— Вроде как парить сильно начал, государь. — Один из смердов, скинув шапку, поклонился высокому и плечистому боярину с короткой русой бородкой клинышком. — Вестимо, проснулся. Нашумели.

— Одень треух, простудишься, — ответил Иван Васильевич и махнул рукой: — Ну что, Ваня, давай.

Боярин лет двадцати, голубоглазый и худощавый, еще не имеющий на губах даже намека на усы, еще раз осмотрел рогатину, встал перед холмиком, наклонив острие копья вперед, а подток прижав подошвой валенка, кивнул:

— Будите!

Смерды, подойдя с двух сторон, резко вогнали в отверстие два длинных тонких кола, принялись старательно ими шуровать, раскачивая из стороны в сторону и тыкая вниз. Вытаскивали, снова вгоняли под другим углом. Однако ничего не происходило — снизу даже звуков никаких не доносилось.

— Коли нора глубокая, добротная, так, бывает, и под корни уходит, — виновато начал пояснять один из простолюдинов. — Туда, знамо, сверху колом и не…

И тут внезапно холм взорвался, разлетелся в стороны охапками снега, кусками веток и лохмотьями черного дерна, послышался оглушающий рев — из-под земли вырвалась огромная бурая туча, стремительно пронеслась мимо боярина с рогатиной, двумя прыжками одолела расстояние до ближнего всадника и снесла его с ног, даже не заметив. Еще несколько ближних лошадей поднялись на дыбы, две опрокинулись… А медведь уже улепетывал, вздымая снежную пену, на удалении в сотню саженей.

— Ату его, ату!!! — залихватски свистнул в спину зверюге царевич Федор Иванович, и несколько бояр охотно его поддержали: — Ату его, ату!!! Лови-и-и!!!

Но за медведем, естественно, никто не погнался — куда там, на лошадях да по сугробам!

Охотники зашумели. Кто-то растерянно смеялся, кто-то поднимал рухнувшего скакуна, пытаясь его успокоить. Женщины запоздало заголосили, но не очень искренне. Похоже, они и испугаться-то толком не успели.

— Чуть не к самой груди притерся! — восхищенно развел руками князь Пронский, стоявший с рогатиной напротив Ивана Ивановича.

— Ну, что же ты, сынок? — мотнул головой государь. — Нет, следующего я сам брать стану! Не то вовсе без шкур сегодня останемся. Похап, еще берлоги разведаны?

— А как же, государь, — поклонился ему смерд. — Еще немало зверя доброго для тебя имеется. Ждет!

— Тогда по коням! — приказал правитель всея Руси.

Смерды повыдергивали лыжи и устремились через лес по одному им известному пути. Кавалькада знатных охотников, вытягиваясь в линию, стала медленно пробиваться вслед проводникам по лыжне.

Примерно через час они выехали к очередной поляне возле снежного взгорка с продыхом. И опять часть бояр спешилась, часть слегка разъехалась, дабы посмотреть на схватку человека и зверя со стороны.

— Отец, дозволь мне! — спешился Федор Иванович. — Хочу тоже попробовать!

— Сынок? — явно обрадовался государь. — Ну что же, дело доброе. Помоги. Петр Данилович, ты не против?

Князь Пронский почтительно склонился и отступил, не смея перечить царской воле. Иван Васильевич и его сыновья решительно скинули шубы, поправили пояса. Государь и Иван Иванович взвесили в руках рогатины, Федор Иванович взял оружие у князя Пронского.

— Начинайте! — приказал царь, и слуги вогнали колья в черный продых берлоги. Царственная семья тем временем заняла свои места на поляне. Государь встал посередине, направив острие рогатины на снежный взгорок, Иван и Федор расположились по сторонам, держа свои копья наготове.

В этот раз ожидание продлилось куда дольше. Прошло полчаса, час — а зверь, несмотря на все старания охотников, не поднимался. Свита притомилась, бояре один за другим стали спешиваться. Кто-то расстелил на снегу кошму, достал из чересседельных сумок хмельной мед, буженину, копченую белорыбицу, пироги. Женщины сели в круг за угощение, вспоминая ужас, случившийся у предыдущей берлоги, но теперь больше смеясь над бегством косолапого, чем пугаясь. Кушали руками рыбу, запивали медом. Бояре смотрели на это с завистью, но к пиршеству не присоединялись. Ведь это девицам можно быть слабыми. А мужчинам — нет.

— Зашевелился! — наконец-то громко предупредил один из худородных охотников. — Злится уже, скоро выскочит!

