Екатерина Дибривская - Домик разбившихся грёз

О своей попытке свести счёты с жизнью я тоже не рассказываю Алексу. Но ему и не нужно. Он часто проводит пальцами по внутренним сторонам запястий, нежно и осторожно, словно боится, что старые шрамы лопнут от его прикосновений. Я не могу описать целую бурю эмоций, которая вспыхивает в его глазах в эти моменты.

Я стою у окна гостиной, наслаждаясь видом. Кажется, теперь это моё любимое место и занятие. И самое любимое — когда Алекс подходит сзади и обнимает меня.

— Хочешь прогуляться? — спрашивает он, и я резко оборачиваюсь в его руках.

— Что-то случилось? — даже не пытаюсь скрыть своё беспокойство, потому что чувствую перемены в любимом мужчине, буквально осязаю кожей.

— Не бери в голову, Аль, — отмахивается он.

— Что-то на фирме? С отцом? Он тоже явно чем-то озадачен…

— Не волнуйся, я прошу тебя. Если у Сафронова что-то и происходит, то без моего участия. — он усмехается. — Больше суток с сыном не могу связаться. Переживаю, Аль. Боюсь, как бы в дурную компанию не попал. Дети — они и, когда взрослеют, всё равно ещё такие дети.

Алекс целует кончик моего носа.

— У нас после развода с его матерью не очень хорошие отношения. Он тяжело принял эту новость.

— Всё наладится, — я обнимаю мужчину. — Вот увидишь, он просто отдыхает с друзьями, я уверена. Мальчики, имея некую свободу от родителей и финансовые возможности, могут забывать о том, что всё ещё зависят от семьи.

— Мальчик? — Алекс коротко смеётся. — Он почти твой ровесник, Аль.

Смотрит на меня с лёгкой улыбкой, словно оценивая реакцию. Сказать, что я в шоке, это промолчать. Алекс никак не выглядит в моих глазах отцом такого взрослого сына. Да и судя по его рассказам, у меня сложилось впечатление, что его сын — скорее подросток, чем юноша.

— Я уже совсем взрослый дяденька, Алечка. — он снова усмехается, глядя мне в глаза. — Сын получился на выпускном, по глупости и неопытности, я вернулся с армии и узнал, что у меня есть ребёнок. Но ты можешь быть спокойна, он — мой единственный ребёнок. Пока. Это я тебе могу гарантировать на все сто.

— Что он — твой единственный ребёнок или что пока? — заблудившись в собственных мыслях, спрашиваю у него.

— И то, и другое, Аль. — его взгляд становится очень серьёзным. — Надеюсь, ты понимаешь, что то, что происходит между нами из раза в раз, — не попустительство с моей стороны? Я хочу ещё детей, Аль. Если их матерью будешь ты.

Моё сердце переполнено любовью. И болью. Однажды мне придётся как-то объяснить ему, почему я не могу стать матерью его детей. Или Бог смилостивится, и мне воздастся за пережитую потерю. Но в это верится с трудом.

— Ты даже представить себе не можешь, как бы я этого хотела, — шепчу сквозь подступающие слёзы.

— У нас всё будет хорошо, слышишь? — Алекс целует мою макушку. — Пойдём посмотрим, сколько снега намело?

Когда мы выходим из дома, мужчина разворачивает меня лицом к двери.

— Самое главное забыл, Алевтинка, — он показывает на место под козырьком. — Подумай, какое имя мы дадим нашему дому. Хорошо подумай. Внимательно. Это на всю жизнь.

— Я уже говорила сегодня, как сильно я люблю тебя? — зачарованно поворачиваюсь к нему.

— Ты всегда можешь повторить эту сладкую музыку для моей души. — смеётся он. — Потому что я тоже тебя люблю.

Мы уходим в лес примерно на километр, дурачимся в снегу, и Алекс валит меня в сугроб, нависая сверху. Трель его телефона раздаётся в тот момент, когда наши губы вот-вот должны соприкоснуться, и я досадливо вздыхаю, вызывая на лице мужчины понимающую улыбку. Но звонок он принимает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да? В больнице? Что с ним? — Алекс поднимается и протягивает мне руку. — Забронируй билет на ближайший рейс. Часа через три, раньше не успею. Да, спасибо.

Моё сердце болезненно сжимается от перемен в голосе Алекса. Жёсткий, твёрдый, уверенный. Он скидывает звонок и берёт меня за руку.

