Она продолжала расчесываться, чувствуя волнение.

Это важное событие.

Она будет ужинать наедине с графом Сомертоном, мужчиной, который не покидал ее мысли и сны, мужчиной, который дважды спас ей жизнь.

Жасмин вспомнила свой последний день в Харли-Грандж, когда она смотрела из окна на замок Сомертон.

Она вспомнила, как слушала сплетни герцогини и жаждала встречи с графом, который казался такой романтической, трагической личностью!

И вот они встретились, и она намерена провести целый вечер в его компании.

Это уж точно самый важный день в ее жизни!

Глава седьмая

Вечером, ровно в половине девятого, граф с бокалом шерри стоял в гостиной замка Сомертон.

Он какое-то время колебался, стоит ли надевать фрак, но в конце концов решил, что случай самый подходящий.

Когда распахнулись двери и объявили, что спустилась Жасмин Уинфилд, он ощутил, как по телу пробежала дрожь, и обрадовался, что оделся, как и подобает случаю.

Американка выглядела сногсшибательно.

Откровенно говоря, он едва мог узнать в ней ту укутанную в пальто и шаль особу, с которой всего час или два назад спорил на берегу замерзшего озера.

Ее золотистые кудри были собраны вверх в затейливой прическе, украшенной темно-розовыми кружевами. Бархатное платье такого же темно-розового цвета, с немного приспущенными плечами, было туго затянуто на тонкой талии.

На шее у девушки сверкало золотое с жемчугом ожерелье, на руке был браслет, а в ушах — жемчужины.

Граф невольно представил, как смотрелись бы рубины и бриллианты на ее кремовой коже.

Он тут же себя одернул.

Это просто безумие!

Эта девушка всего лишь нежданная гостья в его замке, к тому же очень докучливая!

Очень скоро она отправится к своим родственникам в соседнюю долину, а позже вернется домой в Америку.

Ужин — всего лишь способ извиниться за резкое поведение у озера.

— Мисс Уинфилд!

Он взял ее руку, ощутив силу в этих хрупких на вид пальчиках.

— Позвольте налить вам бокал шерри. Надеюсь, вы пришли в себя после приключений на льду?

— Давайте оставим формальности, милорд. Уверена, мы никого не обидим, если вы будете называть меня Жасмин.

Его темные глаза вдруг радостно заблестели.

— Мои предки были бы просто шокированы, и слуги, уверен, этого не одобрили бы, но если я буду называть вас Жасмин, то и вы называйте меня Ричардом.

— Договорились, милорд… то есть Ричард!

Она улыбнулась, и от взгляда ее голубых глаз у графа перехватило дыхание.

— Очень любезно с вашей стороны, что приняли мое приглашение. Я не стал бы вас винить, если бы вы решили больше никогда со мной не разговаривать после моего возмутительного поведения у озера.

Жасмин, зардевшись, пригубила шерри.

Она не сомневалась, что причиной того, что у нее так бьется сердце, было спиртное. Девушка никогда не пила ничего крепче шампанского.

— Уверена, что вы просто пытались меня защитить. Но, боюсь, американки совсем не похожи на англичанок. Нас учат самих о себе заботиться.

Граф улыбнулся.

— Я все больше узнаю о характере юных американок, Жасмин! Однако меня воспитали так, что я должен во что бы то ни стало оберегать слабый пол.

Она улыбнулась и спросила:

— Вы не знаете, как чувствует себя Флоренс?

— Мне всего пару минут назад доложили, что она поправляется. Она подвернула ногу, но на ее стороне молодость и вскоре она выздоровеет.

Дверь распахнулась, и вошла Мэри.

— Ужин подан, милорд, — сказала она.

Граф с улыбкой протянул руку, Жасмин приняла ее, и они вместе вошли в столовую.

Девушка ахнула от восторга.

Комната, расположенная в одной из башен замка, была совершенно круглой. Серые стены украшали большие гобелены, пол был устлан турецкими коврами голубых, рубиновых и изумрудных оттенков.

В камине жарко пылал огонь, не позволяя холоду пробраться в комнату.

Тяжелые красные бархатные портьеры на окнах были задернуты — комната казалась отгороженной от тьмы и холода ночи.

