Уолсингем поглаживал бороду. Он тоже наблюдал за сэром Николасом, но было непонятно, что у сэра Фрэнсиса на уме.

— Возможно, сэр Николас привез бы новости из Испании, — медленно проговорил он.

Королева нетерпеливо пожала плечами.

— Ищите себе других шпионов, сэр! Ну а если я выполню вашу просьбу, сэр Николас? Что тогда?

— О, мадам, только скажите, что вам привезти из Испании!

Возможно, королеве понравился быстрый ответ, а быть может, ей любопытно было узнать, что он намерен делать. Она весело сказала:

— Самое лучшее, что есть в Испании, сэр. Не забудьте!

Затем Уолсингем спокойно заговорил своим тихим голосом, сменив тему, и Бовалле был рад, что перестали обсуждать его просьбу. Королева не сказала ни «да», ни «нет», но сэр Фрэнсис, конечно, даст Николасу Бовалле разрешение в надежде на сведения, которые он мог бы таким образом получить.

Глава 8

Три с лишним месяца спустя сэр Николас Бовалле ехал верхом из Парижа на юг, к испанской границе. Ему пришлось задержаться дома: нужно было передать сокровища в казну королевы и уладить собственные дела. Он также должен был заехать к сестре в Вустершир, а она не скоро его отпустила. Бовалле весело провел у Аделы целый месяц, ни слова не сказав о своих планах, и самым бессовестным образом любезничал с дамами, с которыми она его знакомила, чтобы женить.

Разрешение на поездку было довольно легко получено у Уолсингема. Бовалле на целый час уединился с этим загадочным человеком, заявляя впоследствии, что его от государственного секретаря дрожь пробирает. Однако, судя по всему, они были совершенно едины в вопросе о войне с Испанией: оба приветствовали ее.

Наконец в сопровождении Джошуа Диммока и с кругленькой суммой денег сэр Николас прибыл в Париж и осведомился о своем дальнем родственнике, Эсташе де Бовалле, маркизе де Бельреми. Этого дворянина, с которым Николас не виделся с тех бурных дней в Италии, когда им обоим было двадцать с небольшим, не оказалось в его городском доме. Слуги сообщили, что он в Бельреми, в Нормандии, но в другом месте Бовалле услышал, что маркиз находится где-то на юге, в гостях у друга. Не было никакого смысла искать неуловимого маркиза по всей Франции, так что Бовалле, добродушно посетовав на отсрочку, остался ожидать возвращения своего родственника. Он не нанес визита английскому послу и не побывал при дворе Генриха III. Во-первых, Бовалле предпочитал, чтобы о его приезде во Францию не было известно; во-вторых, фатовство французского двора было ему не по вкусу. Он нашел другие возможности развлечься и проводил время очень приятно.

В конце месяца маркиз вернулся в Париж и, услышав о визите Бовалле, немедленно наградил своего мажордома пинком за то, что тот допустил, чтобы дорогой родственник остановился не в его доме, и тут же отправился в носилках, помещенных между двумя лошадьми, на поиски сэра Николаса.

У Бовалле было удобное жилище возле Сены, которое его вполне устраивало. Однако Джошуа мрачно ворчал и в каждом веселом госте, заглядывавшем к ним, видел католика-убийцу. Он говорил, что Варфоломеевская ночь еще слишком свежа в памяти простого англичанина.

Маркиз, крепко сложенный и роскошно одетый, был всего на год старше Бовалле. Он ворвался в комнату как ураган и заключил сэра Николаса в объятия, сопровождая свои действия восторженными восклицаниями и упреками. Прошло немало времени, прежде чем Бовалле смог приступить к своему делу, поскольку маркизу было что сказать, что спросить и что вспомнить. Но наконец последовал вопрос о цели приезда Бовалле, и тут они повздорили. Услышав, что сэру Николасу нужен французский пропуск в Испанию, маркиз сначала в отчаянии всплеснул руками и воскликнул: «Невозможно!» Через полчаса он сказал: «Ну-ну, может быть. Но это безумие и подлог, а вы — никчемный человек, раз просите меня о таком!» Через неделю он принес пропуск, промолвив только: «Не важно!», когда Бовалле спросил, как ему это удалось. Это было разрешение мсье Гастону де Бовалле на поездку за границу. Узнав, что Гастон — кузен маркиза, Бовалле прыснул.

— Но будьте осторожны, мой друг! — предостерег его маркиз. — Не столкнитесь с нашим послом, поскольку он знает Гастона и всех нас. И вообще, подумать только — ехать в Испанию! Да еще с таким именем! Безумие! Немыслимое безрассудство!

