— Так что? Встреча удалась? — говорю я, все еще пытаясь отдышаться. Она хихикает и игриво ухмыляется.

— Получи награду — говорит она, целуя меня, когда я выскальзываю из нее. Когда я ложусь на диван, и она прижимается ко мне, я думаю о том, как важно продолжать учиться в школе. Обучение действительно освобождает.

11

Шел

Я просыпаюсь под аромат кофе и ощущение сказочных дизайнерских простыней под моей обнаженной кожей. Похоже на то время, когда я мечтала о страстной ночи с Колин Фертом, каким он был в девяносто пятом, только на этот раз, А) декора намного меньше, чем у Остин16, и Б) это на самом деле реальность. Прекрасная, наполненная кофе-и-сексом реальность. Будильник на моем телефоне рядом со мной жужжит, терпеливо напоминая, черт побери, что пора вставать.

На стуле лежит халат. Боже мой, это как если бы домашние эльфы были на шесть футов выше и красивее. Если бы это было так, я бы переспала с Добби.

Что ж, вероятно, нет.

Квартира двухуровневая, и я направляюсь вниз в гостиную, освещенную солнечным светом. Слышу шипение кофе, и звуки открывающихся и закрывающихся дверей шкафчиков на кухне. Прохожу мимо дивана, где вчера у нас с Уиллом были первые плотские объятия. Никто больше не называет это плотским объятием. Давайте-ка вернем это выражение.

Уилл на кухне, на нем белоснежная рубашка и идеально сидящие черные брюки. Пиджак висит на стуле. Он уже встал и оделся, великолепный ублюдок. Услышав, как я вхожу, он поворачивается, держа в руках тарелку свежих круассанов, и мое сердце пускается вскачь. Живот присоединяется к разговору, громко поздравляя этого мужчину с тем, что он такой внимательный любовничек.

Мой живот говорит такие вещи, как любовничек и сказочный, даагой… Как французская кинозвезда 30-х годов.

— Доброе утро, — говорит Уилл, улыбка появляется на губах, когда он смотрит на меня сверху вниз. Сдается мне, он раздевает меня глазами. Думаю, я хочу выскользнуть из халата и немного помочь его воображению. Иду к нему медленной походкой... неторопливо и вальяжно. Затем забираю из его рук чашку свежезаваренного кофе, выбираю мягкий, слоеный круассан и прижимаюсь губами к его губам. Он продолжает, накрывая мой рот. Боже, у меня такое чувство, что я готова позволить завтраку упасть на пол и оставаться там, пока я исследую каждый великолепный дюйм этого мужчины...

И тут я вспоминаю, что сегодня учебный день. А еще у меня есть собака, которую надо выгулять. И я почти голая.

— Я должна идти! — говорю я, хотя мои губы все еще на нем, и его язык хозяйничает у меня во рту, так что это звучит как «Хм-м-м-м-м-р-р-р-р-р». Уилл поступает разумно, освобождая мои губы. Бегу вверх по лестнице, по пути глотая кофе и откусывая гигантские кусочки круассана. Проклятье, мне придется взять такси, чтобы доехать до машины, поехать к себе, позаботиться о собаке, переодеться... мне просто нужно будет запрыгнуть в рабочую одежду посреди улицы. Уверена, никто не будет возражать. Почистить зубы, расчесать волосы? Эх, посмотрим, сколько у нас времени.

Твою мать! И почему вчера я совершила такую глупую ошибку? Мне никогда не следовало оставаться на ночь.

— Нужна помощь с поиском одежды? — подняв одну бровь, Уилл прислоняется к дверному проему, и его (мускулистые) руки скрещены на его (твёрдой) груди.

Ах, теперь я вспоминаю. Это не ошибка. Я выскальзываю из халата и быстро натягиваю одежду, пока он очень внимательно наблюдает за мной. Когда вы растете в шоу-бизнесе - ну, вроде как, в шоу-бизнесе - вы привыкаете находиться обнаженным вокруг людей. Обычно люди не такие горячие, как этот, так что это приятный бонус.

— Команда Вольтрона на выход, — говорю я, наконец, натягивая толстовку и перекатываясь через кровать, стиль ниндзя, чтобы схватить сумочку. — Смотри, как я парю, — трусь об него в дверном проеме, что вряд ли причиняет неудобства. — Прости, что убегаю вот так.

— Подумать только, а я-то встал рано, чтобы забрать эти круассаны, — цокает он, качая головой. — Чертова трагедия.

— Оу, так ты их купил? Ты не мужественно испек их, пока молол кофе голыми руками? — хлопаю ресницами, вызывая еще одну дьявольскую ухмылку. Она ему идет. Опять же, на нем вероятно и боди из спандекса выглядит так же хорошо. Может это уверенность в себе. Или его черты лица. Или мой особый фетиш.

