Он остановился у шаткой лестницы, нетвердой рукой держа свечу. Тусклый свет танцевал на ступенях. Француз стал подниматься, держась за стенку.

Наверху стоял тускло светивший фонарь. Француз взял его, пожелал Бовалле спокойной ночи и вошел в свою комнату. Сэр Николас, широко зевая, тоже отправился спать. У себя в комнате он споткнулся о низенькую кровать, на которой мирно почивал Джошуа.

— Тысяча чертей! — выругался сэр Николас.

Джошуа проснулся оттого, что на нос ему упала капля сала, и принялся потирать пострадавший орган.

Смеясь, Бовалле поставил свечу.

— Мой бедный Джошуа!

— Хозяин, вы сильно перебрали, — строго заметил Джошуа.

— Ну, не так уж сильно, — бодро ответил сэр Николас и подошел к сундуку, на котором стояли таз и кувшин. Послышались плеск воды и фырканье.

— Уф! — сказал сэр Николас, вытирая полотенцем голову. — Спи, заморыш. Что ты собираешься делать?

Джошуа приподнялся.

— Вам нужно раздеться, сэр, — сказал он.

— Ох, оставь! — возразил Бовалле и повалился на кровать в чем был.

Свеча погасла, но в занавешенное окно светила луна, и луч ее падал прямо на лицо Бовалле. Однако это не помешало ему мгновенно заснуть, и вскоре тишину нарушил храп.

Он проснулся оттого, что кто-то тряс его за плечо и свистящим шепотом что-то говорил в ухо. Стряхнув сон, Бовалле почувствовал, что его держат за плечо, и инстинктивно вцепился неизвестному в горло.

— Эй, собака!

Джошуа задохнулся и попытался разомкнуть душившие его пальцы.

— Это я, Джошуа! — прохрипел он.

Его немедленно отпустили. Сэр Николас сел на кровати и затрясся от смеха.

— На этот раз тебе чуть не пришел конец, дуралей! Какого дьявола тебе вздумалось хватать меня?

— Была причина, — заявил Джошуа. — Хватит смеяться, сэр! Тот француз прокрался по лестнице, чтобы украсть нашу лошадь.

— Что? — Бовалле сразу спустил ноги на пол. — Разрази его гром, этого бледного пьяницу! А как ты узнал?

Джошуа схватил свои штаны.

— Я проснулся оттого, что услышал, как кто-то крадется по лестнице вниз. Скрипнула ступенька. Будьте спокойны, я сразу насторожился. Я-то не напиваюсь до бесчувствия.

— Ну хватит, бестия ты этакая! И что потом?

— Потом я услышал, как тихо открылась дверь внизу, и через минуту человек в плаще с фонарем в руках прошел через двор к сараю. Ну, думаю я тут…

— Дай мне шпагу, — перебил его Бовалле и направился к двери.

— Я немедленно иду за вами! — шепнул Джошуа ему вслед. — Черт бы побрал эти шнурки с наконечниками!

Со шпагой в руке сэр Николас быстро спустился по лестнице и в два прыжка оказался у двери. Двор был залит ярким лунным светом, и справа чернела большая тень от сарая. За дверью мерцал фонарь и слышались приглушенные звуки.

Бовалле слегка помотал головой, словно прогоняя винные пары, и неслышной кошачьей походкой прокрался по мощенному булыжником двору.

В сарае француз торопливо подтягивал подпруги, и пальцы его слегка дрожали. Кобыла Бовалле была уже оседлана. На грязном полу стоял фонарь, рядом были брошены плащ и шляпа француза. Он стоял спиной к двери.

Послышался звук, от которого француз подскочил чуть ли не до потолка и рывком обернулся к дверям. Сэр Николас стоял с обнаженной шпагой в руке, смеясь над ним.

— Ого, мой юный грабитель! — сказал сэр Николас и снова рассмеялся. — И вам не совестно?

С минуту француз стоял в замешательстве, с лицом, искаженным яростью, а Бовалле, опустив шпагу, смеялся над его смущением. Затем неожиданно француз рванулся вперед, выхватил шпагу из ножен и ухитрился при этом опрокинуть фонарь. Теперь в сарае было темно, хоть глаз выколи, — только на сэра Николаса падал лунный свет.

Сверкнула шпага Бовалле, и, легко отпрыгнув в сторону, он почувствовал, как лезвие просвистело у его плеча, едва не задев его. Сэр Николас быстро сделал выпад, и его острие попало в цель. Послышалось сдавленное бульканье, звон шпаги, упавшей на землю, и глухой стук падающего тела.

Бовалле тихо выругался и застыл, прислонившись к стене и прислушиваясь. Только встревоженное фырканье лошадей, бивших копытами, нарушало тишину. Он осторожно двинулся вперед и споткнулся обо что-то, лежавшее на полу у его ног.

