Я хотела пойти к Милтону, но что-то меня удерживало. Мне не хотелось даже с ним обсуждать свои подозрения насчет Фелисити. Мой здравый смысл отвергал их, считая глупой фантазией. Но ведь у Фелисити действительно была причина убрать меня с пути… так же, как была причина избавиться от Уильяма Грэнвилла.

Правда, с единственной разницей. Грэнвилл обращался с ней по-скотски, я же была ее подругой. Как часто она твердила, что не знает, что бы делала без меня? Однако я стояла между ней и тем, чего она больше всего хотела в жизни.

Невозможно было думать о Фелисити как об убийце — она ведь такая спокойная, нежная девушка. Но что нам известно о потаенных уголках души человеческой? Насколько хорошо мы знаем друг друга?

Я вернулась в комнату. Осмотрела ящик. Не могли ли пилюли завалиться в мои перчатки или шарф? Я тщательно все обыскала. Я попыталась найти карту. Что с ней случилось? Было совершенно очевидно, что кто-то рылся в моих вещах.

С чего бы вдруг исчезла карта? Я не могла обвинить Фелисити в том, что она взяла ее.

Все это было очень загадочно. Я подумала: «Съезжу к Милтону, но попозже. Сейчас там Магда».

Ну, и что с того? Она рассказывает Милтону о своем праздничном обеде. Интересно, что чувствует мужчина, когда женщина, с которой у него были интимные отношения, сообщает ему, что выходит замуж за другого?

Я чувствовала себя простушкой, совсем не знающей жизни. Мне еще так многому предстояло научиться, ибо с тех пор, как покинула Англию, я поняла только то, что я знаю так мало.

Я подумала: «Поеду к нему во второй половине дня, когда жара спадет».

Я вышла на террасу. Шум гавани казался какими-то отдаленным. Я села, мысли у меня путались, я терялась в догадках.

Среди прилавков я увидела Магду. С ней был ее повар — очень высокий мужчина в голубых брюках и белой рубахе, на фоне которой его кожа сияла черным деревом.

С минуту я лениво наблюдала за ними. И тут увидела Милтона.

Магда обернулась к нему и протянула руку. Милтон пожал ее, и я увидела, как они дружно рассмеялись.

А потом Милтон оставил их и пошел к отелю.

Я побежала ему навстречу, чувствуя облегчение.

— Я так рада, что ты приехал, — сказала я.

— Какой теплый прием! Ты все уладила с Реймондом?

Я покачала головой.

— Пока не представилось возможности. С нами все время Фелисити. А сейчас они уехали вместе. Фелисити любит Реймонда, и он ее по-своему — тоже. Не думаю, что это будет очень уж трудно.

— С тобой все в порядке, Эннэлис?

— Почему ты спрашиваешь?

— Ты такая бледная, напряженная…

— Мне надо поговорить с тобой. Произошло нечто странное. Пойдем посидим на террасе.

Когда мы уселись, я рассказала Милтону о молоке. Он был совершенно ошеломлен. Никогда прежде я не видела, чтобы он не знал, что сказать. Когда, наконец, Милтон вновь обрел дар речи, он спросил:

— Ты уверена… насчет пилюль?

— Я везде смотрела. Я уверена, что не могла ошибиться. Если бы не хватало одной, даже двух, я могла бы подумать, что не правильно посчитала, но четыре…

— Четыре! Это же смертельная доза! — Милтон сильно побледнел и посмотрел на меня с такой любовью, что я подумала: это испытание стоит того, чтобы хоть раз увидеть его таким.

— Похоже, кому-то надо было отправить меня в очень глубокий сон.

— Но зачем?

— Из-за одной вещи, которая была в моей комнате. И этот человек знал о действии пилюль…

Милтон покачал головой:

— И чего же мог добиваться этот кто-то? Они запросто могли проникнут в комнату, не заходя так далеко.

— Забрали карту.

— Карту острова? Вчера ночью?

— Нет… нет. Я уже хватилась ее раньше. Она лежала в глубине ящика вместе с пилюлями.

— Карта, — повторил Милтон. — Как странно. Ты не останешься в этом отеле ни на одну ночь.

— Но куда?…

— Ко мне домой, разумеется.

— Но как же Фелисити и Реймонд?

— Могут оставаться здесь или тоже переехать ко мне, если захотят. Место для них найдется. Но ты поедешь без разговоров.

— Ох, Милтон, я так рада, что ты все знаешь. Я не решалась обратиться к тебе. Мне казалось, все это так нелепо выглядит. Я хочу быть очень осторожной в своих выражениях.

— С какой это стати?

