– А вы откуда это знаете?

– Потому что я жил с дедом. И по мере сил ему помогал, конечно. Но мне действительно пора. До свиданья, дамы!

Он ушел, а Оля призадумалась. У нее снова возникло пренеприятное чувство, что она оказалась в центре какой-то интриги. Но вот какой? И к добру или худу эта интрига?

На следующий день они все вместе опять отправились в областную больницу. Иван Ярославович распрощался с сопровождающими его дамами возле терапевтического корпуса, а Оля с Лизой, немного поколебавшись, отправилась, как и накануне, в хирургический. На сей раз в ординаторской было полно народу. Увидевший их первым Михаил дурашливо завопил:

– Ах, какие люди! – и помчался ставить чайник.

Сидевший за столом что-то писавший Виталий поднял голову, и его лицо осветила откровенная радость. Оля невольно улыбнулась ему в ответ.

Он встал, подвинул к столу пару стульев и пригласил их присесть. Подбежавший с кипящим чайником Михаил изучающее посмотрел на светящееся лицо Петрова и понял, что на данном этапе ему в конкурентной борьбе лучше не участвовать. Принеся чашки и заварку с сахаром, скромно удалился.

Виталий достал из ящика стола пачку печенья и подвинул поближе к гостьям. Оля засмеялась.

– Почему-то нас все стараются накормить. Мы что, производим такое жалкое впечатление?

– Вы производите сногсшибательное впечатление. – Виталий бросил скептический взгляд в сторону наблюдающего за ними Михаила, тотчас принявшего вид скромного невинного ягненочка. – Вот все и стараются вам угодить.

Лиза благовоспитанно взяла предложенное ей печенье и принялась за него, не слушая неинтересные ей разговоры взрослых.

– Как жизнь, Оля?

Ей было не по себе под горячим взглядом Виталия, но она непринужденно улыбнулась.

– Все хорошо.

Он мрачно усмехнулся.

– Хорошо? Я не думал, что развод – это хорошо.

Она кинула опасливый взгляд на окружающих. Но все занимались своими делами и на них внимания не обращали. Кроме Михаила. Тот внимательно посматривал в их сторону, но был слишком далеко, чтобы что-то услышать.

– Развод это плохо. Но тут уж ничего не поделаешь. Но в остальном мне повезло. Меня, как ты, наверное, знаешь, приютил Иван Ярославович.

– Нет, я не знал. И что значит – приютил? В каком смысле?

– В прямом. Я живу у него на даче.

Виталий взял печенье и молча его сжевал, осмысливая услышанное.

– А кто еще живет на этой даче? Кроме самого академика, естественно.

– Его дочь с мужем. – Что во время ее пребывания на даче произошла смена мужей, Оля говорить не стала. По ее мнению, это были совершенно ненужные подробности. – Правда, они сейчас отдыхают где-то на юге.

– Да, тебе повезло. Дачи ведь охраняются? Думаю, для тебя это очень важно.

Оля усмехнулась. Как быстро ее проблему понял Виталий. Но они всегда хорошо понимали друг друга. Она не стала притворяться:

– Очень важно. Но все равно я там всю жизнь прятаться не смогу. Вот думаю, где бы снять квартиру, чтобы было достаточно безопасно.

Виталий вздохнул.

– Мне никогда Абрамов не нравился. Хотя я его и видел только пару раз в жизни. Что-то есть в нем настораживающее.

Оля с горечью подумала: «Вот и Виталий видел, что с Глебом что-то не так. Одна я была глупой и слепой».

– Это теперь легко себя судить, а четыре года назад ты была влюблена. Да и он, я думаю, был другим. Легкие деньги быстро развращают пустозвонов, – постарался утешить ее Виталий.

Она кивнула и отвернулась, пытаясь скрыть набежавшие слезы. Его слова прозвучали так сочувственно ее собственным тайным мыслям, что стало отчаянно жаль себя. Прерывая их разговор, у порога показалась медсестра и позвала:

– Виталий Владимирович, пройдите в приемный покой, привезли пострадавших.

Виталий встал и неохотно попрощался:

– Чувствую, вы меня не дождетесь. Так что удачи, Оля. Будь умной девочкой, Лиза!

Оля спохватилась, вспомнив о просьбе академика:

– Ой, чуть не забыла! Ты не мог бы Ивана Ярославовича посмотреть? У него колени болят.

Виталий кивнул головой.

– Хорошо, я ему позвоню, когда буду свободен. Телефон академика возьму у Александра Васильевича. А сейчас мне пора.

Он ушел, и к ним тотчас присоединился Михаил. Потрогал чайник и заботливо заметил:

– Он совсем холодный. Подогреть?