— Боже всемогущий, неужели я убил этого мальчика? — пробормотал сэр Николас и склонился над неподвижным телом.

Джошуа промчался по двору и влетел в сарай.

— Боже ты мой! Что тут такое? Хозяин! Сэр Николас!

— Да не ори ты! Помоги мне с этим телом.

— Он мертв? — ужаснулся Джошуа, ощупью пробираясь в темноте.

— Не знаю, — отрывисто ответил сэр Николас. — Бери его за ноги и помоги вынести. Вот так!

Они вынесли свою ношу в освещенный лунным светом двор и положили на булыжники. Бовалле встал на колени и, расстегнув элегантный колет француза, нащупал сердце. Там была рана с ровными краями, глубокая и не оставляющая сомнений.

— Черт побери, я перестарался, — пробормотал Бовалле. — Вот дьявольщина! Но молодой предатель пытался меня убить. Что это?

В руках у него оказался шелковый сверток, который висел на шее у покойного.

— Откройте, — дрожа, посоветовал Джошуа. — Может быть, вы узнаете его имя.

— А что это мне даст, дурак? — Но сэр Николас взял пакет и сунул за пазуху. — Мы должны закопать его, Джошуа, и поскорее. Только тихо!

— Закопать! Вашей шпагой? — осведомился Джошуа. — Вот напасть! Нет, подождите! Я вспомнил, что в сарае есть инструменты.

Часом позже, когда с мрачной работой было покончено, сэр Николас, совершенно протрезвевший, тихо вернулся в гостиницу. Он слегка хмурился. Это не к добру, и дела пошли не так, как он планировал. Но кто мог подумать, что этот молодой болван так вероломно поступит с ним? Он молча поднялся в свою комнату и сел на кровать, пока Джошуа зажигал фонарь и ставил его на сундук.

Медленно вытерев шпагу, Бовалле вложил ее в ножны. Он вынул из-за пазухи сверток и кинжалом вспорол шелк. Внутри зашуршали листы бумаги. Бовалле поднес их к свету. Пробежав первый лист, он остановился на подписи. У него вырвалось восклицание, и он придвинул фонарь поближе. Сэр Николас держал в руках письмо от Гизов к королю Филиппу, но оно было почти полностью зашифровано.

Джошуа, вертевшийся возле него, рискнул задать вопрос:

— Что это, хозяин? Там есть его имя?

Теперь Бовалле рассматривал пропуск, заполненный прекрасным почерком.

— Мне кажется, мой Джошуа, что я убил отпрыска рода Гизов.

— Господи, сохрани мою душу! — произнес Джошуа. — Это нам что-нибудь дает, хозяин? Мы можем этим воспользоваться?

— Поскольку это письма к его католическому величеству, то, по-видимому, мы можем ими воспользоваться наилучшим образом, — ответил сэр Николас, снова изучавший первый лист. — Я немного разбираюсь в шифрах, так что, полагаю… — Он оторвался от бумаг. — Эй, плут, ложись-ка ты спать!

Когда через час Джошуа проснулся, он увидел, что сэр Николас все еще сидит возле сундука и внимательно изучает бумаги. Голова его была обвязана мокрой тряпкой — не мудрено, что она болит, подумал Джошуа. Он снова закрыл глаза и задремал.

Когда слуга проснулся, было позднее утро. На большой кровати спал сэр Николас, бумаг нигде не было видно. Джошуа тихо оделся, выскользнул из комнаты и спустился вниз. Он увидел обескураженного хозяина, громогласно поносившего молодого господина, который тихо исчез ночью, не расплатившись по счету. Джошуа искусно разыграл удивление, задал подходящие к случаю вопросы и выразил праведное негодование по поводу подобного поведения, вспомнив про себя о ночных трудах.

Вскоре послышался голос сэра Николаса, призывавшего своего слугу. Джошуа помчался по лестнице с подносом, на котором был завтрак для его господина.

Сэр Николас очнулся от сна и был бодр, как будто не просидел всю ночь, разбирая шифр. Глаза у него были ясные и незатуманенные, и только влажная тряпка, брошенная на пол, свидетельствовала о ночных занятиях.

Джошуа поставил поднос и вынул свежую рубашку для сэра Николаса.

— Знаете, хозяин, внизу кутерьма из-за того самого дельца. Куда ушел тот человек? Почему он ушел? Я-то, конечно, и не подумал отвечать, но сдается мне, что нам надо бы поскорее перебраться через границу.

— Как только я покончу с завтраком, — сказал Бовалле. — Посмотри, хорошо ли закрыта дверь. А теперь, плут, послушай-ка меня. — Он выпил вина и отломил кусок ржаного хлеба. — За ночь я стал шевалье Клод де Гиз, ты меня понял?

— Да, хозяин. Я же говорил, мы сможем воспользоваться этой историей.

