Элизабет Кларк - Дорогами судьбы

— Я возьму тебя, когда ты будешь готова, — прошептал Люк, гладя ее волосы, когда она, закрыв глаза, наслаждалась ритмичным стуком его сердца. Он улыбнулся. — Когда ты будешь готова, Шарлотта, и ни минутой раньше. Помни, дорогая, нам принадлежат все ночи мира…

— Шарлотта, — позвал Люк.

Шарлотта проснулась и огляделась, пытаясь сообразить, где она находится. Но потом она вспомнила, что она только что сделала, или, вернее, что Люк сделал с ней всего несколько минут назад. Или несколько часов? С трудом верилось, что она могла крепко и глубоко заснуть в его объятиях.

— Как долго я спала? — спросила она, садясь и протирая глаза.

Он улыбнулся, протягивая руку, чтобы заправить ей за ухо прядь волос.

— Достаточно долго, чтобы я понял, что ты захочешь возвратиться к себе в палатку. Но перед тем как ты это сделаешь… Скажи, что произошло у вас с Молли?

Шарлотта пожала плечами.

— У нее хватило наглости забрать у Бидди Ли ее куклу. Думаю, это — единственное, что есть у этой девушки. — Она снова пожала плечами. — Я вернула куклу хозяйке.

— Эти Смитерсы очень неприятные люди, — сказал он, обнимая Шарлотту. — Так что будь осторожна. Обещаешь?

Она кивнула, до сих пор чувствуя легкое головокружение. Так сладко Шарлотта уже давно не спала.

— Теперь, когда я тебя нашел, я не хочу тебя потерять, — сказал Люк.

Она посмотрела в его глаза.

— Люк…

Он приложил палец к ее губам.

— Я не собираюсь тебя терять, — повторил он.

Как хотелось Шарлотте, чтобы эти его слова означали именно то, что она под ними подразумевала! Ведь еще немного, и он навеки украдет ее сердце…

— Помогите мне! О Боже, мама!

Шарлотта бросила сумку с бизоньими лепешками и побежала к фургону. Когда она забралась туда, то с первого взгляда поняла — Люсинде пришло время рожать.

— Я позову миссис Гундерсон, — сказала она, сжимая руку сестры. — Хорошо, дорогая? Я вернусь через минуту.

Люсинда покачала головой.

— Нет, подожди, — прошептала она. — Нам нужно поговорить.

Шарлотта убрала волосы сестры с ее мокрого лба.

— Все будет хорошо, — прошептала она. На мгновение ей почудилось, что они с сестрой снова стали маленькими девочками, которые прячутся от отцовского гнева. Точно так же, как и тогда, Люсинда волновалась.

— А если хорошо не будет? Пообещай мне, что позаботишься о ребенке, если со мной что-то случится.

— С тобой ничего не случится, — бормотала Шарлотта, всем сердцем желая, чтобы ее слова оказались правдой. Да, Люсинда всю жизнь была слабее, но разве не могла она стать ненадолго сильной в тот день, когда ей предстоит получить бесценный подарок? — Постарайся думать о хорошем, Люси.

— Пообещай мне, — прошептала Люсинда, хватая Шарлотту за руку.

— Я обещаю, — сказала Шарлотта. Люсинда кивнула.

— Значит, если будет нужно, ты будешь бороться с Маркусом. Я хочу, чтобы ребенок жил с тобой, Шар.

Шарлотта ничего не сказала, думая о том, что отношения в браке, наверное, никогда не складываются так, как хотелось бы супругам. Но тогда зачем выходить замуж, заранее зная, что не хочешь, чтобы твой муж заботился о ребенке?

— Лучше позвать миссис Гундерсон, — прошептала Люсинда, и ее лицо исказилось от страха и боли.

Воспоминания четырехлетней давности терзали сердце Люка, когда он отправился повидать индейцев племени канза, которые приехали, чтобы поторговать с путешественниками. В тот прекрасный день Белый Лис, благородный вождь канза, составил ему компанию, и Люк надеялся, что встретится с ним и сегодня. В его ушах продолжал звучать голос Белого Лиса:

— Когда ты вернешься к любимой женщине и ребенку, они будут счастливы, что ты нашел такую щедрую землю. Камень упадет с твоего сердца, друг.

