— Это просто чудесно. Это превращает все вокруг в нечто бесподобное. Ты испытываешь прилив счастья. Ты чувствуешь себя совершенно счастливой. — Виллу не удавалось произносить слова достаточно отчетливо.

Киеран отвел взгляд и стал смотреть в потолок.

— Вот, давай оба примем по одной, — он протянул руку. — Это совершенно безвредно — никакой головной боли, ничего. Давай сделаем это вместе.

Он сунул одну таблетку себе в рот. Паола протянула руку и приняла другую таблетку. Секунду она пыталась распробовать ее на вкус и держала ее во рту. Киеран подал ей бутылку воды. Она проглотила таблетку и стала ждать, что же произойдет. Ничего не происходило. Они сидели молча, глядя друг на друга. Потом она пожала плечами и слезла со стола.

— Большое дело! Ничего не произошло!

— Еще все впереди, детка, — пообещал ей Вилл, откидываясь на спинку своего большого кожаного кресла. Они с Киераном удивленно переглянулись.

Паола вышла, немного пошатываясь. Ей надо было выпить. Она заметила двух своих подруг, стоявших у стойки бара. Поначалу все стало медленно меняться. Она почувствовала прилив горячей волны, взглянув на Хелену и Патрицию, двух незначительных манекенщиц, которых она едва знала, но все же пригласила на открытие.

— Привет! — сказала она, присоединяясь к ним в баре. Обе обернулись.

Не прошло и минуты, как Паола уже болтала с ними так, как будто бы они были самыми близкими ее подружками. Вдруг ей показалось, что это самый прекрасный вечер в ее жизни. Она хотела поделиться своим важным открытием. Она стала шептать им, что у нее есть кое-что, что может превратить вечер в нечто потрясающее, не хотят ли они тоже? Конечно. Она оставила их и поспешила назад в офис, надеясь, что Киеран и Вилл все еще там. Но в офисе было пусто.

Паола взлетела вверх по лестнице, пробежала по коридору, который вел прямо к танцевальной площадке. Двери в конце коридора открылись, и она увидела, как Амбер и Танде уходят, держась за руки. Она замерла на секунду, опомнилась. Она следила за Танде с той самой минуты, как он вошел в клуб и направился на танцевальную площадку. Она даже шепнула Даниэле, кем является ее лучший друг и что она собирается заполучить его. «Посмотри, какой он роскошный мужчина!» Но потом потеряла его в толпе, а Киеран, Диггер и Вилл все тянули ее позировать перед фотографами или встречать кого-то. Она так и замерла посреди коридора в ожидании, когда на нее накатит волна недовольства, почему это они держались за руки. Но ничего не произошло. Она по-прежнему испытывала любовь ко всем вокруг. Паола помотала головой и пошла дальше в поисках Киерана.


Через полтора часа она снова оказалась в офисе, после того как вся пропотела, протискиваясь сквозь толпу танцующих людей. Она заметила, как Киеран открыл выдвижной ящик и вытащил оттуда небольшой пакетик с таблетками.

— Они быстро расходятся, — сказал он, вытряхивая дюжину на ладонь. — Но не говори никому, где ты их достала. Если тебе нужно еще, приходи и найди меня.

Она кивнула и протянула руку. Киеран встал и придержал ее за пальцы, медленно отсчитывая шесть таблеток и опуская их на ее ладонь. Ее пальцы в том месте, где он касался их, стали горячими. Она сидела на краю его стола, как и раньше, одна нога свесилась и свободно раскачивалась. Она подняла голову вверх. Между ними проскочил электрический разряд. Она сжала ладонь. Его рука сжала ее кулачок и задержалась так. Она затаила дыхание. Его голова медленно приблизилась к ней, внезапно в ней все вскипело, и они поцеловались. Медленно растаяло всякое воспоминание о том, кто они, его язык проник в ее рот, а руки заскользили по платью. Все это было неправильно, казалось, кричал какой-то голос у нее внутри, но она уже не могла остановиться. Он притянул ее к себе ближе, одна рука начала нащупывать себе путь под ее платьем к тоненьким трусикам-стрингам. Она попыталась отодвинуться…

— Эй, Киеран! — раздался голос Диггера, который бежал по коридору к ним. Они отшатнулись друг от друга, Киеран выругался про себя. Паола быстро соскочила с края стола и пошла, вся дрожа, в сторону дверей.

— Паола, — тихонько окликнул ее Киеран, когда она открывала дверь. Она ничего не ответила.