— Мне пришлось бороться с медведем за эти бобы, если это имеет значение, — говорит он, притягивая меня к себе для быстрого поцелуя. Я чувствую, что таю, особенно когда его рука тянется вниз по передней части моей толстовки. Мой сосок напрягается лишь от давления, поэтому я должна удалиться, до того, как ситуация, ах, выйдет из-под контроля. Он подмигивает. — Нельзя винить парня за попытку.

Ни за что, сэр.

— Не сочти за странность, но нет ли у тебя свитера, который я могу одолжить? — спрашиваю Эмери, подбегая к ней в учительской. Она висит вверх тормашками на одном из цирковых полотен, и, когда видит меня, почти падает на пол. Отлично. Убейте свою подругу, выпейте кофе, идите преподавать: идеальное начало дня.

— Милая, у тебя был пожар? Все сгорело? — спрашивает она, подталкивая меня к шкафчику. Слава богу, Эмери барахольщица, хранящая половину гардероба в школе. С ярко-красным кардиганом, я, по крайней мере, выгляжу бодренько. Хорошо, что я учитель по театру, и могу использовать штаны для йоги, чтобы показать какое-то движение или нечто похожее на фрукты.

— Теперь ты должна рассказать мне, — говорит она, покачивая бровями. — С кем это ты прошлась по алее позора?

— Проехалась, — стону я. Сегодня утром были ужасные пробки. Я едва добралась до машины, прежде чем мне пришлось мчаться в школу. К счастью, мой сосед время от времени заглядывает к Арчи, так что там все нормально. Затем я вздыхаю, потому что, разве можно винить меня? — Он был великолепен.

— Кто-нибудь, кого я знаю? Кэндис сказала, у нее есть брат.

Кэндис - наша подруга из класса по вязанию. Ее брат - самопровозглашенный котенок Шерпа, просто чтоб вы поняли, о чем речь.

— Это, э-э-э, ступай в мой класс, — я затаскиваю Эмери в тренажерный зал, где мы начинаем раскладывать коврики. — Только между нами, — шепчу я. Эмери закатывает глаза, это ее вариант клятвы. — Уилл Монро.

— Уилл... — ее глаза почти вылезают из орбит. — Ой, ты этого не сделала. Матерь божья. Ты сумасшедшая. Было хорошо?

— Очень, — выдаю ошалелую улыбку. Как у лисы. Лисы, плывущей на облаке эндорфинов, в то время как она садится у бассейна в бикини. Странная картинка, но мы над ней поработаем.

— Это ведь не серьезно, да? — Эмери задает вопрос так, как обычно спрашивают друзей, действительно ли ты собираешь одеть эти туфли, или ты действительно убегаешь в Барселону с этим ветреным игроком. Забота, завернутая в улыбки, завернутые в бекон.

Хотела бы я, чтоб это был бекон.

— Нисколечки, — пфф, конечно же, мне плевать на три лучших оргазма в моей жизни, случившихся почти одновременно. Я легко могу соскочить.

— Окей, — она кусает губы, а это значит, Эмери очень обеспокоена. — Я просто знаю, что его бывшая жена сумасшедшая. Даже по стандартам любительницы всего натурального, она предпочитает безглютеновый пирог. Она пыталась посадить Амелию на чистку соком. Даже звонила в офис, чтобы заставить их отказаться от твёрдой детской пищи.

Боже правый.

— Значит, мне нужно следить за варкой кроликов на плите? Или, знаешь, заменителем кроликов?17

— Точно. Плюс, он вроде как кобель, да?

Да? Точно? Не знаю... я показалась в дорогом баре в одежде с героем мультфильма. Меня лучше не спрашивать.

— Я люблю собак. У меня есть собака,— хорошо, это так, к слову. Когда звучит гонг, и дети начинают забегать внутрь, сбрасывая обувь и вешая свои рюкзаки, Эмери сжимает мою руку.

— Мужчины после развода всегда просто хотят пошалить. Тем не менее, для тебя это неплохо, — она подмигивает и выходит, в то время как я расставляю детей по кругу и игнорирую быстро бьющийся пульс, внезапно ставшими ледяными ладони и полное отсутствие контроля.

Винный бар, приятный разговор, круассаны и кофе, все это похоже на поведение игрока, не так ли? Уилл был уверен в себе - галочка. Очень самоуверен - две галочки. На самом деле, он совсем не нервничал, и не вел себя так, словно все это для него в новинку. Черт побери, что, если я третья в «Заливе сновидений», к кому он подкатывал? Может быть, другие слишком смущены и слишком боятся потерять работу, чтобы говорить об этом? Или, может, я единственная, кто вообще был настолько глуп, чтобы пойти с ним.