— Basta, basta![8] — ответил сэр Николас и, нахмурившись, посмотрел на пропуск.

Теперь, направляясь к югу, Бовалле думал о том, что этот пропуск поможет ему благополучно перебраться через границу, но благодаря ему он может подвергнуться риску в Мадриде. Он ехал в молчании, уныло размышляя над этим, но вскоре передернул плечами, отбрасывая дурные предчувствия, и, пришпорив лошадь, пустил ее галопом. Джошуа, медленно следовавший за ним с вьючной лошадью, увидел, как его господин исчез вдали в клубах пыли, и покачал головой.

— Наша последняя поездка, — промолвил Джошуа и подстегнул лошадь. — Чтоб всем бабам пусто было! Ну, живее, кляча!

Бовалле и Диммок не особенно торопились в пути, так как сэр Николас дорожил прекрасной лошадью, купленной в Париже, и не хотел с ней расставаться. Они ехали на юг не спеша, останавливаясь в тавернах, стоявших вдоль почтового тракта, и наконец добрались до одинокой харчевни, от которой было полдня езды до границы.

Эта харчевня находилась в убогой деревушке, и здесь, конечно, редко останавливались. В последней большой гостинице, мимо которой они проезжали, был больной, и Джошуа, который быстро все разнюхал, испугался смертоносной лихорадки и уговорил своего господина не останавливаться здесь. Был полдень, и пригревало солнце, так что Бовалле согласился ехать дальше.

Таким образом, когда они подъехали к этой жалкой харчевне, стоявшей несколько в стороне от почтового тракта, уже смеркалось. Так как никто не вышел им навстречу, Джошуа поднял крик и принялся бить в дверь ногами. Показался рассерженный хозяин, но, увидев богато одетого дворянина, он перестал хмуриться и поклонился до земли. Разумеется, для господина найдется комната, если только он не побрезгует этим бедным жилищем.

— Не побрезгую, — заверил его сэр Николас. — Есть у вас низенькая кровать на колесиках? Тогда поставьте ее в моей комнате для слуги.

Он соскочил с седла и приласкал кобылу, которую купил по совету маркиза. Это была прекрасная, резвая вороная лошадь с мощными ляжками и бархатистыми губами.

— Возьми ее, Джошуа. — Бовалле выругался, потянувшись, так как все у него затекло.

Хозяин распахнул перед ним дверь и с поклонами ввел в комнату с низким потолком.

Послав его за вином, Бовалле потянул носом и сказал: «Фу!» В комнате было грязно, и в окне виднелся запущенный двор. Он подошел к окну и распахнул его, чтобы впустить свежий воздух.

Вернулся хозяин с вином, косо взглянул на открытое окно и пробормотал себе под нос что-то неодобрительное. Сэр Николас осушил кубок и, когда в комнату, шаркая, вошел трактирный слуга, вытянул ноги, чтобы ему сняли высокие сапоги.

Он сидел за ужином — скудной трапезой, вызвавшей язвительные замечания Джошуа, — когда послышался стук копыт вьючной лошади по булыжнику. Минуту спустя дверь распахнулась и вошел молодой человек, который пребывал в самом дурном расположении духа.

Незнакомец был богато одет, но с головы до ног покрыт пылью. Бросив сердитый взгляд на Бовалле, сидевшего у стола, он кликнул хозяина. Когда этот достойный субъект появился, молодой человек разразился гневной речью. Судя по всему, его преследовали бесчисленные беды. Для начала он чуть не задохся от этой кошмарной пыли на дороге; затем в гостинице за несколько миль отсюда оказался какой-то больной; и наконец, в довершение всего, у него захромала лошадь, и ему немедленно нужна другая.

Изложив свое требование и заказав ужин, дворянин сбросил с себя плащ и уселся на скамью, надувшись, как обиженный школьник.

Хозяин дал понять новому гостю, что он не может разрешить его затруднения, так как у него на конюшне нет верховых лошадей, да и в деревне они вряд ли найдутся. Мсье нужно послать кого-нибудь в ближайший город — в ту сторону, откуда он приехал.

Услышав этот совет, француз выругался и заявил, что он не может терять время и первым делом утром должен пересечь границу. На это хозяину нечего было ответить и, с мрачным видом пожав плечами, он повернулся, чтобы уйти. Его ухо крепко зажали между двумя пальцами.

— Послушай, ты! Лошадь, и поживей!