— Мой сын в больнице, отравился на вечеринке, вероятнее всего, лёгкие наркотики. Я должен лететь, Аль. Убедиться, что он в норме. Не надумывай на свой счёт, малышка, ладно? Это на пару-тройку дней. Максимум, неделя. Вроде ничего опасного, но…

— Конечно, Алекс. Я всё понимаю. Отвезёшь меня к отцу?

— Ты можешь остаться дома, — он имеет в виду здесь, но одна я не хочу жить в этом уединении. — Да, ты права. Лучше к отцу. Но ты всегда можешь приезжать сюда, ладно?

Быстрые сборы, поездка до Москвы проходят как в тумане. Мне страшно оставаться без него, слишком хорошо я помню, чем закончилось наше расставание в прошлый раз, когда он уезжал от меня. Но я старательно гоню от себя все отрицательные мысли.

— Я тебя люблю. Что бы, кто бы тебе не пытался навязать, если такое случится, помни об этом и без личной встречи и разговора ничего не принимай близко к сердцу, хорошо?

Мы стоим у подъезда жилого комплекса, где расположена квартира моего отца. Я вжимаюсь в мужское тело изо всех сил, а его руки стискивают меня почти до боли.

— Хорошо, — выдыхаю в ответ и целую его.

С таким отчаянием, словно мы больше никогда не встретимся.

— Будь умницей, Алечка, и береги себя. Моё сердце остаётся с тобой. Звони и пиши в любое время. По любому вопросу. Я весь твой.

Дни без него тянутся бесконечной чередой незначительных событий. Я почти не выхожу из дома и провожу много времени с отцом. Папа сильно сдал за последние дни, и это не на шутку тревожит меня. Он переживает за Ингу, которая ведёт себя как последняя стерва. Отцу неприятно, а я не удивлена, ведь это и есть её сущность.

Алекс не пропадает. Звонит несколько раз в день, часто шлёт мне милые сообщения, но чем больше проходит таких дней, тем острее я чувствую себя потерянной. Снова.

Мне становится немного легче, когда мы возвращаемся к работе. Звонок Алекса в пятницу, в конце первой рабочей недели нового года застаёт меня именно в офисе.

— Привет, малышка. Соскучился. — выдыхает он. — Все документы получила?

— Да.

— Отлично, я забронировал тебе билет до Лондона. Прилетай на выходные. Пожалуйста. Не могу больше. Я тут пока завис ещё на неделю минимум.

— Хорошо, Алекс. Скинь на почту номер брони, и я буду у тебя.

— Увидимся через несколько часов, малышка.

Я иду к отцу, чтобы отпроситься до конца дня. Дверь его кабинета приоткрыта. Сама не знаю почему, но я затормаживаю, прислушиваясь.

— И где ты пропадала? — слышу голос отца.

— Мне нужно было решить, что делать, — отвечает Инга. — Это слишком неожиданно для меня. Не уверена, что я хочу оставлять этого ребёнка.

— Срок почти четыре месяца, Инга. Поздновато ты спохватилась! А что отец? Я хочу знать, почему он не в курсе и не принимает участия в этом решении?

— Господи, пап. Это была одноразовая связь. Даже не знаю, как так получилось. Переспали и забыли.

— Кто? — твёрдо настаивает отец.

— Да какая разница? Если тебе будет проще, кандидатов вообще двое. По срокам подходят сразу два товарища.

— Кто? — повышает голос отец.

— Костик Пронский и… Мельченко, — раздражённо отвечает она, и я зажимаю рот ладонью, чтобы не выдать своего присутствия рвущимися воплями новой боли.

Человек предполагает, а обстоятельства располагают. В моём случае обстоятельства абсолютно не желают играть мне на руку.

Сын даром что вырасти вырос, а ведёт себя как дитя малое! И как не вовремя! Это просто немыслимо! Словно он чувствует моё счастье и намеренно вставляет палки в колёса!

Мой помощник ошибся. Пацан обожрался дури, хорошенько запивая вискарём. Состояние не критическое, но достаточно хреновое, чтобы провести на больничной койке дольше условных трёх дней.

Не думал я, что придётся контролировать жизнь совершеннолетнего парня, но выбора он мне не оставил.

— Отправишься на месяц в реабилитационный центр, телефона, ноутбука и любых средств связи я тебя лишаю, — выговариваю ему, вышагивая по палате. — Соответственно, доступ к счёту я тебе тоже перекрываю. Временно.