У Оли не было никакого настроения говорить с этим балаболом, и она только отрицательно качнула головой.

– Чем вас расстроил наш самый знаменитый? Надеюсь, он не поставил вам какой-нибудь умопомрачительный диагноз?

Оля мысленно взмолилась, чтобы появился Иван Ярославович и избавил ее от ненужных ухаживаний, и тот, будто услышав ее мольбу, нарисовался на пороге.

– Извините, Олечка, что прерываю вашу милую беседу, но не могли ли мы отправиться домой? – он предупреждающе посмотрел на ее собеседника, сердито сдвинув брови.

Оля тотчас встала, взяла Лизу за руку, и, попрощавшись со всеми, вышла в коридор вместе с Иваном Ярославовичем. Михаил, несколько ошарашенный молчаливым выговором академика, смотрел им вслед, чуть приоткрыв рот.

Едва они вышли, Михаил спросил у коллег:

– Это что за старикан?

– Не что, а кто. И, вообще, знаменитостей надо знать в лицо. Неужели ты академика Захарова не знаешь? – дама в накрахмаленном белоснежном халате посмотрела на него, как на недоумка.

– Так это академик Захаров? Слышать слышал, одна из моих бывших подруг, студентка универа, уж очень пугливо о нем отзывалась. Я-то думал, она преувеличивает, мягко говоря, а теперь вижу, что нет. У меня от его взгляда до сих пор нервы дребезжат.

– Он хороший человек. Многим помогает. Но поперек дороги ему лучше не становиться.

– Не понял. Как поперек дороги? Ольга что, его подружка, что ли?

Врачи переглянулись. Многие кое о чем догадывались, но делиться своими догадками с молодым прохиндеем не желали.

Наконец кто-то нехотя заметил:

– Тут уж скорее наш Петров заинтересован, чем Захаров.

Михаил мигом смекнул.

– Ясно. Если хочу здесь работать, то лучше к ней не подходить. Верно?

– Ну, почему же здесь? Везде! – ехидно уточнила все та же накрахмаленная дама. – Целее будешь.

Практикант уныло покачал головой.

– Намек понял. Как хорошо, что у нас полным-полно прекрасных дам! – и он нахально подмигнул вошедшей в ординаторскую симпатичной медсестре. Та сделала вид, что не заметила столь явного предпочтения и строго возвестила:

– Виталий Владимирович просил всех задействованных готовиться к операции!

Народ зашумел и начал строем выходить из ординаторской. Несчастный голодный анестезиолог, в который раз за день пытавшийся съесть купленный им в местном буфете пирожок с мясом, покорно положил недоеденный кусок на тарелку, засунул в холодильник и вышел вместе со всеми.

Михаил сумрачно пробормотал им вслед:

– Как солдаты на плацу! Блин, и зачем я выбрал эту дурацкую профессию? – Выглянул в окно, увидел садившихся в такси Олю и академика, и сам себе указал: – Вот так, голубчик! Не в свои сани не садись, а то побьют!

В это время Иван Ярославович спрашивал у спутницы:

– Я не ошибся, посчитав, что этот юный обольститель вам здорово надоел?

Она согласилась:

– Не ошиблись.

Он удовлетворенно констатировал:

– Значит, я недаром поторопился. Мне, кстати, навстречу Петров спешил, ничего ему сказать не успел, у него опять операция. Признаться, я сегодня грешным делом случайно подслушал разговор медсестер, стоял рядом. Они, как вы знаете, не имеют привычки обращать внимание на пациентов. Чувствуешь себя предметом обстановки, чем-то вроде стула, но порой это чрезвычайно полезно. Так вот они говорили, что Петров несчастен в браке. Не знаете, почему? Мне Василиса очень нравится. Есть в ней что-то чрезвычайно располагающее.

Оля покраснела. Что отвечать?

Академик вновь проявил крайнюю проницательность, мирно заметив:

– Похоже, вы прекрасно знаете, в чем тут причина? Наверняка есть кто-то еще, к кому многоуважаемый мною Петров неравнодушен? И вы этого кого-то, или, вернее, какую-то, очень хорошо знаете?

Ольга покраснела еще больше, но нашла в себе силы ответить просто и с достоинством:

– Знаю. Это я. И я уверена, что и вы это знаете.

Иван Ярославович умудрено улыбнулся.

– Конечно, знаю. Было бы странно, если б я дожил до восьмидесяти лет и остался таким же балбесом, каким был в юности.

Оле ужасно не хотелось говорить на столь щекотливую тему, и она поспешно перевела разговор:

– О, я уверена, вы и в молодости никогда балбесом не были!

