Александр Прозоров - Дорога цариц

— Ты христианин, раб Божий Борис, — ответил ему святитель. — Долг христианина есть служение! Служение по силам, а не по желанию. Слабым дано служение в молитвах, сирым — служение в труде, достойным — служение в защите слова Божьего и земель православных! Именем Божьим я призываю тебя, раб Божий Борис, не к покаянию, а к служению! Встань и прими ношу свою! Прими державу, тебе доверенную! Оберегай ее, обороняй и расти!

— Я недостоин, отче, — остался на коленях Годунов. — Я слаб, я устал, я хочу покоя.

— Господь избрал тебя! — ударил посохом патриарх. — Господь даст тебе силы! Встань, раб Божий, и прими доверенную тебе ношу!

Однако первой поднялась Ирина, подошла сзади к брату и положила руки ему на плечи:

— Хватит уже, Боря. Нет в мире человека, каковой справится с сей долей лучше тебя. Нет никого более достойного, знающего и умелого. Как любящая сестра, я отпускаю тебя. Как государыня всея Руси я благословляю тебя. Иди и правь, Борис. Такова Божья воля.

Конюший поднялся, повернулся к сестре, и они опять уперлись друг в друга лбами. Немного так постояли, затем обнялись, и Борис Годунов повернулся к патриарху Иове:

— Я склоняюсь пред Божьей волей и подчиняюсь решению Земского собора.

— Он согласен… — повернулся вниз по лестнице один из архиереев.

— Он согласен… — весточка из уст в уста побежала вниз и наружу. — Он согласен!

— Он согласен!!! — громко крикнул с крыльца кто-то из бояр, и тысячи людей разразились криками радости. — Борис согласен! Любо государю Борису Федоровичу! Сла-ава-а-а!!!

Конюший склонил голову под благословение, поцеловал руку патриарха. Люди расступились, освобождая путь, и святитель вместе с избранным царем вышли к людям, поклонились на три стороны и во главе крестного хода направились в Москву. Там, в Успенском соборе, Борис отстоял благодарственную обедню, однако входить в царские покои отказался и, ко всеобщему изумлению, уехал обратно в Новодевичий монастырь, к сестре.

Урядная грамота Земского собора позволила избранному царю подписывать указы, принимать послов, разрешать местнические споры и жалобы, подписывать разряды полков. Борис, как мог, служил державе, однако прочее время посвящал сестре и молитвам, явно не желая возвращаться к мирской жизни. И только известие о грядущем татарском нашествии вынудило избранного монарха покинуть обитель и отправиться на Берег, дабы встать во главе русской армии.

Лето прошло в тревожном ожидании — но крымчаки так и не появились.

Лишь первого сентября, вернувшись из похода, обняв сестру и встретившись с семьей, проведя целый день в беседах с патриархом, избранный царь наконец-то согласился на венчание. И православная держава Божьей милостью обрела своего государя…

15 сентября 1598 года

Москва, Кремль, Грановитая палата

После долгого и благополучного для Руси царствия любящих супругов Федора Ивановича и Ирины Федоровны присутствие жены государя на торжествах уже не смущало никого из князей или бояр, и два трона в золотой зале стали привычной обыденностью. Когда распахнулись створки покрытых сусальным золотом дверей и в просторную палату вошли рука в руку царь всея Руси Борис Федорович и царица Мария Григорьевна, это не вызвало ни шепотка, ни смущения среди собравшихся гостей. Слуги государевы лишь почтительно склонились в подобострастном поклоне, встречая полновластного властителя своих судеб и жизней.

Супруги торжественно двигались по красному ковру, когда государыня вдруг остановилась и особо приветила двух почтительных женщин из числа гостей:

— Княгиня Анна Глинская? Как я рада вновь увидеть тебя подле себя, моя милая знатная сестра! Княгиня Екатерина Шуйская? Как я рада вновь увидеть тебя подле себя, моя милая знатная сестра! — Мария милостиво кивнула гостьям и прошла дальше. Поднялась на царский трон, опустилась на обитое алым бархатом сиденье, прижалась к самой спинке, распрямив тело, опустила руки на резные подлокотники и крепко-крепко их сжала. Слегка опустила веки. Она царица!