Бояре встрепенулись. Иные вернулись к лошадям, поднимаясь в седла, иные помогли вернуться на спины лошадям своим спутницам. Царственная семья тоже напряглась, готовясь к схватке.

Прошло еще немного времени и вдруг — белый взрыв, разлетающиеся в стороны комья, прыснувшие за взгорок смерды, оглушительный звериный рык. Бурый гигант, выскочивший из своей норы, выкатился на поляну и кинулся на закрывающего путь маленького двуногого противника. Поднялся на задние лапы, взревел, обнажая клыки и выставляя длинные черные когти, каждый длиною в палец — и тут Иван Васильевич, слегка пригнувшись, что есть силы ударил вперед копьем, пронзая мохнатую грудь гиганта, тут же опустил подток вниз, упирая конец древка в землю и наступая на него ногой, опустился на колено, положив левую руку на косарь.

Медведь взревел еще громче, парой взмахов попытался достать до опасного врага, но не смог, стал заваливаться на сторону, сделал еще рывок… И вдруг ощутил свободу! Зверь прыгнул, что только было силы — возможно, даже не заметив перед собой другого человека.

— Получи! — Федор Иванович, на которого и ринулся сорвавшийся с рогатины медведь, резко ткнул зверя в грудь своим копьем. Но сверкающее лезвие не вонзилось, а лишь скользнуло по звериному телу в сторону — видимо, уткнувшись в ребро. И потому медведь, чуть приподнявшись, обрушился на охотника всей своей тяжестью, загребая его лапами и захватывая голову клыками.

— Федька!!! — Царь со всего замаха ударил зверя копьем в бок, вогнав острие по самые рога над ратовищем, отпустил, выхватил косарь и, запрыгнув на тушу, ударил косолапого в затылок. Через мгновение, почти вплотную с его голенью, в тушу вонзилось копье царевича Ивана. Еще миг — и в зверя глубоко вошли несколько стальных наконечников ближайших охотников.

— Федька!!! — Ирина, свалившись с седла, неистово прорывалась на поляну через сугробы.

— Готов! — Иван Васильевич скатился с туши и рявкнул на ближних охотников: — Переворачивай!

Бояре навалились, откидывая зверя набок, царь упал на колени рядом с сыном:

— Федя, Федька! Ты жив?

Царевич закашлялся, покрутил головой.

— Ты цел?!

— Не знаю… — Младший сын поднял руки, пощупал уши, виски. — Это моя голова?

— Пока еще да, — облегченно рассмеялся царь, быстро проведя ладонями по его телу, и поднялся на ноги.

— Федька, ты как?! — наконец-то добралась до пострадавшего девушка и упала на колени на место царя. — Ты цел, жив? Дурак! Ты зачем под зверя полез?!

— Перестань меня лупить, больно же! — взмолился паренек.

Ира замерла с занесенными кулаками. Она и не заметила, как от жалости перешла к избиению царевича.

— Опять ты, взбалмошная девка? — удивился государь. — Давно не видел. Ты лучше встать ему помоги!

— Я сам… — поморщился царевич, поднимаясь. Он опять потрогал голову, покрутился. Ругнулся, увидев свою шапку в пасти медведя, опустил взгляд на себя, провел руками по ферязи: — Все кровью загажено! Одежду придется выбросить.

Он пнул ногой лапу медведя.

— Полегчало, Федор? — спросил государь.

— Что за радость пинать мертвого зверя, отец?! — повернулся к отцу царевич. — Я хочу отыграться на живом! Я хочу взять настоящего медведя! На рогатину!

— Вот это мой сын! — широко улыбнулся Иван Васильевич. — Вижу кровь настоящих Рюриковичей! Похап, еще берлоги имеются?!

— Знамо, найдутся, государь, — отозвался смерд. — Да токмо сегодня ужо не поспеем. Скоро сумерки. Коли хорошо все пойдет, все едино токмо в темноте медведя из норы вытравим.

— Ты же не полезешь опять под зверя, Федька?! — схватила царевича за ворот девушка.

— Иришка, я должен отомстить! — накрыл ее руку ладонью паренек. — В нашем роду врагов не прощают. Я Рюрикович, по-твоему, али нет?

Ирина сжала губы и отступила.

— Где новая берлога, батюшка? — громко спросил Федор Иванович.

— Нешто ты не слышал, сын? — повернулся к нему государь. — Сегодня не поспеваем. Охота будет завтра. А сегодня пир. На ужин — свежая медвежатина! Полагаю, ты будешь не против вкусить мясо достойного врага?

Лагерь охотников располагался на просторном заснеженном поле возле деревни Ольховки.

