Теперь я задумалась над чувствами Реймонда. Окунувшись в атмосферу пылких чувств Милтона, я теперь находила Реймонда холодным и практичным. Его поцелуй был быстрым и ласковым. Реймонд знал, что Милтон влюблен в меня, и понимал, что он был не тем человеком, чтобы позволять себе особенно сдерживаться. А что он понял о моих чувствах по отношению к Милтону? Насколько они были очевидны? И что бы значило для Реймонда мое мнение выйти за Милтона и остаться на Карибе? Его спокойствие, безмятежность, в которой я черпала такое утешение, могли означать, что чувства Реймонда не столь глубоки, как у других людей — у Милтона, например. Я не знала.

Как странно, что я не была уверена даже в Реймонде. Иногда мне начинало казаться, уж не приснился ли мне тот визит на Львиный остров. Больше я ничего не слышала о Магнусе Перренсене. Я думала, что он приедет на Карибу. Прошло всего несколько дней, но мне казалось, что больше.

После того, как Джон Эвертон привез меня назад на Карибу, я его больше не видела. Мне было интересно, уехал он или нет. Но я считала, что после того, как мы познакомились, он наверняка зашел бы попрощаться.

И тут на следующее утро я его увидела. Эвертон сидел на террасе и беседовал с Марией, горничной. Мария готова была болтать с кем попало, лишь бы подвернулся случай. Она была еще болтливее, чем остальные служащие.

Итак, Джон Эвертон не уехал.

Я поразмыслила, не стоит ли попросить его отвезти меня на Львиный остров. Однако ехать туда без приглашения я не могла. Я с нетерпением ждала этого случая.

Милтон в тот вечер не пришел обедать в отель и не пригласил нас на плантацию. Я решила, что это из-за Реймонда.

Мне не хватало Милтона. Я не могла найти себе места. Скоро мне придется принимать решение. До этого я купалась в приятной эйфории и не хотела смотреть в лицо фактам. Просто хотела продолжать наслаждаться своими отношениями с Милтоном и откладывала решение на потом.

Теперь мне надо было выбирать. Уезжать мне с Реймондом и Фелисити или оставаться с Милтоном?

Я знала, чего мне хочется. Мои чувства к Реймонду изменились — из-за Фелисити. Если бы я не вошла в их жизнь, ничего этого не произошло бы. Может быть, если бы не я, Реймонд женился бы на Фелисити, и она была бы счастлива. А он? Я уже убедила себя, что его чувства не так глубоки, как у некоторых людей, именно поэтому он мог столь безмятежно взирать на мир.

Скоро должно было зайти солнце и окрасить все вокруг ярко-алым светом. Море станет бледно-розовым, а небо — кроваво-красным. Я никак не могла привыкнуть к этому закату и вечно ждала минуты, когда огромный красный шар упадет за горизонт. Это было потрясающее зрелище, которое каждый раз происходило по-разному.

Я не находила себе места и решила прогуляться по берегу.

Прогуливаясь и восхищаясь небом и морем, я заметила в глубине острова дым.

Дым спиралью поднимался вверх. Затем я увидела огромный язык пламени. Мое сердце тревожно забилось, ибо дым шел с той стороны, где находилась плантация.

Там пожар!

Меня охватил нестерпимый ужас. Там Милтон. Я не могла думать ни о чем другом, только о том, чтобы найти его. Я должна была убедиться, что он цел и невредим.

Я помчалась в конюшню, вскочила в своем нарядном платье на лошадь и без седла поскакала на плантацию.

Я оказалась права. Плантация была в огне. Я слышала крики мужчин. Такого зрелища мне никогда не приходилось видеть. Это было похоже на гигантскую башню из огня, по стеблям тростника взвивались языки пламени. Мужчины стояли по краям с ведрами воды, из горящей массы выскакивали крысы и мангусты. Я попыталась прорваться к дому.

— Держитесь подальше! — крикнул один из мужчин.

— Мистер Хемминг! — закричала я. — Где он? Мне надо отыскать его! Где он?..

И тут я увидела Милтона. Он шел ко мне. Я бросилась к нему, а он подхватил меня в свои объятия и крепко прижал к себе.

Я с облегчением воскликнула:

— Ты жив! Слава Богу. Я подумала… я была в ужасе. Я бы не перенесла, если бы…

— А это так важно? — спросил Милтон.

— Ты же сам знаешь.

Милтон крепко прижал меня к себе:

— Знаешь, а ведь ты только что подписала себе приговор. Ты себя выдала.

Он торжествующе смеялся. Я изумленно смотрела на него.