— Ой, пап, давно ты решил поиграться в воспитание?

— Когда узнал, что мой единственный ребёнок решил пойти по кривой дорожке!

— Не пошёл бы ты..?

— Куда?

— К той бабе, из-за которой семью развалил!

— Ты, если чего не понимаешь, не суди. Легко наговорить всякого, да только ты пожалеешь, а я уже не забуду.

— Это угроза? Ты меня без бабок, что ли, оставишь? Да мне насрать, ясно? Я и без тебя проживу! Я вообще жениться хочу!

— Господи, да куда тебе жениться-то? Ты ещё такой ребёнок! Ты о себе позаботиться не можешь, как ты о девушке собрался заботиться?

— Я прекрасно заботился, представь себе! — сын со злостью смотрит на меня.

Чудесно! Мой сын связался с какой-то недалёкой студенткой и подсел на наркоту в её обшарпанной общаге. Просто фантастика. Работая на его светлое будущее, я только об этом и мечтал! Кто-то вообще ещё женится в таком возрасте, кроме как по залёту? Ну хоть этот вариант я и отбрасываю со спокойной душой, но чувство глухого разочарования растекается по венам.

— Так это ты с ней развлекался? Со своей девушкой? — открываю папку и зачитываю вслух: — Концентрация этилового спирта в крови — 2,58 %, что соответсвует алкогольному опьянению сильной степени, так же обнаружены следы синтетического препарата, предположительно, амфетамин. Серьёзно, сынок? Скорость? Что ты молчишь? А то, что вы совокуплялись в бассейне с подогревом среди тел таких же обдолбанных студентов — это твоя забота?!

— Это была не она… Не моя девушка. — возражает он. — С ней я бы никогда так не поступил!

— Ты уже с ней так поступил! — взрываюсь я. — Это невероятно! Просто феерично! Ты реально идиот? Ты своей девушке изменил! На какой-то беспорядочной оргии! И ты хочешь сказать, что можешь позаботиться о ней?! Чем? Тем, что притащишь хламидиоз?

— Ты постоянно изменял маме! Не жил с нами! Никогда не лез со своим воспитанием, вот и сейчас не надо! Задолбал, папаша!

— Я всю жизнь деньги зарабатывал, чтобы ты беззаботно мог их тратить. Чтобы у тебя была лучшая жизнь. И я не позволю тебе просрать её на недостойных женщин, алкоголь и наркотики. Я тебя учиться в Лондон отправил, чтобы ты ума набирался, а не трахал девок в бассейне на вечеринке!

— Пап, вот что тебе надо, а? Ты сам ушёл от мамы из-за какой-то бляди…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В мгновение ока приближаюсь к нему и нависаю над койкой.

— Рот закрой! Бляди на спидах соплякам вроде тебя на вечеринках отдаются. Ты, если чего-то не знаешь, то и не делай поспешных выводов. Хочешь быть взрослым, так и веди себя по-мужски. Мы с твоей матерью всегда были чужими людьми, ты прекрасно это знаешь. Ты вырос, живёшь отдельно, так разве мама не достойна шанса устроить свою жизнь? И я — не достоин этого шанса? Ты навсегда останешься нашим ребёнком, но ты уже не маленький, сынок, должен понимать, что и как работает в жизни. Если мы не любим друг друга, это не значит, что мы перестаём быть твоими родителями и перестаём любить тебя.

— Будто ты вообще знаешь, что такое любовь! — запальчиво бросает он. — Скажи ещё, что любишь эту свою новую бабу…

— Так, пацан! Мы тут не мою жизнь собрались обсуждать! А твоё светлое будущее, в котором ты не жрёшь наркоту и не запиваешь её виски, не трахаешь девок на глазах у целой толпы и не попадаешься в таком состоянии полиции! Тебя из университета отчисляют, в курсе? Дальше что — Россия, армия, завод?

Я тяжело дышу, чувствуя какую-то отрешённую усталость. Безусловно, часть своей вины за то, каким он вырос, я с себя не снимаю. Но Мила, в своём желании воздействовать на меня, сделала из мальчика какого-то инфантильного хлюпика, который живёт с навязанными ею же понятиями о моём долге перед семьёй.

— Отчисляют? — сын привстаёт на локтях. — Неужели ничего нельзя сделать, пап?