Селение из двух крестьянских дворов не могло вместить множество знатных гостей — и потому холопы разбили для охотников походный лагерь из трех парусиновых навесов и трех татарских юрт. Пространство между этими походными домами закрывали ковры, подступы к лагерю устилала солома, а в центре полыхал сложенный из смолистых бревен костер, возле которого с одной стороны на огромном вертеле запекался кабан, а с другой, на наклонной решетке, жарились ломти подсоленной и пересыпанной пряностями медвежатины.

Вино, хмельной мед, сбитень и мясо — каким еще может быть вечерний пир на удачной охоте? Тем паче — полной таких событий, что вовек не забудешь! А коли приукрасишь немного, пересказывая, — так и вовсе всем на зависть история получится. Про зверя, стоптавшего старшего царевича и умчавшегося в лес, сбив на своем пути половину охотников вместе с лошадьми, или про медведя, целый час рвавшего и грызшего младшего царевича, но Федор Иванович божьим чудом не получил при том ни единой царапины.

Да-а, будет теперь, что вспоминать и передавать из уст в уста бывалым охотникам…

— Это мой сын! — с гордостью поднял кубок Иван Васильевич, сидя в кругу свиты возле жаркого костра. — Ничего не боится и никому не сдается! Твердая опора для трона русского растет! С такими детьми за державу свою не страшно!

— Любо Федору Ивановичу! — отозвались князья и думные бояре. — Слава царевичу!

— Пустое! — ответил паренек, уже скинувший окровавленную ферязь и теперь сидящий в шубе поверх атласной рубахи. — Я просто хочу завалить медведя. Твое здоровье, батюшка!

Он выпил сбитень из своего ковша и поднялся:

— Пойду отдохну перед днем завтрашним. Устал.

Царевич удалился в свою палатку, тоже застеленную коврами и кошмой, вытянулся на толстой овчине, расстеленной под самой стеной напротив входа. Вскоре полог откинулся, в палатку вошла Ирина в тяжелом сарафане с юбками из сукна и бархатным верхом, поверх которого лежал опашень с теплым широким покрытием из куньего меха. Присела рядом с другом, бросила на пол льняное полотенце, а сверху — большой шматок жареного мяса, сверкающего от растопленного жира.

— Он хотел съесть тебя. Теперь, по справедливости, ты должен съесть его. Ну и я, коли ты не против, тоже приму участие. С немалым своим удовольствием.

— Ванька даже копья толком в руках держать не умеет! — повернулся на бок царевич. — Квелый он и больной. Батюшка все время меня нахваливает… Но править державой все равно будет он! Ванька станет царем, его дети станут царями, его внуки станут царями. А я кто? Мелкий и никому не нужный приплод. Хоть не утопили, как котенка лишнего, и то хорошо.

Паренек сел, выхватил нож и вогнал глубоко в мясной шмат. Поднял и стал с яростью объедать со всех сторон.

— Федя… — осторожно произнесла девушка. — Так, может… Ну ее, охоту эту? Развлеклись, и хватит.

— Ну уж нет! — мотнул головой царевич. — Я, может, и охвостье, но обиды все равно не спущу! Меня помяли, и я должен сквитаться.

— А сейчас ты чем занимаешься? — рассмеялась Ирина.

— Это не то, — покачал головой Федор Иванович. — Я должен победить! Я должен ощутить эту победу на острие рогатины, в дрожании ратовища, в тяжести, что бесится в руке, щелкает клыками и пытается достать когтем! Только это и есть настоящая победа, Иришка! Победа в смертной схватке, а не просто тушка невезучего врага, что проплывает мимо тебя по болотной реке!

Царевич отбросил нож с мясом и резко вскочил на ноги, крепко сжав кулаки. Его глаза горели, ноздри раздувались, с губ срывалось горячее дыхание.

Ирина тоже поднялась, во все глаза глядя на столь невероятно преобразившегося друга, — и тут вдруг у нее внутри что-то случилось. Девушка чуть качнулась вперед, закинула руки царевичу за шею и крепко-крепко, как только могла, поцеловала в бледные губы.

Жар, что переполнял Федора, через это прикосновение устремился в ее тело, быстро распространяясь по груди, животу и всем конечностям; он закружил голову и сбил дыхание, разогнал сердце в стремительный перестук. Ирина заполыхала вся, от ногтей на пальцах до кончиков волос. Она сгорала в незнакомом сладком огне, кружась и теряя рассудок…

Но тут за пологом послышались шаги — и у молодых людей хватило остатков здравомыслия, чтобы спешно отпрянуть друг от друга.

В палатку вошли, смеясь, Борис и Мария. Остановились, глядя на юнцов.