Тогда Люк закрыл глаза, вспоминая, как плакала Пармелия: «Мы больше не увидимся, Люк. Я чувствую это. Умоляю тебя, не уезжай!»

К реальности его вернули звуки, доносившиеся из их с Джорджем фургона. Создавалось впечатление, что кто-то двигал вещи с места на место, и это было странно: Джордж в это самое время беседовал с индейцем-канза. Люк запрыгнул в фургон и увидел Молли Смитерс. В руках у девушки было его фото — последняя фотография, на которой была запечатлена Пармелия.

— Что, черт побери, ты здесь делаешь? — спросил он резким гневным голосом.

У Молли от неожиданности вытянулось лицо.

— Мне… мне нужно было увидеть тебя, — проговорила она, заикаясь.

— И порыться в моих вещах? Ты не могла встретиться со мной на улице? Я все утро расхаживал по лагерю.

— Мне просто… мне нужно поговорить с тобой, — сказала Молли, подходя к нему и опуская снимок на стопку одеял, будто это был какой-то случайный предмет повседневного обихода. — Не думаю, что ты догадываешься о чувствах, которые я к тебе испытываю.

— Лучше замолчи и уходи, Молли, — сказал он.

— Что?

— Я знаю, какие чувства ты ко мне испытываешь. Думаю, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что у тебя на уме. Мне это не нужно. Мне казалось, я достаточно ясно дал это понять.

— Но ты не знаешь меня, — пробормотала она и расстегнула юбку, позволяя ей упасть на пол.

Молли осталась стоять перед ним, обнаженная ниже пояса. Длинные ноги, белая кожа, треугольник светлых вьющихся волос… На ее лице были написаны надежда и ожидание.

Но он не чувствовал ничего, кроме гнева.

— Одевайся и уходи, Молли, или я вытащу тебя из фургона в таком вот виде. Пусть другие мужчины полюбуются.

Ее глаза вспыхнули яростью.

— Ты не сделаешь этого!

— Это еще почему?

— А как же твоя драгоценная Шарлотта Далтон? Что она подумает? И эта женщина, кто бы она ни была? — спросила она, снова беря в руки фотографию Пармелии.

— Положи снимок и одевайся. Сейчас же!

Похоже, что-то в его тоне испугало девушку, потому что она сделала и то, и другое быстрее, чем он рассчитывал.

— Кто эта женщина, Люк? — спросила Молли. — Разве вы с мистером Пенфилдом не холостяки? Может, это твоя мама в молодости?

Люк глубоко вздохнул и подтолкнул ее ближе к выходу из фургона.

— Это моя жена, Молли, — тихо сказал он. — А теперь убирайся.

«Прости меня, Господи», — добавил он беззвучно.

Роды проходили и лучше, чем боялась Шарлотта, и хуже, чем она надеялась. Она думала, что Люсинду просто разорвет пополам, ведь та кричала, плакала, совсем не слушала советов миссис Гундерсон. Шарлотте казалось, Люси, много раз наблюдавшая роды у животных на ферме, должна была знать, что ей нужно тужиться. Но вместе с тем она прекрасно понимала, что какая-то часть головы Люсинды просто не работала.

Наконец Люсинда начала тужиться. Ее лицо стало сначала красным, а потом и вовсе фиолетовым.

— С ней все в порядке? — шепотом спросила Шарлотта. Миссис Гундерсон не ответила.

— Тужься сильнее, Люсинда, — скомандовала она. — Я уже вижу головку.

И Люсинда старалась изо всех сил.

— Дай ей еще щепотку порошка, — прошептала миссис Гундерсон, и Шарлотта посыпала губы Люсинды щепоткой порошка из толченых высушенных свиных блох. Но Люсинда, рыдая, выплюнула порошок. Ее лицо было красным, заплаканным, измученным болью.

