Они пошли вниз по Зеленому Венацу — центральному бульвару — в сторону центра города. Группки длинноволосых и бородатых молодых людей собирались на углах улиц, они продавали пестрый набор всяких мелочей. Здесь были майки с надписями «Свобода или смерть», диски и записи сербской народной музыки, даже цепочки для часов с черепами и скрещенными костями. Мадлен пожала плечами. Йордана, кажется, ничего не замечала. Она вела ее вниз по аллеям, поворачивая то направо, то налево, пока они не остановились возле маленького кафе, где, по ее словам, все еще можно было найти лучший кофе по-турецки во всем Белграде. Хозяин, похоже, знал Иордану, некоторые люди подходили к их столику, чтобы поздороваться, спросить о ее делах. Иордана приветливо ответила:

— Ужасно! — И прикурила сигарету. Как заметила Мадлен, в Белграде курили все. Воздух внутри маленького кафе был пропитан резким запахом местного дешевого табака.

— Мне повезло, — сказала Йордана, прихлебывая кофе и указывая пальцем на полную пачку сигарет, лежащую перед ней на столике. — Я могу купить привозные сигареты.

— Повезло? — усмехнулась Мадлен.

— Ты не куришь? — Мадлен помотала головой. — Ничего, закуришь месяца через три. Вот увидишь.


К концу первой недели она поняла, что не дотянет даже до окончания трех недель, уж не говоря о трех месяцах, как ей предсказывала Йордана. Мадлен никогда не курила, но после недели пятнадцатичасового ежедневного труда, после чтения сообщений, которыми был завален весь ее стол, она в первый раз осознала, чего именно потребует от нее такая работа. Тогда она и потянулась к пачке «Лаки Страйк». Она прикурила, закашлялась, впервые втянув в себя дым, но благодаря этому перерыву она теперь была уверена, что сможет дочитать до конца заявление, которое ей только что подсунули на стол. Насилие — оружие войны.

Она выкурила три сигареты подряд, пока читала исповедь девятнадцатилетней мусульманки из Посавины на севере Боснии. Йордана была права. Страна действительно погружалась в хаос. В первый раз за много месяцев Мадлен почувствовала, как в ней поднимается гнев. Ислингтон, Амбер, Бекки, ее работа в клинике, даже Аласдэр в Египте отошли куда-то на второй план, пока она прочитывала одну бумагу за другой. Ее работа, насколько она сама понимала, заключалась в том, чтобы готовить работников медицинских, спасательных и гуманитарных миссий к тому, как им обращаться с жертвами насилия, о которых было написано во всех этих бумагах. Вскоре в Белград должна была прибыть команда итальянских психологов и докторов, и их миссия была частью программы, связанной с инициативой университета Флоренции по улучшению оказания медицинских услуг в области душевного здоровья и психосоциальных травм. Неуверенность в себе, неверие в свои силы, которые терзали ее последние три месяца, совершенно испарились. Мадлен проводила дни и ночи напролет, спокойно занимаясь составлением графика своего собственного тренинга, планированием того, что ей следует сделать, выкуривая по пачке в день «Мальборо лайт», которые Йордана предусмотрительно доставляла ей прямо на работу. И постепенно программа стала приобретать четкие очертания, ей тоже стало понятно, чего от нее ждут в новой роли и как ей надо будет действовать.

Спустя месяц после приезда Мадлен изменилась, она стала другой: похудела, остригла волосы, ходила в джинсах, с непременной сигаретой в руках. Теперь никто из знакомых не смог бы ее узнать.

Да, Харриган был совершенно прав. Спасая других, она спасет себя.

70

Прошло почти шесть недель с тех пор, как Танде поднялся с ее кровати и отправился на утреннюю встречу с Максом. Амбер проснулась в то утро и стала смотреть, как он одевается, чувствуя, что в горле у нее застрял комок, а сердце учащенно бьется. Что теперь будет с ними? Его ответ прошлой ночью ничего ей не обещал. Она не знала, то ли ей надеяться, то ли умирать от отчаяния. Они только что вступили в самую деликатную стадию отношений: надавишь слишком сильно — и потеряешь его. Но это не парень, живущий по соседству. Между ними шесть тысяч миль и два континента. Если она не нажмет сейчас, то когда еще?

— Это прощание… Навсегда? — спросила она, лежа в кровати и глядя на то, как он завязывает галстук. Он остановился и обернулся.

