Александр Прозоров - Донос мертвеца

— Разом!

До скачущей в атаку конницы оставалось не больше тридцати метров. Картышев и Росин одновременно ткнули в запальные отверстия фитили — тотчас из них ударили вверх снопы искр, словно в пушки вколачивали не порох, а новогодние бенгальские огни, исчезли, и… Больше ничего не произошло.

Конница промчалась еще десяток метров — рыцари начали поднимать копья, собираясь просто растоптать распластавшиеся перед ними мягкие человеческие тела.

— Порох дерьмо! — выругался Костя, выхватывая меч — и в этот момент оба ствола оглушительно шарахнули огнем!

Над обозом выстелилось густое белое облако, закрыв и людей в начале обоза, и первые ряды конницы; после сильного и неожиданного удара по ушам мир показался утонувшим в абсолютной тишине. Бесшумно вздымались вверх копья и мелькали над облаком лошадиные морды, бесшумно катились по снегу спрятанные в железо тела, бесшумно отворачивали в стороны шедшие крайними справа и слева рыцари.

Залп двенадцатью чугунными ядрами, каждое размером с два кулака, прорубил в атакующем отряде просеку шириной метра в три, а глубиной — все десять метров. И хотя снесено оказалось всего полтора десятка всадников, строй рассыпался. Кто-то по инерции продолжал мчаться вперед, кто-то, наоборот, торопился отвернуть от опасного рубежа, кто-то останавливал коня, не видя пути вперед.

— Теперь живем, — пробормотал Нислав, выползая из-под саней и подхватывая с земли бердыш. Впереди по-прежнему оставалось полторы сотни немецких всадников, но они больше не казались такими страшными.

Разгоняя рукой медленно рассеивающийся сизый дым, он двинулся вперед, нащупывая ногой дорогу — всюду либо сани, либо тела раскиданы, но тут увидел как впереди возвышающийся над клубами рыцарь лупит кого-то невидимого мечом, и кинулся туда.

Спасать окровавленного «торговца» оказалось поздно — тот, зажав лицо руками, уже и не пытался сопротивляться, покачиваясь на месте, а под ногами быстро растекалась кровавая лужа.

— Стой, с-сука! — заорал Нислав, отвлекая внимание на себя.

Немец и вправду остановился, подождал, пока он подбежит поближе, и со всего замаха, из-за головы, рубанул длинным, почти метровым клинком. Милиционер вскинул бердыш, принимая удар на тыльную сторону лезвия — меч скользнул и уперся в проем между ним и древком.

— Что теперь? — двумя руками Нислав без труда отвел вражеский клинок в сторону, сделал шаг вперед, подныривая под руку, и со всей силы вогнал острие своей секиры немцу под мышку. Тот вскрикнул, но бывший милиционер добивался вовсе не этого, и продолжал со всей силы давить его вверх. Рыцарь, несмотря на боль, попытался ударить мечом его по спине — но сквозь «броник» это ощутилось просто как легкий шлепок.

— А вот так? — всадник наконец-то начал поддаваться, заваливаясь набок. Нислав торопливо обежал коня — увидел, как лежащий на спине рыцарь все еще пытается помахивать клинком, подступил к нему со стороны головы и несколькими хорошими ударами обуха расплющил шлем, превратив в бесформенное непотребство. Огляделся.

Дым над рекой рассеялся. У самого обоза двухметровый парень в кирасе, голова которого возвышалась над холкой гоня, удерживал правой рукой копье крестоносца и стальной окантовкой щита мерно бил всадника в живот, с каждым ударом приближая нагрудник кирасы к ее наспиннику. Рыцарь копья почему-то не бросал, и лишь вздрагивал после каждого удара. Чуть в стороне «торговец», пятясь, кое-как отмахивался саблей от напирающего крестоносца — но его соратник уже успел угодить топором по лошадиной морде, и итог схватки предсказать было совсем не трудно.

Еще дальше, под берегом, четверо одноклубников, прикрываясь щитами от мелькающего в воздухе меча, неуклонно смыкались вокруг немца в кирасе и железной шапке с высоким гребнем и широкими полями. Они уже пытались достать его ноги своими мечами — но на темных штанах пятна крови не различались.

Как-то вдруг получилось, что крестоносцев на всех оказалось мало — и он, справившись с одним, остался не у дел. Нислав, перехватив бердыш под ушицу, трусцой побежал вверх по течению — туда, где, разбившись на мелкие отряды, немцы все еще продолжали отбиваться от русской кованой конницы.