Посреди зала был накрыт маленький круглый столик, на котором поблескивали белый фарфор с золотистой каймой, хрустальные бокалы, столовое серебро, а в центре, в глубокой вазе, стояли белые лилии и веточки остролиста — его ярко-красные ягодки резко контрастировали с белоснежными лепестками цветов.

— Кто-то от души потрудился, — улыбнулась Жасмин, когда дворецкий отодвинул для нее стул.

Граф кивнул.

— Боюсь, я разочаровываю слуг: не устраиваю приемов. Впервые за долгое время им выпала возможность продемонстрировать свои бесчисленные таланты.

Жасмин принялась за восхитительное консоме, которое только что подали.

— Вы не любите развлечения? Или живете затворником из-за того, что рядом никого нет?

— Должен признаться, что рядом со мной живет всего парочка достойных соседей. Сам я не охочусь, стреляю, только чтобы наполнить кладовую. Так что, Жасмин, в глазах общества я полный неудачник.

Жасмин не ответила, переключившись на вкуснейший морской язык в соусе из шампанского.

Когда дворецкий вышел из комнаты, Жасмин посмотрела на графа.

Он хмурился, ковыряя рыбу в тарелке.

Неужели граф опять думает о Милисенте, девушке, со смертью которой оборвалась и его жизнь, из-за чего он превратился в отшельника?

Она решила: если хочет знать ответ, есть только один способ его получить!

— Ричард, а когда была жива ваша жена, вы устраивали приемы?

Граф уронил вилку на тарелку и взглянул на гостью потемневшими глазами.

На него нахлынули воспоминания.

Он вспомнил эту молодежь, гостившую в замке неделями. Богатые бездельники, почти дети, у которых было столько свободного времени, что их интересовали только развлечения!

— У Милисенты было много друзей. Ее все любили: молодая, жаждущая приключений, не желающая прислушиваться к советам.

Жасмин сделала глоток золотистого вина.

— Похоже, вы не одобряли ее поведения?

Пламя свечей затрепетало на ветру, когда вошел дворецкий, чтобы подать следующее блюдо.

Граф угрюмо наблюдал, как перед ними поставили сладкое из яблок с кремом.

Он не подозревал, что у Жасмин такие голубые пронзительные глаза.

Казалось, она решительно бросает ему вызов. Вздернутый точеный подбородок, даже то, как она сидела — прямо и решительно, — все так отличалось от поведения манерных барышень, с которыми он встречался в последнее время!

— Она была моей женой… — Его голос едва заметно посуровел. — Слишком молода, чтобы стать графиней. Уверен, если бы она осталась жива, то приняла бы на себя нелегкую обязанность быть первой леди Сомертона. Но… — его сердце разрывалось от боли, — она погибла! И это моя вина!

Жасмин ахнула и инстинктивно потянулась через стол к его руке.

Пальцы девушки коснулись его ладони, и она почувствовала, как по телу пробежала дрожь.

— Ричард, вы вините себя в ее смерти?

Граф посмотрел на гостью, глаза его потемнели.

— Больше всего на свете Милисента любила ездить верхом и охотиться. Пока я был в Лондоне, она купила новую лошадь у продавца, которому я не доверял. Я умолял подумать дважды, но она не послушалась.

Повисло молчание. Жасмин хотела было заговорить, но что-то ее удерживало. У нее было такое чувство, что если он не расскажет ей сейчас — не расскажет никогда.

Наконец граф продолжил:

— Лошадь привезли. Но она была необъезженной. Дикое животное, пусть и очень красивое. Возможно, после объездки она стала бы отличной скаковой лошадью. Но Милисента была девушкой нетерпеливой. Она пригласила кого-то из своих молодых друзей погостить в замке на выходных. — Он провел рукой по глазам, как будто хотел стереть воспоминания. — Тем утром, за завтраком, она объявила, что продемонстрирует всем, как ее новая лошадь умеет брать препятствия. Я просил ее, умолял и в конце концов просто приказал не глупить и не торопиться.

Жасмин нахмурилась.

— Она не послушалась?

Он грустно усмехнулся.