— Прощание?

— Да, ты же понимаешь… — Амбер старалась, чтобы ее голос звучал беззаботно и небрежно, но не смотрела на него. Танде приблизился к кровати и уселся на краешек, взяв ее руку.

— Мы, конечно, что-то сделаем со всем этим. Разве я не говорил тебе этого прошлой ночью?

— Нет, все, что ты сказал…

— Иншалла.

— Да, а это значит…?

— Если бог пожелает. А он пожелает.

— Как ты можешь быть так уверен?

Танде провел пальцем по кольцу на указательном пальце Амбер. Надежда.

— Вот! — Потом внезапно наклонился и поцеловал ее. — И вот еще. — Затем также внезапно поднялся. — Я перезвоню тебе.

Он так и сделал. Он просил ее не говорить пока Максу, потому что подозревал, что тот воспримет эту новость не очень хорошо. Амбер казалось, что он преувеличивает, Макс очень любил его, очень, подчеркивала она, но Танде был непреклонен. С другой стороны, с точки зрения политической ситуации любые новости вокруг проекта в тот момент, когда он еще только готовится стартовать, были нежелательны, и это она прекрасно понимала. Именно сейчас, когда предприятие Киерана совершило такой блестящий старт, все, что касалось Макса Сэлла и его отпрысков, могло моментально попасть в газеты. Так она и сказала Бекки, взяв с нее страшную клятву, и та сразу же обрадовалась за подругу.


Танде действительно позвонил и продолжал звонить Амбер. Это случалось не каждый день, не каждую неделю, но он избавил ее от тоскливого сидения перед телефоном в ожидании звонка, чего она так боялась. Если он говорил, что позвонит во вторник, он так и делал.

Танде тридцать четыре года, он на шесть лет старше нее, хотя ей казалось, что он принадлежит к другому поколению. Он был точен, никогда не опускался до пустой болтовни, и казалось, у него совсем не было времени, чтобы тратить его впустую. Он был так же сильно занят, как и Макс, в его жизни не было двух одинаковых недель подряд, даже двух похожих дней. Она не особенно задумывалась о его положении в правительстве, но быстро поняла, что границы, за которыми заканчивалась его деятельность, лишь слегка намечены, а вовсе не так четко определены, как она к этому привыкла. Его рабочий день продолжался не с восьми утра до пяти вечера, как это было здесь. Похоже, что он был занят все двадцать четыре часа в сутки. Каждый день приносил ему новую порцию проблем, требующих решения, и иногда предлагал какие-то возможности. Он довольно небрежно упоминал о сложностях и трудностях, с которыми ему приходилось сталкиваться изо дня в день. Короткий анекдот, который он успевал рассказать ей во время недолгого разговора утром в воскресенье, мог заключать в себе целый мир, сотканный из недомолвок, интриг и скрытых значений — так же, как это было в пустыне, ее мозг должен был работать на полную мощность, чтобы успевать за ним.


В своем кабинете дома в Бамако Танде положил трубку и неожиданно для себя понял, какой одинокой вдруг стала его жизнь. Она была совсем не такой, пока он был студентом во Франции, потом в Москве и, наконец, в Нью-Йорке — он тогда ничем не отличался от остальных. Участвовал во всех вечеринках, много играл, заводил романы и иногда пропускал лекции. Но с тех пор как вернулся на родину и с головой ушел в бизнес и политику, многое изменилось. Его страна стала развиваться такими стремительными темпами, что у него не оставалось времени для всего того, что он так любил и чем мог бы наслаждаться и дальше. Любил когда-то, исправил он сам себя. Если не считать той ночи в Лондоне с Амбер, в последний раз он был в ночном клубе почти год назад со своей сестрой Лассаной и ее довольно скованным мужем из Швейцарии. Он улыбнулся сам себе. В городе выступал «Рейл-Джазбанд», и, подчиняясь какому-то внезапному импульсу, все трое направились в знаменитый «Отель Бюфе де Ла Гар» в центре Бамако, где и провели дикую ночь. Вернер, муж Лассаны, удивил их обоих, настояв на том, чтобы они остались на концерте до самого конца, пока группа не собрала свои инструменты уже ближе к рассвету. Но все это было уже год назад.