— Я нс держу лошадей, — повторил хозяин. Он с оскорбленным видом потер ухо. — У меня в сарае всего две лошади, и они принадлежат этому господину.

При этих словах молодой француз наконец-то заметил Бовалле, который сражался с жесткой курицей. Новый гость слегка поклонился, и сэр Николас кивнул в ответ, не тратя времени на лишние церемонии.

— Добрый вечер, сударь. — Молодой дворянин попытался скрыть дурное настроение. — Вы слышали, что меня постигла неудача?

— Да, разумеется, об этом не мог не услышать весь дом, — ответил сэр Николас и налил себе еще вина.

Француз закусил губу.

— Мне срочно нужна лошадь, — заявил он. — Я был бы счастлив купить одну из ваших, если вы согласны.

— Тысяча благодарностей, — ответил сэр Николас.

Лицо дворянина прояснилось.

— Вы окажете мне эту любезность?

— Увы, сударь! Я не смогу этого сделать, — возразил сэр Николас, вовсе не собиравшийся расставаться со своими лошадьми.

Этот ответ явно был окончательным. Мсье вспыхнул, но, подавив гнев, снизошел до просьб, правда произносимых высокомерным тоном.

Сэр Николас отодвинулся от стола и, заложив руки за пояс, насмешливо взглянул на молодого француза.

— Мой юный друг, я советую вам набраться терпения, — сказал он. — Утром вы можете послать за лошадью в город. Я не расстанусь со своими.

— Одна из этих кляч! — фыркнул дворянин. — Не думаю, сударь, что меня бы это устроило.

— А я совершенно уверен, сударь, что это не устроило бы меня, — парировал сэр Николас.

Француз взглянул на него с явной неприязнью.

— Я же сказал вам, сударь, что у меня крайняя необходимость.

Сэр Николас зевнул.

С минуту казалось, что француз готов снова разразиться бранью. Он кусал ногти, свирепо глядя на Бовалле, затем быстро прошелся по комнате.

— Вы весьма нелюбезны со мной! — бросил он через плечо.

— Увы! — иронически изрек сэр Николас.

Француз сделал еще один круг по комнате, снова с трудом удержался от какого-то поспешного высказывания и в конце концов выдавил улыбку.

— Нет, я не буду с вами ссориться, — сказал он.

— Вам было бы очень трудно это сделать, — кивнул сэр Николас.

Француз открыл рот, снова закрыл и с усилием глотнул.

— Позвольте присоединиться к вам, — наконец вымолвил он.

— От всей души, юноша, — ответил сэр Николас, однако взгляд его стал внимательным.

Но француз, по-видимому, действительно справился с дурным настроением. Правда, он еще немного посетовал на невезение, но уже строил планы, как завтра раздобудет лошадь. Досадно, что теперь ему удастся пересечь границу не раньше чем через два дня. Насколько он помнит, город остался далеко позади — но нет смысла жаловаться. Француз выпил за Бовалле полный кубок.

Когда ужин закончился, незнакомец снова забеспокоился, поворчал на плохое угощение, на слабый свет, который давали две сальные свечи, и кончил тем, что предложил сразиться в кости, если мсье не имеет ничего против.

— Отлично, — согласился Бовалле и постучал по столу пустой кружкой, вызывая хозяина.

Принесли кости, на стол поставили еще вина, и вечер обещал быть веселым.

Кости забренчали в стаканчике.

— Число! — сказал француз.

Бовалле назвал число очков и бросил кости. Француз побренчал костями и выбросил нужное число. На заскорузлых досках появились монеты, кружки были вновь наполнены, и двое склонились над столом, поглощенные игрой.

Вечер прошел довольно оживленно. Свечи оплывали, вино лилось рекой, деньги переходили из рук в руки. Наконец одна из свечей погасла, Бовалле отодвинул стул и провел рукой по лбу.

— Хватит! — выговорил он заплетающимся языком. — Боже мой, уже за полночь!

Сэр Николас поднялся и слегка покачнулся.

— Ну и набрался! — сказал он и рассмеялся.

Француз вскочил, и хотя он довольно твердо держался на ногах, лицо его пылало, а глаза блуждали. Он выпил меньше, чем Бовалле.

— Последний тост! — закричал он и плеснул вина в пустые кубки. — За быстрое путешествие!

— Храни вас Бог! — сказал Бовалле. Он выпил до дна и бросил через плечо пустой кубок, который разбился о стену. — У нас одна свеча на двоих. — Сэр Николас взял ее в руки, и горячее сало закапало на пол. — Пойдемте наверх, юноша.