— Джон, такси.

Тот быстро сбежал по ступенькам.

Машина мчалась по направлению к Калаба[16]. Доктор сказал девушке, что везет ее в полицейский участок. Выскочить из машины на полном ходу она не могла, а пытаться убежать из дома Доктора было бы напрасно. Тарна твердо решила не говорить правды в полицейском участке, не называть ни своего имени, ни деревни, ни имени родителей. Скажет, что приехала в Бомбей искать работу. Не могут же ее на этом основании арестовать или выслать из города! Хорошо, что этот человек везет ее в полицейский участок, она скажет там, зачем она приехала, и никто больше не будет угрожать ей. Не может быть, чтобы и сюда дошла весть о ее побеге, ведь она так далеко от Патханкота. Отцу никогда не придет в голову мысль, что его дочь из небольшой горной деревушки попала в Бомбей.

Машина остановилась у нового пятиэтажного здания.

— Это полицейский участок? — спросила Тарна.

— Да, выходи.

Доктор оставил такси дожидаться, поднялся с Тарной в лифте на пятый этаж и позвонил в угловую дверь.

Показался здоровый молодой пенджабец с длинными волосами и золотыми зубами, одетый в шаровары и рубаху навыпуск.

— Мадам у себя? — обратился к нему Доктор.

— А кто вы? — спросил тот.

— Скажи мадам, что пришел Доктор.

Дверь захлопнулась, но немного спустя выглянула сама мадам и улыбнулась Доктору; заметив Тарну, она улыбнулась еще приветливее и открыла дверь.

— Заходите, заходите.

Тарна и Доктор оказались в полутемном коридоре, ноги тонули в коврах, по одну сторону коридора шла глухая стена, по другую — ряды фанерных кабинок, из которых доносились пьяные голоса, хохот. Из одной кабины с криком выскочила полураздетая девушка с блузкой и юбкой в руках, но чья-то черная рука вновь втащила ее в кабину, мелькнула лишь ее обнаженная грудь.

Тарна остановилась как вкопанная.

— Это… это полицейский участок? — заикаясь, недоверчиво и удивленно спросила она.

— Это женский полицейский участок, — ответил Доктор.

— Здесь есть женский участок? У нас в деревне был один участок и для женщин и для мужчин.

— Это же Бомбей! — с пафосом произнес Доктор.

Мадам поручила заботу о Тарне двум женщинам средних лет, шепнула что-то им и ушла с Доктором в свой кабинет.

— Вы называете это товаром? — спросила она, сделав гримасу.

— В вашем квартале другого такого не найдешь. Покажите мне хоть одну девушку, которая могла бы с ней равняться, и я не возьму с вас ни пайсы.

— Вы же знаете, к нам приходят знатные люди города, образованные, богатые. Что они будут делать с этой пастушкой?

— Вы обучите ее, мадам. Это для вас не составит большого труда, а взгляните, как она красива — просто как луна. Какая наивность, простота, а главное — свежесть. Чиста, как молочный порошок Глексоу. Клянусь богом!

— Бессовестный, — смеясь, ответила мадам. — Я могу заплатить рупий семьсот пятьдесят.

— Я купил ее за тысячу двести, так как же отдам за семьсот пятьдесят?

— О-о, и это за нее много!

— Мадам, вы уложите ей волосы, накрасите губы, оденете в модное платье, обучите говорить по-английски «йес» и «ноу», и она заработает вам семьсот пятьдесят рупий в два дня. Разве это плохая сделка?

— Ну хорошо, девятьсот.

— Нет, мадам, клянусь Христом и святой Марией, я купил ее за тысячу рупий и прошу совсем немного. Мы же давно ведем с вами торговлю, обманул я вас когда-нибудь, был у меня неполноценный товар?

Мадам достала из сумочки тысячу сто рупий и передала Доктору. Тот удовлетворенно хмыкнул и, насвистывая, ушел.

Мадам подошла к телефону и набрала номер сетха[17] Митала.

— Алло, кто это? — раздалось в трубке. — О, Сиси! — Бог знает, как звали мадам на самом деле, но в своем кругу она была известна под именем Сиси. — Да? Приезжайте-ка с нею ко мне.

Митал глотнул виски и, делая мокрым дном бокала на стеклянной глади стола узоры, продолжал:

— Нет, нет. Для этого у меня всегда есть время. — Он сделал еще два круга и соединил их с прежними. — Нет, нет. Приезжайте сюда. Рози нет. Она поссорилась со мной и ушла. Я уже сыт по горло этими образованными девушками — болтают без умолку, а тело рыхлое, грудь какая-то впалая, как у чахоточных. Все говорят о высоких материях, а к делу никак не перейдут. Ха-ха! Сиси, так я жду.