— Потому что я думаю, это могла быть Фелисити. Понимаешь, у нее для этого есть причина. Она думает, что я собираюсь замуж за Реймонда, а ведь она любит его, и очень сильно. Фелисити пережила страшное потрясение. Я так и не знаю толком, что там произошло на балконе, но это вывело ее из равновесия. Было время, когда я опасалась за ее рассудок. Никогда бы не подумала, что она способна на такое, если бы не тот случай.

— Фелисити, — медленно произнес Милтон. — И карта. Ты ведь не думаешь, что это она украла?

— О нет. Это ее совершенно не заботит.

Милтон молчал, и я продолжала:

— Я чувствую себя так неуверенно. Может быть, я все придумала насчет пилюль. Понимаешь, мне показалось, что в нем какой-то осадок… а потом подумала, может, это остатки кокоса. Знаешь ведь, как бывает с молоком. У меня был очень странный вечер — пожар и все остальное. Я была измотана — душевно и физически. По-моему, я естественным образом могла заснуть таким тяжелым сном.

— А пилюли? Как ты их объяснишь?

— Они могли выпасть из флакона, когда я в последний раз открывала его. Он был непрозрачным, и мне пришлось открыть его, чтобы пересчитать пилюли. Я могла уронить их на пол. А потом их могли вымести.

— А если ты бы не заметила?

— Наверное, заметила бы, но я пытаюсь учесть все возможности.

— А потерянная карта?

— Я могла потерять ее самыми разными способами. Я ведь уже давно ее хватилась. Похоже, это никак не связано с пилюлями.

— Я не успокоюсь, пока ты не окажешься на плантации. Укладывай вещи, и едем немедленно.

— Я должна дождаться Фелисити. Мне придется все объяснить. Я хочу быть очень осторожной. Если это Фелисити, с ней надо обращаться очень мягко. Я хорошо ее знаю. Вполне возможно, что у нее просто что-то в голове повернулось. И я хочу, чтобы все было очень тихо.

Милтон кивнул.

— Но больше ты не проведешь в отеле ни одной ночи.

— Ты уже распоряжаешься мной, — с улыбкой заметила я.

— Я забочусь о тебе. Разве не это я должен делать с этих пор? Я понимаю, что ты хочешь сказать насчет Фелисити. Все будет шито-крыто — мы проделаем это с величайшей осторожностью. Когда они вернутся, ты сообщишь им, что едешь сегодня на плантацию. Если они захотят остаться — на здоровье. Но ты приедешь. Это решено.

— Я сама этого хочу. Я боюсь спать в этой комнате.

— Поедем со мной сейчас.

Я покачала головой:

— Я должна дать какие-то объяснения. Не хочу, чтобы это показалось слишком странным — или чересчур важным. Придумаю что-нибудь правдоподобное. И, по крайней мере, Фелисити уговорю приехать со мной. Мне кажется, я должна за ней присматривать.

— Ты ее сегодня видела? Она странно себя вела?

— Всего лишь удивилась, что я поздно встала. Я по-настоящему за нее волнуюсь. Как я хочу, чтобы все, наконец, устроилось. Уверена, Реймонд увезет ее назад в Англию… и они поженятся. И будут очень счастливы вместе.

— Ты не можешь распоряжаться за людей их жизнью. Им надо самим искать свои пути. А теперь я поехал. Мне надо кое-что сделать. Жду тебя до заката. Если ты не приедешь, я сам приеду за тобой.

— Ох, Милтон, я так рада, что ты все знаешь. Он крепко сжал мои руки и поцеловал меня.

— Я всегда буду заботиться о тебе, — сказал он. — До конца жизни.

Я проводила его взглядом, пока он не скрылся. Мельком увидела Магду, по-прежнему ходившую среди прилавков вместе с поваром.

— Мисс Мэллори!

Это был Джон Эвертон.

— Здравствуйте, — отозвалась я.

— Я рад, что нашел вас. У меня для вас сообщение. От человека с острова.

— О! — тут же насторожилась.

— Тот, кто его привез, не смог найти вас.

— Но я была здесь. Эвертон пожал плечами.

— Он увидел меня, вспомнил и попросил передать вам сообщение, когда я вас увижу. Это просьба приехать на Львиный остров как можно скорее. Мистер Перренсен должен сообщить вам нечто очень важное. Посланному пришлось вернуться, но я сказал, что если разыщу вас, то отвезу на остров, как только вы будете готовы. И теперь я отвезу вас, если хотите. Я без труда достану лодку.

— Но мне не хочется вас затруднять.

— О, мне все равно нечего делать. Праздное времяпрепровождение — это не для меня. Я люблю все время быть чем-то занятым. И для меня это будет приятная прогулка.

— Если вы уверены…

— Совершенно уверен. Мы можем отправляться теперь же?