— Твоя плантация горит… а ты стоишь тут…

— Это самые счастливые минуты в моей жизни. Посмотри на себя. Ты расстроена. Вся в слезах. В панике — и все это только из-за того, что ты боялась потерять меня. Пусть это послужит тебе уроком.

— Как ты можешь… сейчас… в такое время…

— На самом деле это очень забавно. Замечательная шутка. Лучшая из всех, какие мне доводилось слышать.

— Ты сошел с ума.

— От радости. Моя любовь меня любит. Посмотри-ка. Она бросает все даже самого святого — и мчится ко мне, ибо считает, что в опасности. Идем в дом. Я хочу сказать тебе кое-что.

— Но ведь твоя плантация сгорит дотла.

— Я хочу сказать тебе, как сильно люблю тебя.

— Я тебя не понимаю. Тебе что, все равно? Ведь ты все теряешь!

— Какое это имеет значение, если я обрел свою любовь — а я ее обрел. Тебе теперь не отвертеться. Ты выдала себя. Ты открыла свои чувства. Признайся же в этом..

— Милтон…

— Вот что я тебе скажу. Плантация вовсе не сгорит дотла. Завтра из-за огня будет легче срезать тростник. Мы зовем это полевым обжигом.

— Ты хочешь сказать, что поджег ее намеренно?

Милтон кивнул:

— Мы периодически делаем это. Когда приходит время, мы поджигаем зеленые стебли. Они обгорают, и на следующий день легче срезать тростник.

— Значит, все это запланировано.

— И планировать надо очень тщательно. Надо дождаться, когда ветер подует в нужном направлении. Все время следить, не давать пламени вырваться за пределы поля. Постоянно приходится нести вахту. Если пожар выйдет из-под контроля, последствия могут быть катастрофические. Огонь может даже уничтожить весь остров.

Я испытывала такое облегчение, что только рассмеялась.

— И ты примчалась сюда спасать меня — вот просто так. Ох, Эннэлис, любимая моя Эннэлис, это действительно самое счастливое мгновение в моей жизни.

— Ты это уже говорил.

— Что ж, это стоит повторить. День, когда она пришла ко мне… Ты бы видела, какой ужас был написан у тебя на лице — и все из-за меня.

Я прижалась к нему.

— Я так испугалась, — призналась я.

Милтон поцеловал меня:

— Зато теперь у тебя нет сомнений.

Я кивнула.

— И ты останешься со мной. И скажешь ему об этом.

— По-моему, он уже все знает.

— А теперь я принесу тебе что-нибудь выпить и отвезу назад в отель.

— Там будут волноваться, что со мной случилось. Я вернусь одна. Ты должен оставаться здесь и следить за тем, чтобы пожар не распространился.

— Здесь есть кому об этом позаботиться. И они знают, что надо делать. — Милтон выглянул в окно. — Почти все окончено. Обуглившиеся стебли завтра будет нетрудно срезать. Операция прошла успешно — успешно, как никогда. Поехали. Я отвезу тебя в экипаже. А лошадь пришлю завтра. Ты же не можешь ехать в таком виде, без седла. Как неприлично. И все из-за меня. Я так счастлив сегодня. Ну-ка, расскажи, как ты за меня испугалась.

— Ты же сам все знаешь.

— Я прочитал это на твоем лице. Но так было и в тот раз, помнишь, когда я нырял за жемчугом?

— Помню прекрасно.

— Тебе ведь не понравилось, что я отправился на дно морское?

— Я думала об акулах.

— Обещаю, что не стану больше нырять, когда мы поженимся.

Я погладила его по щеке.

— Ты очень сильный человек, — произнесла я.

— Положим, и ты не кроткая Гризельда. В конце концов, ты ведь влюбилась в меня, а я — в тебя. Вот просто так — бац и все, как говорится. И я не хочу менять в тебе не единой черточки, это святая истина.

— Я тоже, — отозвалась я.

— Вот, выпей. Тебе это пойдет на пользу. Ты, знаешь ли, очень взбудоражена.

— Да, я знаю.

— Так мчаться в темноте…

Я потягивала напиток, а Милтон сидел рядом и обнимал меня. Неожиданно я ощутила прилив счастья. В этот вечер все решилось.

Милтон отвез меня назад в экипаже. В отеле уже волновались, что со мной стряслось. Милтон объяснил, что они периодически обжигают тростник, чтобы было легче срезать его.

— Эннэлис так беспокоилась за меня. Она решила, что я нахожусь на горящей плантации, и примчалась туда… на лошади. По-моему, она собиралась спасти меня.

— Не знаю, что я собиралась делать, — призналась я. — Я думала, что там пожар.