Сетх Митал принадлежал к избранному обществу, где почему-то прослыл обладателем незаурядной физической силы. Бог знает, было ли так на самом деле, по крайней мере внешне он такого впечатления не производил. Скорее всего он сам распространял эти слухи, чтобы нравиться женщинам. Сравнительно молодой, высокий, худой, со смуглым узким лицом и высоким лбом под шапкой вьющихся волос, с обворожительной белозубой улыбкой, он был душой общества и, несмотря на то что своей заросшей впалой грудью и длинными руками напоминал гориллу, пользовался успехом у женщин. Почему? Да потому, что он владел двумя текстильными фабриками, складами металлолома, которым он ежемесячно загружал пароход, отправлявшийся в Японию, и самым большим магазином в Бомбее на Черч Гейт[18]. Список этот дополняли три кинотеатра, четыре фешенебельных публичных дома в Калаба, находящиеся в ведении мадам Сиси, и пятнадцатиэтажный дом на Марин Драйв[19]. Несмотря на мотовство Митала, состояние его росло.

На банкетах и приемах, которые он устраивал, виски текло рекой, и в нем, как рыбы, плавали голые женщины. Митал смотрел на жизнь как на игру. В свои тридцать пять лет он уже пресытился всеми удовольствиями и теперь каждую ночь томился в ожидании чего-нибудь нового. Но удовольствия так ограничены — еда, вино, женщины, сон. А забот у богатого человека — никаких! Он сам хозяин своей жизни, для него ни в чем нет преград, и он не знает, что такое поражение.

Мадам Сиси ни минуты не сомневалась, что Тарна понравится Миталу — таких красавиц и сама мадам за всю свою жизнь встретила немного. Одного взгляда девушки достаточно, чтобы свести с ума Митала. Мадам занимала мысль, как ей оставить Тарну в публичном доме.

— Девушка очень красива и совсем невинна, чиста, как молочный порошок Глексоу. — Сиси запомнила выражение Доктора.

— А мне очень нравится Глексоу, — произнес Митал, грызя ногти.

— Я хочу ее определить в публичный дом высшего класса.

— Она мне нравится, — спокойно заявил Митал, внимательно всматриваясь в свои ногти.

— Не забывайте о бизнесе, Митал, — внушала своему партнеру мадам. — Вы ведь уже убедились, что нигде нет такой прибыли, как от хорошего публичного дома. А эта девчонка в первый год будет каждую ночь приносить пятьсот рупий, второй год — триста, третий — двести, и далее, если не слишком злоупотреблять, то еще лет десять будет зарабатывать по сто рупий в ночь. Подумайте, вы, наверное, со всех жильцов своего дома на Марин Драйв за месяц не получаете такую сумму, а ваш магазин и в четыре года не даст вам такой прибыли, как эта девчонка в год. Не забывайте о бизнесе.

— Бизнесом я занимаюсь каждый день. За сколько ты ее купила?

— За две тысячи, — соврала Сиси, не задумываясь. Митал вытащил из кармана чековую книжку и выписал чек на пять тысяч рупий.

— Через год заберешь ее, а может, и через полгода, может, и через три месяца. Но знаешь, Сиси, у меня такое чувство, словно я всю жизнь буду привязан к этой девушке.

— Да, в ней что-то есть, — признала и Сиси, — а в ее невинности какая-то особая прелесть. Ее красота впитала чистоту горных вершин. — Сиси вдруг унеслась в мыслях далеко-далеко, к берегам Сены. Когда-то и она была молоденькой девушкой, когда-то и она любила. Его звали Гастон. «Гастон, мой любимый солдат, где ты сейчас? На ком ты женился? Сколько у тебя детей? Вспоминаешь ли ты когда-нибудь свою Жюли, которая теперь стала Сиси?»

На глазах ее появились слезы. «Да, в красоте девушки — чистота горных вершин». С Сиси упала грязная пелена бизнеса, в которую она постоянно была окутана. Где только она не побывала за эти несколько минут. Милая ее сердцу Франция! Перед глазами, словно в фильме, сменялись одна за другой картины цветущих берегов Сены. Сиси тогда была тоже красива: волосы светлее утренних лучей, тоньше и нежнее шелка. Порывы легкого ветерка бросали ей их в лицо, а Гастон останавливался, убирал их с ее лица, крепко прижимал ее к груди и целовал, целовал… О, эти невинные и полные чистой юношеской любви поцелуи! Через несколько месяцев должна была состояться их свадьба. Они шли по лесу в тени деревьев. Из травы им улыбались нежные фиалки, доносился аромат олеандра, который до сих пор всегда напоминает ей о Гастоне… «Гастон, мой любимый, мой неверный, мой жестокий, где ты сейчас? На ком ты женился? Сколько у тебя детей? Вспоминаешь ли ты когда-нибудь свою Жюли, которая теперь стала Сиси?..»