— Да. Я только возьму солнечную шляпу.

— Вам она понадобится. Я буду ждать здесь. Постарайтесь не задерживаться. Хотелось бы добраться туда до наступления жары.

Я побежала в свою комнату и схватила шляпу. Я ждала чего-то в этом роде с тех пор, как познакомилась с Магнусом Перренсеном. Я тут же позабыла о своей летаргии. Магнус Перренсен хотел сообщить мне нечто важное. Возможно, я вот-вот узнаю то, за чем приехала. Может быть, у него есть известие о Филипе. В волнениях последних суток я совершенно забыла о том, что привело меня сюда.

Джон Эвертон прошел к лодке впереди меня. Магда по-прежнему была на рынке. Неожиданно она оглянулась и увидела меня. И помахала мне рукой.

Затем Эвертон помог мне сесть в лодку.

— Сегодня не такой ясный день, — заметил Эвертон. — И ветер дует не в том правлении, так что нам потребуется немного больше времени, чтобы туда добраться.

— Будем надеяться, что тумана не будет, — отозвалась я.

— Ветер скоро его разгонит.


Я видела, как приближается развалившийся лев. И вот он уже навис над нами, и появился песчаный пляж. Эвертон причалил лодку и, выпрыгнув из нее, помог мне сойти на берег.

— Ну, вот и прибыли. Не так уж много времени это заняло в конце концов.

Мы направились по песку в дом. На ступеньках нас ждал Магнус Перренсен.

Он взял меня за руки и тепло улыбнулся.

— Спасибо за то, что так быстро приехали.

— Я с радостью приехала, как только получила ваше приглашение. У вас есть для меня новости?

Ко мне пришло какое-то странное сверхъестественное ощущение. В обществе Магнуса Перренсена я снова вспомнила о дневнике. Фразы, написанные рукой Энн Элис, проносились в моем мозгу.

— Давайте что-нибудь выпьем, — предложил Магнус Перренсен. — Нам сейчас подадут.

Он повел меня в комнату, окна которой выходили на море.

— Со времени нашей встречи я так часто хотел приехать на Карибу, — сообщил Магнус Перренсен. — И хотел пригласить вас сюда. Однако прежде я должен был кое о чем позаботиться. И хотел подождать, прежде чем рассказать вам о своем открытии.

— Я вся внимание.

— Сначала выпейте… Это совершенно особый напиток, его готовит мой слуга. Он очень ловок в этих вещах. Вам понравится. Напиток очень освежает.

Я попробовала.

— Благодарю вас, — сказала я, — но мне так хочется услышать…

— Да, я знаю. Остров существует.

— Вы нашли его? Где он? И как далеко от того места, что обозначено на карте?

— Карта была верной, — отозвался Магнус Перренсен.

— Но…

— Да, я знаю, вы были в том месте с джентльменом с Карибы и ничего не нашли. Однако вы не очень внимательно смотрели. Это можно понять. Сейчас вы все поймете. От вас ничего не должно быть скрыто. Я так вами восхищаюсь. Вы такая живая. Гораздо более живая, чем большинство женщин. И вы смелая искательница приключений. Отправились в путешествие на другой конец света искать своего пропавшего брата. Вы еще и романтик. Ведь дневник глубоко вас затронул, правда? Уверен, что бывали времена, когда вам казалось, что вы — Энн Элис. А когда впервые встретились со мной — признайтесь — на мгновение вы решили, что вернулись в прошлое. Вам показалось, что я — юный влюбленный, обещавший забрать вас из того зловещего дома. Ведь так было дело? Признайтесь!

— Но я, разумеется, никогда не сомневалась в том, что я — это я.

— О, но я считаю, вам иногда казалось, что вы — Энн Элис, возродившаяся к жизни. В ту минуту, когда я взял вас за руку и сказал… Что же я там сказал? «Наконец, вы приехали». У вас по спине побежали мурашки. Я знаю. Я видел.

— Ну, что ж, возможно. Но я жду с нетерпением, когда вы расскажете мне об острове. Вы ведь утверждаете, что карта была верной.

— Пейте до дна. Это так освежает.

Я сделала еще глоток. Я начинала ощущать некоторую тревогу. Он вел себя так странно. Казалось, словно он насмехается надо мной. Этот человек казался совсем не таким, каким он был при нашей первой встрече.

— Расскажите мне, где находится остров, — попросила я.

— На дне морском.

Я изумленно вскрикнула. И в минуту озарения вспомнила, как, сидя в лодке с Милтоном, оглядывалась на светло-зеленоватое пятно воды на фоне голубого простора. Означало ли это, что в том месте земля была ближе к поверхности моря?