— Наилучшим образом. Я не могу с точностью судить обо всех бумагах, к тому же одна из них крепко запечатана. Однако я разобрал достаточно, чтобы извлечь для себя пользу. Там слишком высокие материи для тебя, но ты должен знать, что отныне я путешествую как тайный гонец от Гизов к королю Филиппу. Да, тут есть кое-что любопытное для Уолсингема! — Он потянулся за рубашкой. — Да, мошенник, это рискованное предприятие — самое рискованное из всех, в которых я участвовал!

— И похоже, оно закончится прескверно, — проворчал Джошуа. — Тайные гонцы, вот уж точно! Да, мы будем такими тайными, что больше о нас никто никогда не услышит.

— Нехорошая шутка! Но это самое безумное приключение из всех, о которых я слышал. Ты испуган? Ну что же, тебе еще не поздно повернуть назад.

Джошуа выпятил грудь.

— Хорошенькое дело! Я пойду до конца. К тому же предсказано, что я умру у себя в постели. Чего же мне бояться?

— Ну что же, — сказал сэр Николас и рассмеялся. — В таком случае вперед — и «не вешать нос!».

Глава 9

С документами на имя шевалье де Гиза он легко перебрался через границу. Из той части депеши к Филиппу, которую удалось прочесть, Бовалле узнал, что молодой француз состоит в родстве с герцогом де Гизом, и, судя по тому, что об этом упоминалось в письме, ему вряд ли доводилось раньше бывать с поручением в Испании. Бовалле прекрасно понимал, что его собственная жизнь у него в руках. Один неверный шаг, одна встреча в Мадриде с каким-нибудь французом, знавшим шевалье, — и он пропал. При этой мысли Бовалле заставил лошадь сделать караколь. Он никогда так остро не наслаждался жизнью, как теперь, когда ему угрожала опасность потерять ее. Подбросив шпагу в воздух, он ловко поймал ее. Солнце отражалось в сверкавшем лезвии. Между восемью коронами стояло имя Андреа Феррары, а под ними был девиз: «Я жалю наверняка!»

— Мои шпага и ум против всей Испании! — пропел Бовалле и стал насвистывать кэтч. Затем он задумался о той, на поиски которой отправился, и лье стали пролетать совсем незаметно.

В дороге у них было достаточно времени для размышлений, так как только через пару недель вдали показался Мадрид — белый город, расположенный на вершине, над огромным плато. К северу от него лежали горы Гвадаррама, а к югу — большая цепь, защищавшая Толедо.

Джошуа, который вел вьючную лошадь, проклинал все на свете. Много лет назад он путешествовал по Испании с Бовалле, но теперь заявлял, что забыл, какие тут ужасные дороги. Отъехав назад, он внимательно осмотрел местность.

— Одни овцы, — хмыкнул он. — Их достаточно, чтобы опустошить все вокруг. Черт побери, какой бедный край! Просто не на чем взгляд остановить. Ни хлебов, ни пахарей, ничего, кроме голых скал и пыли. Да, и еще овец — я забыл овец, хотя вам, хозяин, это покажется невероятным. Ну неужели вот это можно назвать дорогой? Да, как я посмотрю, этим испанцам есть чему поучиться у нас, англичан!

— Придержи язык, — резко сказал Бовалле. — Чтоб я больше не слышал об англичанах. Да, тут в самом деле голая земля. Интересно, как скоро смог бы отсюда добраться гонец, скажем, до границы?

— Да он бы не смог проехать по этим дорогам так, чтобы его лошадь не охромела. Это, можно сказать, средневековая земля. Вспомните о прекрасном особняке, который построил себе милорд в Элрестоне, и взгляните на эти мрачные крепости! — Он говорил об угрюмом замке, который виднелся в нескольких милях от них. Джошуа вздрогнул. — Нет, не нравится мне эта земля. Она хмурится, хозяин! Помяните мое слово — она хмурится!

Они взобрались на Гвадарраму и спустились на большое иссохшее плато. Усталые путники тащились миля за милей, пока наконец не увидели впереди Мадрид. Они въехали в город в вечерней прохладе. Джошуа дрожал на своей лошади и ругал этот сумасшедший климат:

— Днем ты поджариваешься, а когда наступает вечер, начинает дуть арктический ветер, от которого можно слечь в лихорадке.

Бовалле, помнивший прежний Мадрид, нашел, что город разросся с тех пор, как он тут был. Он проехал к гостинице «Восходящее солнце», которая располагалась в нескольких шагах от Пуэрта-дель-Соль. Не было нужды снова предупреждать Джошуа. Этот выносливый субъект перестал жаловаться, как только они стали пробираться по крутым улицам к сердцу города, и можно было не сомневаться, что он мужественно вынесет все. Бовалле не опасался, что Джошуа случайно выдаст его. Он бегло говорил на французском — правда, грубоватом — и прекрасно владел испанским. Ему не грозили оговорки из-за неспособности подобрать иностранное слово.