— Нет. Она ответила мне, что я старомодный консерватор, если полагаю, что она из тех жен, которые будут во всем слушаться своего супруга. Она сказала, что достаточно опытная наездница и покажет и мне, и всем остальным, каким я был глупцом, что пытался ее остановить. А потом…

— Тихо-тихо! Больше ничего не говорите! — поспешно перебила Жасмин. — Но, Ричард, какой бы ужасной и трагичной ни была ее смерть, это уж точно не ваша вина! Она была юной девушкой, скорее всего, вы с отцом ее избаловали — я слышала, он очень заботился о ней, взяв под опеку. Она жила своим умом — это и привело ее к преждевременной смерти. Но вы не должны себя винить.

Граф взглянул поверх мерцающего пламени свечи в ее небесно-голубые глаза.

— Я должен был проявить настойчивость, — негромко произнес он.

Жасмин вздохнула.

— Ричард, я не понимаю, что могло бы удержать Милисенту, разве что вы ее заперли бы! Женщины в наши дни совершенно другие. Мы сами принимаем решения, иногда они бывают неправильными, но важен сам факт, что это наш выбор.

Он не мог отвести взгляда от ее бесстрашного лица.

Да, у этой юной американки сильный, независимый дух. Неужели она не понимает, что в современном мире это может привести к серьезным неприятностям?

Он верил, что Жасмин не собиралась сегодня днем выходить на лед, но все равно вышла, когда Флоренс упала. Она могла утонуть в ледяной воде.

— Значит, вы поступили бы точно так же? Ослушались бы меня? — растягивая слова, поинтересовался он.

Жасмин отодвинула тарелку.

— Мне бы хотелось думать, что меня, во-первых, не обманул бы торговец лошадьми! Но если бы я была так же юна, как ваша бедная жена, не знала мира и верила людям на слово, то, наверное, и я ослушалась бы.

— А как же «жена да убоится своего мужа»? Разве не этим правилом следует руководствоваться?

Жасмин протянула руку и прикоснулась к лилиям и листьям остролиста, стоявшим в вазе на столе.

— Любовь, уважение и послушание — разве не это обещает каждая жена у алтаря? — задумчиво ответила она. — Надеюсь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы сдержать клятву, когда придет время. Мне кажется, я никогда не выйду замуж за человека, которому не буду доверять всецело, но не могу слушаться человека, если чувствую, что он ошибается. Господь наделил нас разумом, и все, даже женщины, должны прислушиваться к его голосу!

Граф отодвинул кресло и встал.

Он случайно задел стол, и Жасмин вскрикнула от боли, уколов палец об остролист.

— Вы укололись?

— Ничего страшного.

— Позвольте я посмотрю.

Он вдруг улыбнулся.

— Это просьба, не приказ!

Она протянула руку, граф нежно взял ее ладонь, наклонил темноволосую голову и увидел капельку крови, выступившую в том месте, где шип проткнул ей кожу.

Граф достал платок и промокнул кровь.

— Думаю, жить будете!

Вдруг лицо его омрачилось от боли, и Жасмин поняла, что он вспомнил девушку, которая его ослушалась, а в результате умерла.

Жасмин встала и посмотрела на него.

Он еще сильнее сжал ее руку — девушка качнулась вперед.

Губы его были так близко, что она почувствовала: он хочет ее поцеловать, и она совершенно против этого не возражала.

В этот самый момент двери распахнулись и вошел Генри, лакей, с серебряным подносом, на котором дымился кофе.

Жасмин отпрянула, чувствуя, как зарделось ее лицо.

— Я… мне нужно ополоснуть руку, милорд, — запинаясь, произнесла она. — Благодарю за… чудесный ужин. От кофе я, пожалуй, откажусь: боюсь, потом не усну.

Подобрав длинную бархатную юбку, она поспешно покинула столовую и побежала вверх по каменным ступням до самой своей спальни.

Жасмин захлопнула дверь и прижалась к ней спиной.

Господи, да что это с ней?

Убежала, как глупая школьница, потому что ей показалось, что мужчина хочет ее поцеловать!

— Но это же был Ричард! — прошептала она, опускаясь на кровать.

В этом-то и дело.

Придется ей признать горькую правду: она в него влюбилась.

В одинокого вдовца, который не намерен больше жениться и который полагает, что женщина должна знать свое место и во всем слушаться мужа.