71

Макс швырнул ручку на стол, он был расстроен. Он не понимал, что было не так в его странной семье, которая лишала его покоя, выбивала из колеи своими выходками. На следующий день после открытия клуба Паола поразила всех заявлением, что немедленно уезжает обратно в Рим и не уверена, что вернется. Киеран в тот день не возвращался домой, и никто не знал, где он. Амбер вела себя очень странно и не собиралась приезжать на Менорку на день рождения отца в следующем месяце. У нее были какие-то свои планы. Франческа не разговаривала с ним с тех пор, как они с Анджелой столкнулись в дверях «Парадайза», а Анджела, похоже, вообразила, что их спонтанный секс в тот вечер означал улучшение холодных и нетерпимых отношений. Что, к черту, происходит?

Он выудил свои очки. У него месяцами болела голова, и он наконец сдался и записался на прием к окулисту. Амбер говорила, что очки ему идут. Он был не совсем уверен в этом. Очки заставили его почувствовать себя мужчиной среднего возраста.

— Да какой там средний возраст, папа, — сказала она, глядя на него с ухмылкой. И он-то дурак, решил, что она делает ему комплимент и расплылся в улыбке, а она продолжила: — Ты — старый.

Надо же было так его расстроить. Но она была права. Ему должно было исполниться шестьдесят два года менее чем через месяц. Это был хороший год. Все, что связано с бизнесом, шло хорошо. Или, точнее, очень хорошо. Критика, которая поднялась вокруг его бизнеса в последние годы, теперь обрушивалась на головы его противников, потому что «Сэлл инвестмент корпорэйшн» теперь становилась основным партнером новой компании — «Сальцман Холдинг».

Многие годы, несмотря на свой очевидный финансовый успех, он был не в состоянии заглушить сплетни и разговоры за своей спиной в Сити. Его считали чужаком, пришлым, тем, кто подхватывает объедки со стола, и акулой. У Макса так и не прошло ощущение, что он не вполне принадлежит к истеблишменту. Он постоянно испытывал чувство одиночества, заброшенности, хотя редко признавался в этом даже себе самому. Чувство полного одиночества и беспомощности, которое он испытал давно, в детстве, стоя на берегу залива Гарвич, не зная, куда ему податься, так никогда и не покидало его. Он думал о своих детях. Он мог гордиться тем, что, несмотря на все прочие недостатки, его детям никогда не придется испытать того, что довелось ему самому. Они прекрасно обеспечены в финансовом отношении, у них определенное положение в обществе, высокий уровень культуры и образования. Макс никогда не признавался никому, в том числе и Франческе, которая много раз выслушивала его признания шепотом по ночам, в том, что неожиданный поворот в судьбе Киерана и признание Паолы его семьей в Лондоне было очень важно для него, даже более важно, чем все его бизнес-сделки, заключенные за год. Видя Киерана и его друзей на открытии, глядя на своих прекрасных дочерей, которые были так не похожи друг на друга и в то же время отличались яркой индивидуальностью, он испытывал прилив таких теплых чувств, которыми не мог поделиться ни с кем. Никто не смог бы адекватно понять, что значит для него видеть фотографов, которые спешат запечатлеть Паолу Росси, входящую в окружении своих друзей в зал для почетных гостей. Или что значит для него видеть, как Киеран отдает последние распоряжения охранникам по переговорному устройству. Это были его дети. За тридцать лет он прошел путь от личного шофера, полировавшего лобовое стекло автомобиля лорда Сэйнсбери, до очень высокой должности, а весь Лондон отдавал дань восторга и уважения успеху его детей.

А теперь они враждуют между собой, мучают его, создают ему лишнюю головную боль.

Макс вздохнул и вернулся к чтению бумаг. Его бумаги были разделены на две категории. С одной стороны лежала техническая документация с заголовками вроде «Прокладка штреков шахт с помощью взрывов» и «Процесс выпаривания морской соли». Он изучал различные приемы добычи соли. Как и многие другие люди, которые сами себя сделали, Макс был страстным читателем. Он рылся в руководствах, технических журналах, отчетах. Вакуумные панели, цилиндрические сосуды, парилки и тому подобное — он сразу же схватывал принципы действия механизмов и был готов немедленно применить их в условиях Тегазы. Когда начнут поступать оценки экспертов относительно технических возможностей использования тех или иных устройств на месте в пустыне, он хотел быть подготовленным к тому, чтобы точно понимать, о чем конкретно идет речь.