Да, конечно, призвать на торжественный прием своих сестер было местью очень мелкой, но все же невероятно приятной!

Четверть века назад она сделала свой выбор. Четверть века назад вопреки всем уговорам, убеждениям и доводам разума она отказалась от знатности и богатства, она презрела насмешки и укоры и выбрала любовь. И вот теперь не она, худородная Мария, а ее расчетливые знатные сестрицы обязаны низко ей кланяться и выполнять любые ее прихоти.

Она царица!

Воистину, настоящая любовь умеет награждать!

* * *

Торжествующая царица Мария не знала об одном, о том, что настоящая любовь умеет не только награждать, но и жестоко мстить.

Дабы обезопасить престол Годунова, его соратники разрушили любовь малоизвестного боярского сына Федора Никитича Захарьина и москвички Ксении Ивановны, в девичестве Шестовой, разлучив супругов и насильно отправив их в разные монастыри.

Кто же мог подумать, что в ответ любовь этих двух людей истребит под корень саму династию Годуновых и сотрясет основы всей русской державы?

Впрочем, сие событие случится еще только через семь лет.

Сегодня же был праздник величия любящих супругов Годуновых, Бориса и Марии.

Счастья, мудрости и долгие лета государыне и государю!

Наверное, первый вопрос, который возник у читателя, так это: «Почему Федор Иванович представлен здесь взбалмошным? Ведь все знают, что он был слабоумным!»

Действительно, в энциклопедии Брокгауза и Ефрона сказано: «Федор Иоаннович был человек недеятельный и слабоумный, больше любил церковную службу и разные развлечения, чем занятия государственными делами». Ключевский уточняет: «Царь Федор от природы был почти лишен рассудка, находил удовольствие только в духовных предметах, часто бегал по церквам трезвонить в колокола и слушать обедню». Ну а поляк Лев Сапега утверждал еще конкретнее: «Напрасно говорят, что у этого государя мало рассудка, я убежден, что он вовсе лишен его».

Не станем спорить с данными утверждениями. Коли уж люди так говорят, наверное, имеют основание. Однако одного только термина «слабоумный» слишком мало для создания художественного образа. Чтобы получить достоверный портрет человека, нужно хоть немного знать его привычки, черты характера, интересы и увлечения. И поскольку данная книга является научной реконструкцией, а не фантастическим романом, то поступим очень просто и откроем «Большую биографическую энциклопедию». Почитаем, что же еще известно историкам о нашем герое?

В первую очередь энциклопедия рассказывает, что царевич еще в Александровской слободе приохотился бить в колокола, чем часто занимался со своим отцом и Малютой Скуратовым. Еще пишут, что Федору Иоанновичу доставляло немалое удовольствие рассматривать работы золотых дел мастеров, алмазников, серебреников, иконописцев, оружейников и вообще разных ремесленников, а сверх того, он был очень набожен и потому молился каждый день и каждую неделю выезжал молиться в какой-то из монастырей, оставляя там богатые дары и вклады. В приходной книге Кирилло-Белозерского монастыря под 1570 г. мы находим сведение о том, что царевич Федор пожаловал в монастырь 500 руб. да «на свою келью 100 руб.» и что еще в этой келье он велел поставить образ Богоматери на золоте, обложен «серебром сканью», а в венце 3 камня да 6 жемчугов.

В общем, все соответствует образу. Удивление вызывает только то, что дарителем указан лично царевич, а не государь или казна. Откуда у слабоумного такие деньги? Впрочем, в той же статье есть и ответ на загадку. В ней упоминаются три устюжанина, каждому из которых, согласно записи: «дано Федором Ивановичем по 9 аршин камки доброй, цена по 20 алтын аршин; а пожаловал их государь за то, что купили они на Вологде на государя соболи, и куницу, и белку и в том товаре учинили государю прибыли 1550 руб.».

Оказывается, Федор Иванович обладал предпринимательской жилкой и делал себе некоторый доход на торговле! Аккурат для личных карманных расходов. Какое интересное дополнение к образу…

Можно, конечно, предположить, что торговлей занимался не сам Федор, а кто-то из стряпчих от его имени. Однако: «Чтобы иметь собственный бархат, Феодор Иоаннович вызвал из Италии мастера Марко Чинони; ему был отведен дом близ Успенского собора, и из его ткацкой доставлялись бархаты и парчи».

