Екатерина Дибривская - Домик разбившихся грёз

Я хмуро киваю. Так и думал. Не имел возможности проверить, так как Мила предаётся разврату где-то в Бангладеше с очередным любовником. Но картина, нарисованная Сафроновым, теперь разворачивает ситуацию в совершенно другом ракурсе. И мне не нравится эта схема. Потому что я знаю одного человека, который всеми силами выставлял Сафронова в чёрном свете, который настоял, чтобы мой адвокат не поддерживал связь с Алей, из-за чего всё самое ужасное с ней и произошло.

И теперь я просто не знаю, что мне делать с этим открытием. Потому что, как верно заметил Сафронов, противостоять Бакинскому дураков нет. Потому что ума не приложу, зачем это нужно моему приятелю.

Я лежу в своей маленькой квартирке, расположенной не в самом благополучном районе Москвы, и с беспокойством смотрю в тёмный потолок, когда раздаётся настойчивый стук в дверь.

В абсолютной темноте дохожу до двери и охрипшим голосом спрашиваю:

— Кто?

— Аль, это я, — слышу голос Алекса и тут же распахиваю настежь дверь.

Мужчина моментально делает шаг вперёд и подхватывает меня, отрывая от пола.

— Спряталась, малышка? Думала, я не найду тебя? — усмехается мне в губы. — Думала, я позволю тебе полагать, что согласился на какие-то негуманные условия твоего отца? Ты буквально мой воздух. Я больше не отпущу тебя.

С моих глаз срываются слёзы. Каждое слово действует на мои шрамы бальзамом. Исцеляют меня. Страх пустоты и одиночества отступает.

Он здесь. Он пришёл ко мне. Я могу расслабиться. Но внутри меня застывает тревога. Какое-то предчувствие беды. Оно тенью ходит за мной, несмотря на то, что всё так радужно и прекрасно, хоть и не исключает определённых трудностей.

Разве я не должна расслабиться и получать удовольствие от нашего долгожданного счастья? Если мы будем крепко держаться друг за друга, разве мы позволим его разрушить? Разве мы допустим, чтобы это произошло?

— Ну что ты плачешь, Алечка? Всё будет хорошо. Я тебе обещаю, слышишь? — Алекс на ходу скидывает туфли и пальто, следуя за мной.

Мы долго сидим в темноте, пока я пытаюсь успокоить бесконечный поток своих глупых слёз, пока мужчина гладит мои спину и волосы, руки, бёдра, лицо. А когда я успокаиваюсь, мы ложимся спать, тесно прижавшись друг к другу, на узкой кровати моей детской спальни.

Я глубоко вдыхаю запах его кожи, прижимаюсь губами к центру его крепкой груди, прямо туда, где с глухим стуком бьётся его сердце, и наконец отпускаю все тревоги, засыпая сладким, безмятежным сном.

Открыв глаза, я натыкаюсь на встревоженный взгляд Алекса, но его лицо мгновенно проясняется.

— Сегодня без кошмаров? — с едва заметной улыбкой спрашивает он.

Я призадумываюсь на мгновение и с удивлением обнаруживаю, что он прав.

— Вообще ничего не снилось, — довольно потягиваюсь и трусь о его тело. — Прекрасно выспалась. Меня вообще ничего не беспокоит, Алекс.

— Это прекрасная новость, малышка, — он подхватывает мою руку, — потому что меня беспокоит вот это.

Мужчина с усмешкой откидывает одеяло в сторону и кладёт мою ладонь на горячую бархатистую вздыбленную плоть, которую я обхватываю, проводя по всей длине.

Тянусь к его губам настойчивым поцелуем, пока его пальцы проворно избавляют меня от белья и ласкают в ответ. Он с лёгкостью скользит в меня пальцем и, шумно дыша, устраивает моё тело сверху, на себе.

— Такая влажная… — рваный шёпот и резкий толчок происходят одновременно, — идеальная. Моя идеальная невеста. Моя любимая девочка!

Алекс садится и сжимает мою грудь, покрывая её нежными поцелуями, раскатывает на языке острые вершинки, посасывая и покусывая, вознося к вершинам наслаждения, наполняя удовольствием до самых краёв. И когда я, переполненная сладким тянущим ожиданием, разрываюсь на атомы с громкими стонами, Алекс ныряет следом за мной, притягивая моё лицо для глубокого поцелуя. Пока я балансирую, чувствуя пульсацию, чувствую вязкий жар семени внутри, Алекс крепкой рукой удерживает мой затылок и целует-целует-целует меня.

— Доброе утро, Алевтинка, — усмехается он в мои губы и несёт в душ.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Позже мужчина готовит нам завтрак, напевая под нос бодрый мотивчик, а я сижу у окна, снова наполняясь тревогами. Странно, что при свете дня это ощущается так остро.

— Сегодня мы поедем в клинику, — говорит Алекс. — Ты хочешь поехать со мной?

— Да? — с сомнением отвечаю ему.

— Переживаешь? — он опускается на корточки передо мной. — Не волнуйся, всё хорошо. Просто формальность, чтобы закрыть данную тему.

— Хорошо, — выдыхаю, чувствуя накатывающую тошноту.

Липкий страх опутывает внутренности, слабость сковывает движения, но я выдавливаю улыбку и принимаюсь за еду.

В клинике я сразу вижу нервно расхаживающего по длинному узкому коридору отца, безразлично восседающую на диванчике сестрицу с уже заметным округлившимся животиком и болезненно морщусь. Алекс, внимательно изучающий моё лицо, тут же подхватывает мою руку и, крепко сжимая, ведёт прямо в гущу событий.

— И ты притащилась? — цедит Инга, с любопытством поглядывая на наши сцепленные руки. — Мельченко, я этой зачуханной сиротке отпрыска не дам воспитывать, учти, если он твой, то никаких гостевых недель в вашем доме не будет.

— Он не мой, — отмахивается Алекс, чуть крепче сжимая мою руку. — Где второй… кандидат?

— Опаздывает, — бросает отец отрывисто, подходя к нам, и качает головой. — Ну я же просил.

— Папа, — тихо прошу я, пока снова не началась перепалка. — Это ничего не решит, понимаешь? Я люблю его, и мне всё равно, чей это ребёнок…

— Ну ты и дрянь! Потаскуха! — визгливые нотки в голосе сестры раздражают меня. — Нет, ты слышал, пап? Ей всё равно, что она спит с потенциальным отцом моего ребёнка! Я никогда не дам тебе быть с ним вместе… Если окажется, что Саша сделал мне этого ребёнка, то я…

— Алевтина выходит замуж. За меня. — ставит жирную точку Алекс. — Общий ребёнок не делает из мужчины и женщины семью, Инга. Даже если на самом деле существует. В данной ситуации нам вообще не стоит это обсуждать, в результате я уверен, делаю тест исключительно из уважения к Але и вашему отцу.

— Здравствуйте, прошу прощения за опоздание, пробки, — слышится за спиной приятный баритон. — Что тут за шекспировские страсти?

Поворачиваясь, вижу молодого мужчину с задорным взглядом. Он весело подмигивает мне, здоровается за руку с отцом и Алексом, целует Ингу, опускаясь рядом на диван.

— Ну и зачем этот цирк, зай? Не могла просто сказать, что у нас будет ребёнок?

— Я не знаю, от кого он, — выплёвывает Инга прямо ему в лицо.

Мужчина смеётся.

— Конечно, это мой ребёнок. Маленький зайчонок от моей зайки.

— Давайте просто покончим с этим фарсом? — не выдерживает Алекс, и отец согласно кивает.

Процедура взятия проб, в отличие от озвученного времени ожидания результатов, проходит быстро. Несмотря на это, отец сидит рядом со мной и нервно отбивает дробь ногой.

— Я даже не знаю, что хуже, — признаётся он. — Что ты выйдешь замуж за отца ребёнка своей сестры или им окажется Константин Пронский.

— Почему? — спрашиваю у него.

На самом деле мне не интересен ответ на данный вопрос, но я спрашиваю, чтобы поддержать разговор. Молчание и тишина сводят меня с ума.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Владеет каким-то борделем! Чёртов сынок депутата! Наглый, самовлюблённый эгоист!

Смотрю на отца и даже не пытаюсь скрыть удивления. Это он о том приятном мужчине в строгом деловом костюме, который с нежностью смотрит на Ингу и уверен, что ребёнок от него? Если моя стерва-сестра вызывает в ком-то нежность, то он уже мне нравится!

— Видела, с какой убеждённостью он заявился?! — пыхтит отец. — Тебе, конечно, легче станет, если это окажется правдой, но Инге… Он увезёт и закроет её в своём особняке, за семью замками, с целой армией охраны и больше никогда не позволит вести себя взбалмошно и непотребно.

— Идеально, — вырывается у меня, и отец, расслабляясь, смеётся.

— Да, озвучив вслух, понимаю, что это пойдёт ей лишь на пользу.