Рядом со стопкой технической документации были совершенно другие статьи и информация о соли. Он прочел древнегреческую поговорку — «он не стоит своей соли», которая относилась к тому периоду в древности, когда рабов покупали за соль. Он прочел о выдаче платы легионерам Древнего Рима, которую так и называли — солариум аргентиум. Отсюда вело происхождение английское слово — сэлэри — зарплата, что буквально значило «плата солью». Потом он прочел, что в 1259 году Карл Анжуйский ввел габель — соляной налог, чтобы профинансировать свое вторжение в Королевство Неаполитанское. Макс испытывал огромное удовольствие от самого процесса получения технических знаний, и знаний о людях вообще. Он знал, какая польза во всем этом. Например, при встрече с инженерами и минерами он мог бы сказать одному из них, что канал на озере Эри в США получил прозвище «канава, которую выстроила соль», потому что это было намеком на соляной налог, выплачиваемый гражданами этой страны специально на строительство канала. Он мог бы рассказать какие-то другие исторические анекдоты и курьезы, которые помогли бы ему завоевать дружеское расположение менеджеров и директоров или людей Танде. Знают ли они, например, что в 1930 году Махатма Ганди возглавил марш на 200 миль к Индийскому океану, чтобы собрать соль, не облагаемую налогами, в качестве протеста против британского правления? Макс рассмеялся про себя. Амбер назвала бы его циничным ублюдком. Но он предпочитал называть это хорошей практикой для бизнеса.

Он снова взял в руки ручку.


В Риме Паола лежала на кровати уже второй день, с тех пор как вернулась, она была не в состоянии сосредоточиться ни на чем. Воспоминания, хотя и довольно смутные и сумбурные, о том, что произошло в офисе в ту ночь, никак не покидали ее. Всякий раз, когда она поворачивала голову, закрывала глаза или прерывала разговор, картина живо всплывала у нее перед глазами. Она была напугана. Но хуже всего то, что она боялась самой себя. Она не могла рассказать об этом никому: ни Даниэле, ни Франческе, ни, разумеется, Киерану. Паола выбралась из офиса сразу же, как услышала голос Диггера. Она была слишком потрясена пугающими разоблачениями самой себя, потому что поняла, что ей это понравилось. Ей понравилось, как Киеран целовал ее, как он ее обнимал, но она хотела большего.

Паола запретила себе думать и вспоминать об этом. Это безумие. Грех. Не было никаких других слов, чтобы оправдать или объяснить это. Но она была смущена. Она видела Киерана всего лишь шесть дней за всю свою жизнь. Она не знала его, вот и все. Макс говорил, что он — ее брат, а вот это — сестра, но они не были ей братом и сестрой никогда. Паола не могла думать о себе, как о человеке, у которого есть сестры и братья. Пока она росла, редко задумывалась об их существовании. Она ненавидела Амбер, да. Это было легко. Амбер легко ненавидеть. Она резкая, высокомерная, соперница во всем.

Со временем Паола поняла, что у нее никогда не будет никого, кто станет жить с ней под одной крышей. Она до сих пор прекрасно помнила разочарование, которое почувствовала, когда увидела Амбер в первый раз. Ей было тогда, должно быть, четыре или пять лет? Она смутно припоминала, как Амбер и Киеран приезжали на виллу «Каса Белла», она сразу же возненавидела эту девчонку, которая пыталась всеми командовать, говорила с ней сквозь зубы и смеялась над ее попытками говорить по-английски, хотя сама не говорила ни по-итальянски, ни по-испански, ни по-французски. Амбер не говорила ни на одном из тех языков, которыми Паола владела совершенно свободно уже с четырех лет. Они ненавидели друг друга. Она никак не могла вспомнить Киерана во время того визита. Зато хорошо помнила его, когда он стал старше и пытался быть неуловимым. Он сбегал на пляж каждый день в течение всей недели, которую они провели там. Нет, у нее не было никаких отчетливых воспоминаний о нем. Ничего.

Паола снова встретилась с ним летом, когда Киерану исполнилось тринадцать лет. Она хорошо запомнила это, потому что он хотел отправиться в город вместе со своим школьным другом, которого привез с собой, но Франческа сказала, что они еще слишком маленькие, чтобы выходить на улицу ночью в одиночку. Макса тогда здесь не было. Между Франческой и Киераном произошла бурная ссора, которая совершенно истощила силы ее матери. Франческа расплакалась, и в результате упрямый Киеран, его друг и Амбер с позором были отправлены назад в Англию, как только Макс приехал. Вот и все… Паола закрыла глаза, она больше не могла думать о нем.