* * *

Уводя рать из-под удара, Зализа не то что пожертвовал иноземцами — опричник про них вовсе не вспомнил. Он просто свистнул Фене, давая знак, что пора пропускать крестоносцев. Пока промчатся мимо, пока остановятся, пока развернутся: перестроиться все равно не успеют. Он вскачь погнал бояр по наволоку, понимая, что рыцари все видят, все понимают, что они сейчас тоже начнут разворачиваться — но куда они успеют деть прячущуюся за спины бронированных монстров легкую конницу? Вот по ним-то, гарцующим позади, Зализа и стремился нанести первый удар.

Но — не получилось. Словно разгадав его план, идущие сбоку строя рыцари начали поворачивать на бояр, норовя врезаться отряду в бок. Волей-неволей опричнику пришлось разворачиваться навстречу.

— Все равно в лоб получается! — с досадой подумал он.

Хотя — здесь легкую ливонскую конницу прикрывала от кровожадной кованой рати только одна шеренга рыцарей, а отнюдь не четыре, как на острие «клина».

— Ур-ра-а-а-а! — грозно закричал Зализа, размахивая саблей: рогатина осталась где-то далеко позади, в теле одного из кнехтов. Со стороны обоза что-то оглушительно громыхнуло, но ни для него, ни для врага это не имело никакого значения.

Встречный рыцарь ничего не кричал — он просто направил копье ему в живот. Видать, опытный был, и знал, что русские умеют уворачиваться. Опричник, спасаясь от смертельного удара, резко качнулся набок, прикрываясь щитом, и поскольку до самого ливонца все равно не доставал, рубанул саблей по горлу коня. Почти в тот же миг противник своей широкой, увешанной металлическими бляшками грудью врезался в него — от удара перехватило дыхание, и Семен вылетел из седла.

Зализа пришел в себя от ожегшего лицо холода, приподнял голову: он лежал на животе, головой в снегу, а металлический лязг сечи слышался где-то в стороне. Разглядев саблю в нескольких шагах перед собой, опричник на четвереньках добежал до нее, сжал в руке и тут же почувствовал себя намного лучше. Он выпрямился во весь рост, расправил плечи, поморщился от боли: сильно саднило левое плечо. Но рука слушалась, и он уверенно пошел к гарцующим друг вокруг друга и размахивающим клинками всадникам. Шагов через десять наткнулся на воткнутую в снег рогатину, тут же спрятал саблю в ножны и схватился за нее — с таким оружием никакой рыцарь не страшен.

Случай проверить это не замедлил представиться: один из ливонцев, выбив из седла наседавшего на него боярина, повернул коня и помчался на пешца, явно рассчитывая на легкую добычу. Дождавшись, пока до врага осталось всего несколько шагов, Зализа резко упал набок, упирая окованное железом древко в лед, а острие вскидывая вверх. Налетевший всей массой на оружие конь сам пробил себе грудь о широкий наконечник и вогнал в себя копье на половину длины древка. Опричник выдернул из-за пояса кистень и, далеко вытянув вперед руку, ударил стальным шариком теряющего равновесие, а потому не способного отбиваться рыцаря по колену. И пошел дальше — этот враг сегодня драться больше не сможет.

Впрочем, делать на реке было уже нечего — бояре добивали последних остающихся в седлах врагов.

Восемь всадников, одетых в гарнаши, торопливо скакали по краю заснеженной реки. Середину, изрядно исполосованную санными полозьями, тут и там покрывали коричневые катыши конского навоза, и дерптскому епископу не хотелось, чтобы его жеребец вступил в одну из этих куч.

Поначалу он гнался за ушедшим вперед отрядом во весь опор, но хвост колонны никак не показывался, и вскоре стало ясно, что он успеет загнать лошадей намного раньше, чем достигнет цели. Пришлось перейти в неспешный намет, давая скакунам возможность отдышаться.

— Да что же это они, еще с вечера, что ли ушли? — удивился священник. — Демон, где ушедший вперед отряд?

— Четверть дня таким же ходом! — прозвучал в левом ухе громкий голос, и епископ от неожиданности едва не свалился с коня.

— Дьявол тебя побери!

— Кто-о?! — демон Тьмы оглушительно захохотал.

— А в милях ты сказать можешь?

Бесплотный дух на некоторое время растворился в небытии, а потом неуверенным юношеским голосом предположил:

— Десять миль?

Епископ снова чертыхнулся. Десять миль — это всего лишь чуть больше часа быстрой скачки. Но и без того измученные лошади такого испытания просто не выдержат.