— Вы останетесь с нами обедать? — спросил Реймонд.

— Нет, спасибо. Я должен возвращаться и присмотреть, чтобы все было в порядке. Вообще-то там все под контролем, но кто его знает. Могут быть разные фокусы.

— Понимаю.

— На твоем месте я бы лег пораньше, — обратился ко мне Милтон. — Выпей перед сном немного кокосового молока. Оно очень успокаивает. Я велю Марии принести тебе в комнату.

Милтон уже позволял себе собственнический тон. Интересно, заметили ли это остальные. Мне было все равно, заметили или нет. Я была-в каком-то экстазе. Завтра поговорю с Реймондом. Объясню ему все, и, уверена, он поймет.

Милтон уехал.

— Увидимся завтра вечером. Даю тебе день на то, чтобы все утрясти, были его прощальные слова.

Разумеется, он имел в виду разговор с Реймондом.

Я сама хотела поговорить с ним. И даже хотела сделать это тем же вечером. Однако в присутствии Фелисити это было непросто. Теперь, когда Реймонд приехал, она уже не уходила в свою комнату рано, как прежде. Она постоянно хотела быть рядом с ним.

Я была рада этому. Мне казалось, что в конце концов все разрешится очень спокойно. Реймонд вернется домой и заберет с собой Фелисити. И со временем — может быть, даже довольно скоро — они поженятся. Я видела, насколько они подходят друг другу. Реймонду нужен был кто-то, кто бы на него опирался, кто-то, о ком он мог заботиться, а Фелисити нуждалась в нем, ибо Реймонд был единственным человеком, способным стереть у нее воспоминания о несчастном замужестве.

По-моему, в ту ночь я была счастлива как никогда. За обедом я была рассеянна и рано ушла спать. Первое, что я увидела, открыв дверь, был стакан молока на моем столике.

Я улыбнулась. Милтон, стало быть, поговорил с Марией. Молока мне не хотелось, но таково было желание Милтон а, и поэтому я его выпью.

Я посмотрела на себя в зеркало, на корсете у меня было пятно от сажи. Никто ничего не сказал о нем. Волосы у меня тоже слегка растрепались. Зато глаза сияли. Вид у меня был несколько разобранный, но очень счастливый. Я разделась, думая о завтрашнем дне. Я должна поговорить с Реймондом, как только останусь с ним наедине. И я заставлю его понять, что все случившееся было неизбежно. Реймонд поймет, а Фелисити будет ждать, чтобы утешить его. Он ведь был так расстроен из-за нее, с такой готовностью хотел за ней ухаживать.

Да, все в конечном итоге складывалось очень благополучно.

Я разделась и расчесала волосы. Взглянув на стакан с молоком на столике, я вспомнила лицо Милтона, глаза, сиявшие на загорелом лице, его торжество и радость, когда я выдала свои истинные чувства.

Я взяла стакан и сделала глоток.

Иногда у кокосового молока бывал какой-то тошнотворный привкус. Я поставила стакан. Мне что-то не хотелось пить.

Некоторое время я сидела в постели, думая о пожаре и о той минуте, когда Милтон подошел ко мне.

Затем выпила еще молока. Мне показалось, что у него странный вкус. Я снова поставила стакан и при этом пролила молоко на стол. Я выбралась из постели, чтобы отыскать тряпку, и, вернувшись к столику, обнаружила в пролитом молоке какой-то осадок.

Прежде я его никогда не замечала.

Я вытерла стол. Меня одолевал сон. Я забралась в постель. Комната ускользала от меня. Я легла и почти тут же провалилась в глубокий сон.

ОТКРЫТИЕ


Обычно я просыпаюсь рано, однако на следующее утро из тяжелого сна меня вырвал какой-то шорох. Мария укрылась в комнате. Я ощутила тревогу. Что-то со мной произошло. Руки и ноги, казалось, были налиты свинцовой тяжестью, и подняться я смогла лишь с огромным усилием.

Мария стояла у моей постели. Она смотрела на меня с каким-то испугом.

— С вами все в порядке? — спросила она.

— По-моему, да. У меня был тяжелый сон.

Я села в постели и приложила руку к голове. Вернулись воспоминания о вчерашнем дне. Пожар… Милтон… возвращение в отель.

— Я как-то странно себя чувствую, — произнесла я.

Я вспомнила, как Милтон сказал, что велит Марии принести мне молока. Я повернула голову. На столике ничего не было, и вид у него был такой, словно его только что протерли.

— Вы не выпили молоко, — заметила Мария.

— Немного выпила.

— И немного пролили. Я все вытерла.

— Спасибо.

— А теперь принести вам горячей воды?