– Не был, не был, – учтиво согласился академик, – это я для красного словца. Но я понял, говорить вы о Петрове не хотите. Ладно, не будем. Хотя я, должен заметить, от всей души ему сочувствую. Он человек достойный и порядочный, попавший в непростую жизненную ситуацию. И на вашем месте я был бы к нему снисходительнее. Кто в жизни не делал ошибок? Наверное, только тот, кому посчастливилось умереть во младенчестве.

Оля не считала раннюю смерть удачей, но возражать не решилась. Ей казалось, что Иван Ярославович и без того знает о ее жизни слишком многое.

Вечером уложила дочку спать и вышла в сад. Было прохладно, и она накинула на плечи большой цветастый платок Светланы Ивановны, лежащий для этой цели на полке у выхода. В саду царила первозданная тишина. До соседского участка была добрая пара сотен метров, и оттуда не доносилось ни звука. Оля дошла до удобной резной скамейки и села, вслушиваясь в тишину.

Строго говоря, это была не тишина, а музыка природы. Шелест листьев под тихим дуновением теплого ветерка, то ли звон, то ли стрекот насекомых под ногами, писк пролетающих комаров, все это сливалось в непрерывный поток. Особую нотку в этом оркестре добавлял чуть слышный плеск волн текущей неподалеку величественной реки.

Скамейка была еще теплой, прогревшейся за день. Удобно устроившись, Оля посмотрела вокруг и вздохнула. Красиво. Но как у нее одиноко на душе! Перед глазами всплыло лицо Глеба. Не презрительно-властное, каким оно было все последнее время, а нежно-любящее из начального периода их супружества. Но, быстро изменившись, превратилось в жесткое и холодное.

И тут же, перебивая его, возникло лицо Виталия, глядящего на нее с безнадежной любовью. За долгие прошедшие годы выражение лица у него не поменялось. Если бы она знала об этом раньше! Верность и постоянство так редки сейчас, что должны цениться на вес золота. А вот она не оценила. Вернее, оценила, но поздно.

Внезапно позади раздался треск веток. Она стремительно обернулась. Кто это может быть? Борис? Но у него нет привычки подкрадываться к людям. Тогда кто это? Воры? Но куда смотрит охрана? Она встала, собираясь бежать в дом, но тут на дорожку вышел обсыпанный листьями Виталий.

– Извини, что без спросу, но больше сил нет молчать. Не испугалась? Я тут поблуждал немножко. Дача огромная.

– Как ты узнал, что я в саду? – Оля не могла прийти в себя от изумления.

– Иван Ярославович сказал. Ну и хитрый же дед!

С этим Оля была целиком согласна, но слова выбрала уважительные:

– Он проницателен, ты прав. Но зачем ты пришел сюда ночью?

– А что, это нужно объяснять? Я давно тебя люблю. Просто увидел тебя сегодня и сердце не выдержало. Вот и пришел.

– Но почему без приглашения?

Виталий усмехнулся такой наивности.

– Почему без приглашения? Как раз по приглашению. Я, как договорились, после операции позвонил академику, вот он меня и пригласил. Я его осмотрел, дал рекомендации. Даже чаю с ним испил. Так что тайком я на эту так называемую дачу не проникал.

– Понятно, – Ольге и впрямь все стало понятно. – Теперь ясно, для чего затеяна вся эта интрига.

Виталий не понял.

– Какая интрига? Ты о чем?

– Я о Борисе. Все это Иван Ярославович затеял для того, чтобы вернуть ему Василису.

Виталий озадаченно помолчал.

– Что-то это очень уж сложно затеяно, ты не находишь? Не мог же он развести тебя с Глебом, это нереально.

Поближе узнавшая Ивана Ярославовича Ольга не думала, что это настолько уж нереально.

– Не знаю. Мне порой кажется, что он может все.

– Ты преувеличиваешь, – Виталий не мог поверить в такую нелепицу. – Как можно заставить других плясать под свою дудку? Ладно мы были бы с ним рядом, а то за тридевять земель.

– Он знает, за какие ниточки нужно дернуть, чтобы люди поступали так, как он хочет. Он великий манипулятор.

Виталий с жадностью всмотрелся в ее такое родное лицо.

– Знаешь, мне все равно, что он сделал. Я уверен, что он все сделал правильно.

– Возможно. Но это сделано так… безжалостно.

– Безжалостно? Мы же врачи. Мы с тобой прекрасно знаем, что порой, чтобы спасти человека, нужно действовать безжалостно и быстро. А жалость, как правило, приводит к плачевным последствиям.

Оля печально засмеялась.