Эта мысль поразила его. Неужели так давно? Неужели он настолько потерял счет времени в этой круговерти встреч, заседаний и обсуждений, переездов из одной страны в другую. Может быть, он просто утратил всякую связь со всеми теми вещами, которые доставляли ему удовольствие? Возможно, именно поэтому ночь в Лондоне закончилась так неожиданно. Проведя несколько дней в пустыне вместе с Амбер Сэлл, он понял, что она — это нечто особенное. Это понимание приходило медленно, но все же оно шло правильным путем. В ту ночь было трудно противостоять атмосфере, царившей в клубе. Он знал с той самой минуты, когда Макс послал ему приглашение, что обязательно поедет. Он даже позаботился так распланировать свой рабочий график, чтобы быть в Париже за неделю до этого. Это был тонкий ход, конечно, потому что за билет в Европу должна была платить государственная казна, а решение остаться там на уик-энд было его прихотью, но ему очень хотелось вновь увидеться с Амбер.

Когда он заметил ее, одиноко сидевшую в зале и тянувшую через трубочку коктейль, который назывался соответственно, как он сейчас вспомнил, улыбнувшись, потрясающее чувство радости охватило его. Ему стало трудно подшучивать над ней, как он обычно делал. Он хотел ее здесь и сейчас. Все остальное — танцы, выход на улицу, запрыгивание в такси и приезд к ней домой, все это вместе взятое было не более чем логическим развитием одного разговора, который происходил между ними шесть месяцев назад, с того самого момента, когда она добралась до Тегазы.

Прошло уже шесть недель с тех пор, как он видел ее. Он собирался лететь в Лондон через месяц. Макс закончил формирование предварительных соглашений, подготовил документацию, чтобы создать основу для дальнейших исследований. Вместе они должны были изучить список инженеров-консультантов, которые проявили интерес к проекту. Все двигалось быстрее, чем он или Макс предполагали. Было что-то особенно привлекательное в самой идее возрождения пустыни, древнего соляного промысла, мечты о том, чтобы дать пустыне новую жизнь. Несколько человек, с которыми успел переговорить Макс, сразу же заразились его идеями. Но они действовали очень осторожно. Хотя это был первый опыт Танде по созданию чего-то столь масштабного, он знал из своих наблюдений за другими, что ему жизненно необходимо держать руку на пульсе перемен, вникать во все детали и не позволять процессу развиваться произвольно. Ему приходилось постоянно учитывать множество деталей и мелочей, а также влияние многих персон. Пока проект не займет более устойчивое положение, он не мог позволить себе рисковать даже тем, чтобы публично заявить о своих отношениях с Амбер Сэлл, и, разумеется, ему нельзя было ставить об этом в известность Макса.

К тому же у него не было никаких соображений насчет того, как будут развиваться их отношения с Амбер. Было еще слишком рано делать какие-то выводы. Он за многие годы научился тому, что с некоторыми вещами следует обращаться особенно осторожно, а именно — с женщинами. У него была одна или две связи в прошлом, без которых он вполне мог бы обойтись. Если попытаться осторожно оценить его прошлое, то можно сказать, что он получил урок, который хорошо усвоил, конечно, пока не встретился с Амбер.

«Ах да, хорошо, — думал он про себя, перекладывая бумаги, которые ему пришлось читать весь день, — у меня еще очень много времени, чтобы разобраться в том, что делать дальше».

Они снова увидятся через пять недель.


Это было не полной правдой. Кое-кто видел, как они покидали клуб вместе. Паола. К тому времени она уже находилась под воздействием нового наркотика, который ей предложил принять Киеран. Киеран с Виллом были заняты тем, что перекладывали таблетки из большой коробки в маленькие пакетики, сделанные из бумаги, и распихивали их во все свои карманы. Паола неожиданно вошла в офис, который располагался за Белым залом, и остановилась, улыбка узнавания появилась на ее лице.

— Что это вы делаете? — спросила она, приближаясь и усаживаясь на край стола. Киеран вспыхнул до корней волос, но Вилл уже принял свою первую таблетку и чувствовал любовь ко всем вокруг.

— Попробуй, это самая лучшая вещь в мире.

Паола замялась. В последний раз, когда она принимала маленькую белую таблетку, мир перевернулся и она потеряла сознание.

— Ну же, давай. Это экстези. Ты когда-нибудь пробовала?

— Нет. А на что это похоже? — Паола наклонилась ближе. Киеран поймал себя на том, что тупо смотрит в вырез ее блузки.