Голос Митала пробудил мадам Сиси от горьких воспоминаний.

— Одень ее хорошенько, надуши дорогими духами, напои шампанским. Займись день-другой ее воспитанием.

— В долине Сены еще лежит снег, дай ему стаять.

— Снег сердечных долин тает не от солнечных лучей, а от шампанского, Сиси, — громко засмеявшись, ответил Митал.


Тарна и Митал сидели друг против друга в спальне, украшенной высокими, в человеческий рост, зеркалами. Ветерок колыхал легкие розовые занавески. Гордые нарциссы склонили свои головы в вазах, приглушенная музыка создавала атмосферу уюта, легкая дымка, стоящая в комнате от ароматной сигареты, еще больше подчеркивала красоту Тарны. Их разделял стол, уставленный всевозможными яствами.

— Выпей шербета, — обратился к Тарне Митал, наливая в бокал шампанское.

— Странный шербет, — сказала Тарна, отпив немного. — Он ведь бывает сладкий.

— Это городской шербет.

— В городе все другое. Разве думала я, что мне встретится здесь такой добрый человек, как вы? Как обрадуется Раджу, когда узнает это.

— Раджу? Кто это — Раджу? — вздрогнув, спросил Митал.

Тарна покраснела и смущенно опустила голову.

— Так кто же он? — с нетерпением переспросил Митал.

Огромные глаза девушки наполнились слезами.

— Не знаю, где он может быть сейчас.

— Но кто он? — раздраженно повторил свой вопрос Митал.

Тарна рассказала ему все. Митал внимательно выслушал, с нежностью взял ее руку в свою и стал поглаживать.

— Не беспокойся. Мои люди его завтра же разыщут. Я пошлю обыскать все уголки Бомбея, — сказал он.

Тарна взглянула на него с благодарностью.

— Какой вы хороший! Даже мой отец не такой. Он продал меня старику.

Митала рассердило это сравнение, но он сдержал себя и, улыбаясь, продолжал поглаживать руку девушки, пока она не забрала ее.

— Пей шербет, — сказал он, вновь наполняя ее бокал.

— Нет, у меня кружится голова. Что это за шербет?

— Выпей залпом, и голова перестанет кружиться. Шербет — лучшее лекарство против головокружения.

Тарна залпом осушила бокал.

— Вы устроите меня на работу в школу?

— Мы же договорились, — успокоил ее Митал.

— Я хочу… хочу мучиться, то есть я хотела сказать — учиться дальше… — Тарна чувствовала, что у нее заплетается язык. Она засмеялась. — Как это я могла сказать «мучиться» вместо «учиться»?

В глазах у нее стало двоиться. Она закрыла их. Митал сел рядом с нею и обнял ее за талию.

— Тарна, душа моя!

Она испуганно вскрикнула, схватила со стола вилку и сердито предупредила:

— Не подходите ко мне!

— Дикарка! — В голосе Митала были и злость и восхищение.

Когда он вновь попытался подойти к ней, она уколола его вилкой в плечо, потом схватила и бросила в него вазу. Что бы ни попадалось ей под руку, все летело в Митала. Тот громко закричал, вбежали двое слуг. Тарна оглянулась — слуги стояли у двери. Тарна выпрыгнула в окно.

— Нет! Нет! — испуганно закричал Митал.

Но было поздно. Она упала на крытый железом легкий навес, который проломился под ее тяжестью. Тарна вместе с ним свалилась на тротуар, не получив никаких увечий. Услышав грохот, люди кинулись к месту происшествия, но Тарна уже скрылась в переулке. Она бежала, не оглядываясь, по каким-то улицам и переулкам, слыша за собой голоса преследующих. Потом они стали доноситься глуше. Уже выбиваясь из сил, она столкнулась с высоким мужчиной и, схватив его за рукав, начала умолять:

— Спасите меня, спасите меня! Негодяи хотят обесчестить меня, они гонятся за мной!

Мужчина быстро втащил ее в подъезд ближайшего дома. Мимо них с криком пробежали какие-то люди и скрылись в глубине улицы.

Тарна испуганно дрожала за спиной незнакомца. Наступила тишина. Он повернулся к Тарне и положил руку ей на голову: