Мне кажется, что и десятков, сотен лет будет недостаточно, чтобы эта боль утихла. Теперь, деля её на двоих, я больше не испытываю страхов и сомнений. Любовь не выбирает. Она не может быть неправильной, некрасивой. Наша любовь не ошибка. Этого просто не может быть!

Пусть всё складывается через искажённую призму чужого вмешательства, но я верю, что всё образуется и мы выдержим все испытания.

— Алекс, — тихо зову я. — Прости, что не сказала тебе. Я не могла найти в себе сил для этого признания.

Мужчина подбирается и встаёт с земли, моментально сгребая меня в охапку.

— Прости, что меня не было рядом. Прости, что тебе пришлось проходить это в одиночку. Прости, что я не могу исправить прошлого…

Смотрю в покрасневшие глаза, в которых вижу неуверенность и уязвимость, и вздрагиваю, как от удара.

— Это… — облизываю пересохшие губы, — не было случайностью?

Алекс с сожалением качает головой, не в силах произнести ужасную правду.

— Ты знаешь, кто это сделал? — мой голос звенит от напряжения.

— Скоро мы найдём его. Я тебе обещаю, что не оставлю от этого больного ублюдка и мокрого места.

Мужчина тянет меня в сторону машины. Я позволяю ему это. Я близка к истерике, потому что мой мир снова пошатнулся. Я всеми силами убеждаю себя, что не должна испытывать то, чего мне отчаянно хочется.

Я не должна, просто не имею права ненавидеть Алекса. Он тоже жертва. Как и я.

Но почему мне так горько от осознания, что он косвенно виновен во всех моих самых болезненных моментах?

— Отвези меня домой, — прошу я. — Ко мне.

— Нет, — крупные кисти до побеления сжимают руль. — Я понимаю, что ты чувствуешь. Поверь, я и сам ненавижу себя за то, что тебе пришлось пережить по моей вине. Но я не могу оставить тебя одну. Просто не могу, Аль.

— Я спала с твоим сыном, — безразлично бросаю Алексу. — Испортила ему жизнь, разбила сердце. Он грозился, что покончит с собой. Тебе стоит заняться им, если ты не хочешь потерять из-за меня ещё и его. Это я не смогла уберечь нашего ребёнка. Успела бы отбежать в сторону, но была слишком увлечена своими мыслями и перепиской с тем, кто успешно выдавал себя за тебя.

— Ты ни в чём не виновата, — отрезает он. — Даже не думай в этом направлении. С Сашкой я всё решу.

— Господи, да как ты можешь это решить? Он никогда тебя не простит, если узнает правду…

— Аль, я сам виноват, что он вырос чересчур избалованным и понятия не имеет, как устроена жизнь. Моя вина. Не твоя. В жизни бывает не всё так просто, как кажется на первый взгляд. Вот и нас есть свои семейные скелеты в шкафу. Он всегда был проблемным ребёнком. Причина, конечно, в его матери…

— Ты только послушай себя! Проблемный ребёнок? Он тебя ненавидит, не знаю, что там у вас произошло, но очевидно же, что из-за меня, из-за твоего развода…

— Аль, прекрати, ради Бога, просто прекрати. Решение о разводе никоим образом не было связано с тобой. Я принял его задолго до нашей встречи, а после — лишь ускорил процесс. Я не хотел тебя обижать, никогда не хотел. А получилось, что сам виновен во всём, что с тобой произошло!

— Если с ним что-то случится, ты же никогда мне этого не простишь… — шепчу я и начинаю плакать.

— Алечка, малышка, мне никогда не придёт в голову винить тебя в чём-то. — он тяжело вздыхает. — Я не знаю и уверен, что не хочу знать, до какой степени вы были близки с Сашкой, но есть кое-что, чего ты не знаешь о нём. Он сам не знает… Я так и не рискнул рассказать ему правду. Ты знаешь, что он бесплоден?

— Да, — нерешительно киваю, не понимая, к чему подводит мужчина.

— Мне пришлось принять это решение и провести ему в раннем детстве процедуру вазэктомии. Я сознательно лишил его возможности воспроизводить потомство.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

У меня буквально отвисает челюсть.

— Он говорил, что перенёс свинку или что-то подобное…

— Да, это то, что мы рассказывали ему, — мужчина мельком смотрит на меня. — Я люблю сына. С самого первого дня, как я впервые взял его на руки, до того момента, как понял, что он и есть мой соперник, я никогда не отступался от этой любви. Но так уж вышло, что тебя я люблю иначе и не готов уступить, даже зная, через какой ад мне придётся пройти ради этой любви.

— Я не понимаю, — честно признаюсь ему. — Абсолютно не понимаю, к чему ты ведёшь.

— У моего сына предрасположенность к психическому заболеванию, с генетикой трудно спорить, невозможно, я прекрасно убедился в этом на собственном опыте. Эта болезнь передалась Сашке по материнской линии. Его мать была моей одноклассницей, мы переспали на выпускном. Я провалил вступительные экзамены, и меня призвали для прохождения срочной службы на два года. Когда я вернулся, узнал, что у меня родился сын. Сашке на тот момент был уже год и три месяца. Я честно сказал его матери, что не готов к семейной жизни. Это совершенно не то, чего ждёт молодой дембель по возвращении домой. Но я обещал, что буду помогать материально.

Алекс сворачивает на обочину и открывает окно. Свежий воздух врывается в душный салон, и я с беспокойством смотрю на своего любимого. Как много свалилось на него в одночасье! Я безостановочно молюсь, чтобы болезни обошли его стороной!

— Я не любил её. Никогда даже не смотрел в её сторону. Мы встречали рассвет, выпили, разгорячились. Она предложила искупаться. Почему я пошёл один? Не помню. Как сейчас и не помню, зачем вообще пошёл… — он усмехается. — Она разделась донага и нырнула с разбега. И я отправился за ней. Это было быстро, неумело и нелепо. После мы просто разошлись каждый в свою сторону, словно ничего не произошло. Ничего не предвещало событий, произошедших двумя годами позднее.

Я застываю, следя, как меняется выражение лица Алекса. Словно он постарел разом на десятки лет! Я хочу попросить его замолчать, но не решаюсь. Наступил момент, когда между нами больше не останется тайн, и я должна найти в себе силы выслушать и принять его прошлое, каким бы оно ни было, чтобы у нас был хотя бы прозрачный намёк на совместное будущее.

— Она хотела прикрыть позор нашей свадьбой. Я не собирался жениться. Пришёл в гости, познакомился с сыном. Я сразу полюбил его… Моментально! Но уже тогда я знал, что ребёнок не в силах соединить двух чужих людей. Я просто хотел, чтобы все были счастливы.

Он вздрагивает и поднимает на меня тяжёлый взгляд.

— Посреди ночи в двери отцовского дома раздался стук. Я открыл нежданному визитёру и уже собирался обматерить, думая, что это какой-то забулдыга и пьяница ошибся хатой, но пригляделся внимательнее, различая в темноте очертания хрупкой женской фигурки. Я знал эту девушку. За дверью стояла запыхавшаяся младшая сестра матери моего сына. Она вздрагивала на ветру, стоя в ночной сорочке и галошах. Я не сразу сообразил, что она бьётся в истерике. Она схватила меня за руку и потянула из дому, пытаясь объяснить, что произошло, но среди рыданий я почти ничего не мог разобрать.

Я протягиваю руку и крепко сжимаю его пальцы ободряющим жестом. Взгляд Алекса смягчается на мгновение, пока он снова не переносится мыслями в ту ночь.

— Девчушка бежала, и я бежал за ней. Над их небольшим домом на косогорчике возвышалось зарево от пожара. В непроглядной тьме без единого фонаря в округе я хорошо видел взмывающие в высь искры пламени. Пожар расходился по старому трухлявому дереву с бешеной скоростью. От кухни, от печи, полз по стенам, торопливо касался крыши… Мой сын был там. И его мать. И её родители. Я выбил окно в самой дальней комнатушке и влез внутрь, помог выбраться их старику, который метался, в безумии бросаясь на огонь. Их мать навсегда осталась в том доме… В густом едком дыму я не сразу обнаружил молодую женщину с ребёнком… Она топила моего сына в ведре с водой, напевая колыбельную…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мне кажется, что я ослышалась. Или поняла неправильно.

— Когда ты говоришь, что она топила Сашку в ведре, ты имеешь в виду..?

— Буквально, Аль. Она подожгла печь и не закрыла заслонку, дождалась, пока дом загорится и начала топить своего ребёнка. Моего ребёнка.

— Зачем? — тихо вопрошаю.

Дорожки слёз сбегают по моему лицу на подбородок, и Алекс стирает их своей рукой.

— Обострение шизофрении. Решила, что раз я не хочу жениться на ней, то она избавится от сына и спишет всё на пожар. Если бы её сестра не встала в туалет, вероятно, они все погибли бы… Думаю, все, кроме самой Жанны.

— Постой, — смотрю на него во все глаза. — Жанны?

— Биологической матери Сашки, — поясняет Алекс. — Моей одноклассницы, Жанны Борисовны Арсеньевой.

— А Людмила Борисовна — это её сестра? Та самая девушка, что прибежала к тебе?

— Да, ты правильно всё поняла.

— Что было после пожара? — задаю следующий вопрос, оттягивая обсуждение темы его отношений с Людмилой.

— Суд, экспертиза, принудительное лечение… Борис Аркадьевич не смог пережить такого позора и смерти жены. Оказалось, что его тёща болела тем же недугом. Мать Жанны эта участь миновала, зато коснулась её самой. Я остался с ребёнком на руках. Мои пожилые родители жили тоже в небольшом доме, пришлось тесниться. Сестру Жанны я тоже не смог оставить на улице… Жить после такого в провинциальном городке просто сущее наказание, все смотрели косо, девушку гнобили, распускали слухи… Я не хотел такой жизни для сына. Не хотел, чтобы всю жизнь в него тыкали пальцем и каждый рассказывал, как его пыталась убить родная мать. Я принял решение уехать в Москву. Но один, дембель с младенчиком, даже со скромными накоплениями родителей, я бы не вытянул. И я позвал с собой Милу. Ей едва исполнилось восемнадцать, когда она осталась одна. Из всех живых родственников был только Сашка. Я позвал её в Москву, дав обещание, что мы поженимся, что я никогда не брошу её с ребёнком на руках и сумею позаботиться о финансовом благополучии.

— И она согласилась, — выдыхаю я, — и ты держал своё слово…

— Первое время мы пытались создать подобие семьи. Мила заботилась о Сашке, но вскоре захотела родить собственного ребёнка… А я отказал. В то время бизнес уже пошёл на лад, я имел возможность пообщаться с несколькими генетиками и психиатрами… Сашка получил этот ген от матери. Я боялся, что в Миле тоже есть дефекты. Я не мог рисковать. С тех пор наш брачный союз начал рушиться.

— Поэтому ты отправил сына на вазэктомию?

— Да. Ген рецессивный, но его лечащий врач не давал гарантий, что у Сашки внезапно не начнётся обострение. И ни единой гарантии, что его дети родятся здоровыми. Я взял на себя ответственность за его будущее. Если с моим сыном можно было отработать, пройти курсы лечения, сберечь его от сильных стрессов, то насчёт потенциальных внуков шансы были слишком малы. Генетика, чтоб её! У меня просто не было другого выбора, если я хотел уберечь сына от разрушающей правды.

— Ты считаешь, это честно? — спрашиваю, заглядывая в глаза мужчины. — Ты понимаешь, что не можешь ему рассказать обо мне? Такая новость может стать той отправной точкой, которая толкнёт его за черту безумия?

— Я разберусь, Аль. Ты не будешь моим секретиком.

— Мне жаль, что так вышло, Алекс, — бормочу я.

— Ты ни в чём не виновата, малышка. Я люблю тебя и обязательно разберусь со всеми проблемами. Просто дай мне немного времени и береги себя, ладно?

Нечто неуловимое сквозит в его взгляде, и я внимательнее смотрю в его глаза.

— Ты думаешь, он знает? Знал, кто я такая, когда мы встретились?

— Я не уверен в обратном, — мужчина поджимает губы. — Я хочу попросить тебя, чтобы ты пока избегала встреч с моим сыном. Дело не столько в банальной ревности, сколько в вопросе твоей безопасности.

— Ты правда думаешь, что Сашка…

— Проблема не только в нём, Аля. — перебивает Алекс. — Проблема в том, что Жанна уже давно покинула клинику и скрылась в неизвестном направлении…

У меня перед глазами темнеет, а к горлу снова подкатывает тошнота. Я еле успеваю открыть дверцу и высунуться наружу.

Алекс протягивает мне бутылку воды, и я полощу рот.

— Нервы ни к чёрту, — жалуюсь ему. — Есть не могу, но меня постоянно тошнит.

— Скоро всё закончится, малышка, и мы полетим к океану. Ты отдохнёшь, всё пройдёт… — он замирает. — Аль, а может, ты беременна?

Кровь приливает к щекам. Я не знаю, куда деться от его внимательного проникновенного взгляда. Я смущена и раздосадована от его вопроса, вроде бы логичного, но нелепого.

— Боюсь, что это невозможно. Прости, — прячу глаза вниз, концентрируясь на верхней пуговке его рубашки, — после аварии… Шансы, что я смогу родить ребёнка, практически нулевые.