Откуда-то издалека донеслись еле слышные хлопки — словно спящий в соседней келье монах размеренно портит воздух. Как все-таки хорошо, что ему больше не приходиться ютиться по монастырям! Мысли перескочили на предстоящую миссию, и священник отпустил поводья, позволив лошади пойти еще медленнее.

От Бора до Новгорода воинской колонне три дня пути. Отставшего отряда сегодня он, похоже, не настигнет. Если догонит завтра и развернет — получится, что между двумя отрядами армии разрыв получится в три дня обычного марша — и к Новгороду он в любом случае опоздает! Впрочем, отряд может подойти и позже — опоздает он сам, тайный посланник Папского Престола, которому и надлежит выполнить главную миссию! Он и так мчится в противоположную от крышки Гроба сторону, и ему самому уже пора наверстывать свое опоздание.

Послышался далекий хлопок, похожий на раскат грома. Священник поднял глаза к серому зимнему небу, удивленно пожал плечами:

— Что это было?

— Это русские стреляют по ливонской армии из твоих пищалей, смертный, — любезно сообщил дух.

— Что-о?! — священник натянул поводья так, что едва не поднял жеребца на дыбы. — И ты молчишь?

— Я не молчу, смертный, — в голосе демона померещилась усмешка. — Я тебе про все рассказал.

— А-а, Господь всемогущий, вседержитель и хранитель наш! — епископ развернул коня и дал ему шпоры, разгоняя вскачь, но спустя несколько минут перешел обратно на широкий размеренный шаг: как бы он ни торопился, но если жеребец издохнет — передвигаться быстрее не получится.

* * *

— Ой, да осторожнее вы, засранцы! — вскрикнула Юля, когда сильные мужские руки опустили ее в сани.

— Тише, не дергайся! — предупредил ее Юшкин. — Лубки собьешь! Ты здесь не одна, каждую минуту к тебе бегать не смогу.

— Руки вам самим повыдергивать! — и она болезненно застонала.

— А с тобою что, боярыня?

— И ты здесь? — повернув голову, Юля с удивлением обнаружила, что ее уложили на одни сани с рыжеволосым боярином Варламом Батовым.

— Встать не получается, — виновато признался тот. — Лекарь ваш говорит: ушиб. Ежели несколько дней полежать, пройдет. А тебя, никак, ранили?

— Если бы! — сквозь слезы рассмеялась спортсменка. — Юрик, бугай чертов, решил своим телом от копий закрыть! Ногу сломал, паразит косорукий! Ий-е! — болезненно вскрикнула она, ощутив толчок от тронувшихся саней.

— Это тот, который ростом выше лошади?

— Симоненко? Он самый! Отожрался тут на экологической жратве! На хлеб и воду его посадить! На месяц! На год! И курицу копченую перед носом повесить!

— Наверное, люба ты ему, — невольно улыбнулся боярин. — Вот за тебя и спужался.

— Ага, Люба, Надежда, Зоя, Тамара… А ногу в гипс на месяц!

— Куда? — не понял воин.

— А, не важно, — отмахнулась девушка.

Оба замолчали — лишь головы синхронно покачивались в такт движущимся саням.

— Желание придумала, боярыня? — спустя некоторое время спросил сын Евдокима Батова.

— Хочу, чтобы нога срослась.

— Ну, это я не могу, — удивился боярин Варлам.

— Все вы такие, мужики, — капризно хмыкнула девушка. — Сперва наобещаете, а потом начинается — этого я не могу, этого тоже не могу. На вас не угодить!

— Не все, — неожиданно обиделся боярин. Впереди ударил набат: жители селения Бор только сейчас узнали, что находятся в самом центре войны с Орденом.

Потери поместного ополчения оказались огромны: кованая рать лишилась почти полутора сотен бояр. Разумеется, как обычно, на каждого убитого приходилось по пятеро раненых. И хотя некоторые из них не переживут ближайших дней, а некоторые останутся увечными навсегда — большинство отлежится по домам, залечит порезы и ушибы, срастутся переломы, и уже следующим летом они опять появятся на смотре реестровых служилых людей, хвастаясь шрамами и гордясь пролитой за отчую землю кровью. Но сейчас — сейчас войско опричника уменьшилось едва не вдвое против прежнего, а ему еще предстояло продолжать поход.

Зализа начинал верить в предсказание нежити и мог с достаточной ясностью сказать, куда нужно двигаться дальше: на Гдов.