Мы не успеваем вдоволь обмусолить его вывод, двери процедурного кабинета открываются. Первым выходит Алекс. С его лица не сходит скептическая усмешка, и я прекрасно понимаю, почему: следом идёт Инга, а депутатский сын, владелец борделя и эгоистичный самовлюблённый тип увивается за ней, едва ли не сдувая пылинки.

— Зайчики хотят кушать? После сдачи крови тебе необходимо восполнить недостаток витаминов и микроэлементов, зай, — щебечет он тихонечко, но в пустом больничном коридоре мне отчётливо слышно каждое слово.

— Идём, Аль, — тянет меня в сторону. — Уверен, тут и без результатов анализа всё ясно как божий день.

Я хихикаю, натыкаясь на злобный взгляд сестрицы, и маскирую смех кашлем. Хоть я и не признаюсь, но меня тревожил сам факт вероятности, что Инга беременна от моего любимого мужчины. Теперь я уверена, что это не так. Теперь я уверена, что результат — чистая формальность.

Выходные мы проводим вдвоём в нашем домике. Это сказочное время, когда я расслабляюсь и забываю обо всём, окружённая любовью и заботой самого близкого и родного человека.

Что бы мы ни делали вместе, дурачась, смеясь, смотря фильмы, готовя замысловатые блюда по кулинарной книге, занимаясь любовью, гуляя вдоль берега озера или по лесу, или раздельно, когда Алекс удаляется в кабинет для рабочих разговоров по телефону, а я читаю в это время книгу, лёжа у камина, я чувствую его присутствие, тесную связь с ним. Это касается не только нашей насыщенной сексуальной жизни, скорее, это близость духовная. Как если бы мы были теми самыми мифическими двумя половинками. Восхитительное и удивительное чувство!

Чувство тревожности в моей душе уступает место бескрайнему счастью, лишь небольшая слабость и головокружения ещё напоминают мне о недавнем стрессе.

С началом новой недели Алекс много разъезжает по городу, нащупав наконец ниточку в той давней истории, разлучившей нас, и я верю, что разобравшись в ситуации, мы окончательно сможем отпустить её.

Дни складываются в недели, приближая нас к новой весне. Через двадцать один рабочий день курьер из клиники привозит отцу запечатанный конверт с результатами анализов, и мы собираемся в его кабинете, чтобы отсечь все возможные вопросы и убедиться наверняка.

— Неинвазивный тест на установление отцовства подтвердил вероятность отцовства тестируемого под номером один на 99,9 %. Это, — зачитывает отец, — Мельченко Александр Александрович.

И я беспомощно хватаю ртом воздух, потому что обида неожиданно затапливает меня с головой.

В два шага преодолеваю расстояние от того места, где стоял секунду назад, до кресла Сафронова и выхватываю злосчастный листок прямо из его рук.

Глазами пытаюсь быстро выцепить нужные строки: отмечаю процентное соотношение совпадающих аллельных генов, пробегаюсь по заключению анализа, запоминаю название клиники. Это просто чёртово безумие!

В том, что эта бумажка — липа, я не сомневаюсь. Вопросов несколько: кому и зачем необходимо убеждать кого бы то ни было в моей причастности к беременности Сафроновой и как, а точнее, на каком этапе этот неведомый кретин смог вмешаться в создание фиктивного документа, который я могу наблюдать прямо сейчас своими собственными глазами?

Перевожу тяжёлый взгляд на Алю, которая всхлипывает и сжимает рот крохотной ладошкой, и с грохотом опускаю филькину грамоту на стол. С меня довольно! Этот фарс переходит все границы!

Касайся это только лишь меня, я бы плюнул и растёр миллион раз, но всё, что касается этой маленькой женщины, всё, что заставляет её сжиматься от боли, вызывает у меня единственное желание. Найти и придушить гада своими руками.

— Сейчас мы с Алевтиной уйдём, — медленно говорю всем присутствующим, но смотрю прямо в глаза Сафронову. — Я разберусь с этой ошибкой, как только удостоверюсь, что она в порядке.

Леонид Степанович выглядит недовольным, но мне всё равно. Несмотря на наш откровенный разговор, я не тороплюсь сбрасывать его со счетов. Как и Бакинского. Как и саму Ингу. Поэтому мне нужно как можно скорее оградить Алю от происходящего. Я должен уберечь её от ненужных стрессов. Ей незачем больше страдать. Она уже испытала достаточно боли и разочарований, чтобы снова и снова какой-то мудак очернял меня в её глазах, портил наши отношения и доводил её до такого состояния.