару раз на уик-энд на озеро Тахо. Там хорошо. - Сара улыбнулась и, поставив кейс, уселась в неудобное кресло.

- Я никогда не уезжал ни на уик-энды, ни на каникулы. За всю жизнь я два раза ездил в отпуск. Один раз в Вайоминг, на ранчо, а другой раз - в Мексику. И оба раза мне не понравилось. Мне казалось, что я зря трачу время, потому что сижу там и беспокоюсь о том, как дела в моем офисе и не упустил ли я чего-нибудь.

Сара подумала, что он места, наверное, себе не находил, ожидая вестей из своего офиса, и что, наверное, уезжал домой раньше, чем планировал. Она и сама теряла покой, когда в офисе было слишком много работы, и частенько приносила с собой досье, чтобы поработать дома. Она терпеть не могла оставлять что-нибудь незаконченным. Стенли не сильно ошибался, говоря о ее отношении к работе. В этом она была очень похожа на него. Квартира, в которой она жила, выглядела едва ли лучше, чем его комната на чердаке, только была несколько просторнее. Несмотря на свою молодость, Сара почти так же мало, как и он, интересовалась окружающей обстановкой. Они оба были одержимы почти одинаковыми демонами, и Стенли об этом уже давно догадался.

Они поболтали несколько минут, потом Сара протянула ему документы, которые принесла на подпись. Стенли просмотрел их, но они были ему уже знакомы. Она присылала ему черновики документов с курьером, чтобы он их одобрил. У него не было ни факса, ни компьютера. Стенли любил видеть оригиналы документов. У него не хватало времени овладеть новинками технического прогресса. Он никогда не имел сотового телефона и не испытывал потребности в нем.

Рядом с его комнатой была маленькая гостиная, предназначавшаяся для сиделок. Они не осмеливались далеко отойти от него и находились либо в этой крошечной гостиной, либо в его комнате, сидя в неудобных креслах и наблюдая за ним, либо на кухне, где готовили для него незатейливую еду. Дальше по коридору на верхнем этаже было еще несколько маленьких комнат для служанок, где сиделки, если желали, могли спать, когда заканчивалась их смена, или отдохнуть по очереди. Никто из них не жил там постоянно. Они просто работали посменно. Единственным человеком, постоянно проживавшим в доме, был Стенли. Его существование и сузившийся мир были крошечным микрокосмом на верхнем этаже некогда величественного дома, который ветшал и разрушался так же неотвратимо, как и сам Стенли.

- Мне понравились изменения, которые ты внесла, - похвалил он Сару. - Они делают смысл формулировки точнее, чем в черновом варианте, который ты прислала мне на прошлой неделе. Формулировка стала более четкой и оставляет меньше возможностей для маневра.

Он всегда тревожился о том, что сделают наследники со всем тем, чем он владеет. Поскольку он никогда не встречался с большинством из них, а те, с которыми встречался, были сейчас слишком старыми, трудно было угадать, как они поступят с имуществом. Оставалось предположить, что они все продадут, хотя в некоторых случаях это было бы просто глупо. Но пирог приходилось разрезать на девятнадцать кусков. Пирог был очень большой, и каждому достанется кусок впечатляющего размера, гораздо больший, чем они могут себе представить. Но Стенли был твердо намерен оставить все, что имеет, родственникам, а не благотворительным организациям. В течение многих лет он отдавал свою долю на филантропические нужды, однако был твердо уверен, что кровь не водица. А поскольку у Стенли не было прямых наследников, он оставлял все своим кузенам, внучатым племянникам и внучатым племянницам, кем бы они ни были. Он навел справки об их местонахождении, но познакомился только с несколькими из них. Он надеялся, что оставленное им наследство позволит изменить в лучшую сторону качество жизни некоторых из них. Судя по всему, неожиданное наследство они получат уже скоро.

- Я рада, что вам это понравилось, - сказала Сара с довольным видом. Она старалась не замечать потускневший взгляд его глаз, от которого ей хотелось плакать. Стенли сильно сдал после весенней пневмонии и выглядел теперь не моложе своего возраста. - Вы хотите, чтобы я еще что-нибудь добавила к завещанию? - спросила она, и он покачал головой в ответ. Она сидела в сломанном кресле, спокойно наблюдая за ним.

- Что ты собираешься делать этим летом, Сара? - спросил он, меняя тему разговора.

- Проведу еще несколько уик-эндов в Тахо. Ничего особенного у меня не запланировано. - Она подумала, что Стенли боится отпускать ее надолго, и хотела его успокоить.

- Ну так запланируй что-нибудь. Нельзя всю жизнь посвящать работе. Этак ты останешься старой девой.

Сара рассмеялась. Как-то раз она призналась Стенли, что кое с кем встречается, но сказала, что это несерьезно и временно. Так ее дела обстояли и до сих пор. Это была временная связь, длившаяся четыре года, и Стенли сказал, что это глупо, потому что не может быть временных отношений в течение четырех лет. Мать говорила ей то же самое. Но Сара другого не хотела. Она сказала себе и всем остальным, что слишком загружена работой в юридической фирме и пока не хочет большего, чем временная связь. Работа у нее стоит на первом месте. Совсем как у него.

- «Старых дев» больше нет, Стенли. Есть независимые женщины, которые делают карьеру и имеют другие приоритеты и потребности, чем женщины прошлых лет, - сказала Сара, не убедив никого, кроме себя.

Стенли на это не купился. Он знал ее лучше и имел гораздо больший жизненный опыт, чем она.

- Все это вздор, и ты это знаешь, - решительно заявил он. - Люди не изменились за две тысячи лет. Те, что поумнее, по-прежнему остепеняются, женятся и обзаводятся детьми. Или оказываются в таком положении, как я.

Он оказался в положении человека баснословно богатого, что казалось Саре не таким уж плохим итогом. Она сожалела, что у него нет ни детей, ни близких родственников, которые находились бы рядом, но, прожив такую долгую жизнь, люди чаще всего оказываются в одиночестве. Он пережил всех, кого знал. Возможно, будь у него дети, он к этому времени потерял бы их, и ему в утешение остались бы только внуки и правнуки. В конечном счете, подумалось ей, кого бы мы ни имели рядом, но мы покидаем этот мир в одиночестве. Как Стенли. Только в его случае это было более очевидно. Но Сара знала, основываясь на примере жизни матери с отцом, что можно быть таким же одиноким, даже имея супруга и детей. Поэтому она не спешила обременять себя ни тем ни другим. Женатые люди, которых ей доводилось встречать, не казались ей такими уж счастливыми, и если бы она вышла замуж, а потом брак распался, ей совсем не хотелось, чтобы какой-то бывший муж ненавидел ее и досаждал. Таких примеров Сара тоже знала предостаточно. Поэтому ее гораздо больше устраивало, когда жизнь организована так, как у нее: работа, независимость и «приходящий» любовник, который вполне удовлетворял ее потребности. Мысль о том, чтобы выйти за него замуж, никогда не приходила Саре в голову, как и ему. Они с самого начала договорились, что необременительная связь - это все, что им нужно друг от друга. Необременительная и простая. Тем более что оба они были поглощены работой, которую любили.