Твою мать. Все так же, как тогда с Дарреном.

— Кто такой Даррен? — спрашивает один из детишек. Они окружили меня и смотрят широко раскрытыми глазами. Пожалуйста, скажите, что я не ругалась перед детьми.

— Даррен - мой воображаемый друг, — смущенно говорю я, обнимая призрака рядом со мной. — Поздоровайтесь!

Пока дети хихикают и машут, я понимаю, почему раньше была так резка с Уиллом, и почему раздражение так оперативно превратилось в возбуждение. Все потому, что я уже встречала Уилла Монро раньше, когда у него было другое лицо. Я не имею в виду это в стиле «Без лица», где он Джон Траволта или что-то подобное. Мой старый парень, мои единственные серьезные отношения, Даррен, он был отцом-одиночкой.

Его бывшая была мегерой.

Он казался идеальным и понимающим, и делал для меня кофе.

Затем, одним прекрасным весенним вечером, он отвел меня в наш второй любимый суши бар и сообщил, что он и его бывшая жена хотели еще одного ребенка. Они так хотели другого ребенка, что трахнулись, и теперь она была беременна, и он планировал на какое-то время прервать нашу случайную связь, чтобы помочь ей во время беременности. Затем, после нескольких месяцев жизни дома с его все еще очень даже бывшей и новорожденным, он был бы готов к нам, чтобы продолжить нашу случайную, легкую забаву.

Вот два факта обо мне: первый - я ношу сирену в сумочке. Своего рода пережиток моих цирковых дней. Просто я чувствую себя лучше, когда у меня под рукой есть гудок или клаксон. После того, как Даррен выложил всю эту прекрасную историю, я порылась в сумочке, вытащила гудок и подержала его в дюйме от его уха.

В конце концов, он восстановил большую часть своего слуха.

И второе, у меня ужасный вкус в мужчинах. Если вы меня заинтересовали или, если от вас мои трусики становятся влажными, а соски видны под футболкой, это, вероятно, связано с тем, что у вас есть феромон мерзавца. Меня тянет к нему, как Арчи к запаху шаров другой собаки. На самом деле, это, вероятно, похожее явление.

Теперь я пошла и покувыркалась с мужчиной, который одним, сказанным директору словом, может разрушить мою карьеру.

Что, черт возьми, я сделала с собой на этот раз?

— Я просто рада, что ты даешь этому занятию еще один шанс, — говорит Эмери, когда вечером мы заходим в кафе Urth, в руках - шарики и иглы. Это, конечно же, шары пряжи и вязальные спицы. Мы самые скучные дамочки около тридцати в Лос-Анджелесе.

Наша социальная группа вязания на своем месте прямо у окна, выходящего на улицу. Место пахнет дорогими кофейными зернами и зеленым чаем. Вся компания здесь, все выглядят очень опрятно и чисто. Когда Эмери рассказала мне о вязальной группе, я была взволнована. Наконец-то, нашлись люди, с которыми можно сделать чехол на чайник в форме слона и обсудить, какая книга Роберта Джордана наша любимая. Ответом является - каждая из них, пока он не умер, и Брэндон Сандерсон не взял на себя всю ответственность. Естественно.

Но вместо того, чтобы найти скучных знакомых, я оказалась среди кучи мамочек, любительниц йоги и студенток. Мне всегда кажется, что я не в себе, потому что мне плевать, как безжалостна водная йога для рук или целлюлита, и у меня нет мнения о том, была ли Тэйлор Свифт лучше до или после того, как покинула кантри-музыку.

Дамы - две по имени Шелли, трое по имени Элисон, все разглядывают нас, когда мы садимся. Эмери однажды сказала, еле слышно, что они умоляли ее остаться, чтобы позволить им немного разнообразить компанию и заставить их почувствовать себя очень толерантными. Единственная причина, по которой она продолжает ходить – ей нравится их смущать.

— Привет, Шелли, — говорит она одной из Элисон, садясь и вынимая спицы.

— О, это так смешно! Я - Элисон, — говорит Элисон номер три или номер два. Она поворачивается к остальным, словно только что услышала веселую шутку. — Разве это не смешно? Забавно, она словно не может отличить нас друг от друга.

— Я действительно не могу, — категорично говорит Эмери, начиная вязать левую руку на своём свитере. На нем будет Дева Мария Гваделупская, поедающая дыню. Никто из кучки Элисон и Шелли не понимает этого, но они снова и снова повторяют друг другу, как же это смешно.