Трудно поверить, чтобы некоему приказному стряпчему вдруг пришло в голову проявить весьма замысловатую фантазию и от царского имени выписать иноземного мастера и затеять новое незнакомое производство. Причем прямо в Кремле! Странное место и странная выходка… Совсем другое дело, если на это имелась личная воля правителя. Тогда все естественно: производство организовано там, где хозяину удобно за ним следить. Так что, как ни крути, — желание наладить производство собственных дорогих тканей взамен привозных приходится оставить за нашим героем. Причем Федор Иванович не просто захотел затеять «импортозамещение» — он лично проверял мастерские. Иначе цеха развернули бы там же, где и прочее производство — где-нибудь возле Углича, на дальних речных мельницах, что являлись в те времена главными приводами для заводских механизмов.

Сверх того, энциклопедия повествует, как архиепископ элассонский Арсений, бывший в Москве в 1588 г. с константинопольским патриархом Иеремией, пришел в изумление от прекрасных мозаичных изображений на стенах палаты царицы Ирины. Грановитая палата тоже оказалась украшена бытовым историческим письмом. Причем в одном из простенков, под верхним окном, был написан царь Федор Иванович «портретно», а ниже — он же на троне в полном царском одеянии.

Опять же трудно поверить, что без ведома царя какие-то художники вдруг взяли да и перешли по собственному хотению от классической русской иконописи к писанию картин по европейскому образцу — причем прямо в царских палатах! Получается, Федор Иванович не просто «любовался красивыми вещами», но и разбирался в современных ему художественных течениях, имел свой вкус и поощрял искусство в нужном ему отношении? Да еще и собственный портрет заказал!

Черты характера начинают прорисовываться: развлекается торговлей, интересуется современными тенденциями искусства и производством, налаживает «импортозамещение».

Впрочем, это далеко не единственное его увлечение. Биографическая энциклопедия рассказывает: «Из тех немногих сведений, которые сохранились за время детства и юношества Феодора и старшего его брата Иоанна, видно, что царь Иоанн Васильевич брал их с собой в загородные поездки, например, в 1564 г. в подмосковное село Черкизово на медвежью охоту: «и повеле по островом осеки осечи и медведи пущати, и тешился там не по один день»… Позднее, во время своего царствования, имея возможность следовать своим личным вкусам, он находил утеху в «медвежьих комедиях» и охотах на медведей, которые заканчивались иногда довольно печально для участвовавших в них охотников».

5 мая 1585 года, в именины царицы Ирины, «тешился государь медведи, и волки, и лисицами, и медведь ободрал охотника Юрия Глазова», а 19 июня «медведь ел охотника Петра Микифорова, но каждому из них за увечье было дано только по сукну доброму, ценою в два рубля».

То есть Федор Иванович имел склонность не только к искусству, но и к весьма рискованным развлечениям. Таким, как охота на крупного зверя. Чтобы встретить рогатиной матерого медведя, нужно иметь как минимум физическую силу и крепкий дух.

Впрочем, крепкий дух Федор Иванович демонстрирует в своей биографии неоднократно. Когда в 1591 году крымский хан Казы-Гирей попытался совершить набег на русские земли, царь Федор помчался в войска, а не в тыл, на Белое озеро. «Великий государь царь Федор Иванович всея Русии советует с отцем своим и богомольцем Иевом патриархом и з бояры, и з дворяны, как стояти против царя (крымского). А прежния великия князи бегали с Москвы на Белоозеро», — восхищается храбрым правителем «Пискаревский летописец».

Кроме того, как известно из летописей и из мемуаров иноземных гостей, Федор Иванович неоднократно выступал с публичными речами: на похоронах отца, перед венчанием на царство, при установлении патриаршества. Между тем публичное выступление перед народными толпами — трудное испытание даже для умственно здорового человека. Тут нужен не просто крепкий дух, но и хороший кураж. Даже если предположить, что речи для царя писал кто-то другой, а он лишь озвучивал текст, — выступление все равно требовалось запомнить и прилюдно произнести.