— Дорогая, тебе нужно будет постараться, когда я скажу тужиться, и нужно будет принимать порошок, когда твоя сестра тебе его дает! — закричала миссис Гундерсон, как будто от боли у Люсинды возникли проблемы со слухом. — Надо было положить топор ей под одеяло, чтобы отрезать боль.

Теперь тужься, дорогая. Именно сейчас, Люсинда. Просто тужься так, как будто от этого зависит твоя жизнь.

И Люсинда тужилась.

Ребенок появился на свет очень быстро, будто для него это не составило никакого труда, и Шарлотта мгновенно влюбилась в него.

— А теперь я завяжу на пуповине три узелочка, — сказала миссис Гундерсон, — на здоровье, богатство и счастье, Люсинда, а твоей сестре лучше закопать детское место, как только мы тебя почистим. Говорят, тогда малышу во всех делах будет сопутствовать удача.

Шарлотта дала миссис Гундерсон отрез чистой ткани и маленькое одеяльце, которое их мама сшила как раз на этот случай.

— У тебя прекрасный маленький мальчик, — сказала миссис Гундерсон, быстрыми движениями вытирая кровь с его тельца, а затем заворачивая в одеяльце. Однако когда она взглянула вниз, на всю ту кровь, которая продолжала медленно вытекать из Люсинды, ее брови нахмурились.

— Ты бы лучше пошла и попросила у индейцев немного спорыньи, Шарлотта. Как можно скорее, понимаешь?

Шарлотта понимала, зная, что на ферме всегда боялись, чтобы после родов животное вот так не истекло кровью.

— Ну вот, потерпи немного, — сказала миссис Гундерсон, перекладывая сверток с ребенком в руки Люсинды. — Теперь, после всего, что вы пережили вместе, можешь немного отдохнуть. А я позабочусь о детском месте и о том, чтобы прекратилось это кровотечение.

Через несколько минут все изменилось. Миссис Гундерсон извлекла из чрева Люсинды детское место и дала Шарлотте строгое наставление закопать его. Кровотечение сразу же прекратилось.

— Думаю, что с ней все будет хорошо, — сказала миссис Гундерсон. — Но на всякий случай, Шарлотта, достань немного спорыньи у одной из индианок, пока мы не покинули эту местность. Просто на тот случай, если кровотечение возобновится.

Она протянула руку и положила ее на лоб Люсинды.

— Дорогая, у тебя все будет очень хорошо, и у тебя есть прекрасный мальчик с тремя симпатичными узелками на пуповине. А теперь дай ему попить, дорогая, вот так, — сказала она, прикладывая крошечную, покрытую темными волосиками головку малыша к груди Люсинды. — Я пока обмоюсь, а твоя сестра позаботится о детском месте и спорынье.

Шарлотта ушла не сразу. Она просто не могла поверить, что пару минут назад в мире появился новый человечек.

— Ну, я пойду, — наконец сказала она, в последний раз взглянув на маленького Джейкоба и на миг задумавшись о том, какие чувства она бы испытывала, появись у нее свой собственный ребенок. Но это в будущем, решила она. А сейчас, когда она стала тетей, она сможет держать Джейкоба на руках столько, сколько захочется, и увидит, как будут расти он и его братья и сестры.

Наверное, она зря беспокоилась о здоровье Люсинды. Если Бог даст, Люси все-таки нормально перенесет поездку.

— Один совет перед тем, как ты уйдешь, — вдруг окликнула Шарлотту миссис Гундерсон, собирая нехитрые принадлежности для родов, которые она принесла с собой. — Держись подальше от этой девчонки — рабыни Смитерсов и от других рабов тоже, коли на то пошло. Поняла?

Шарлотта была потрясена. Миссис Гундерсон была из Иллинойса, и, насколько Шарлотта знала, отрицательно относилась к идее рабства.

— Простите, но я не понимаю, что вы хотите сказать, — сказала Шарлотта, — Только не говорите, что вы считаете правильным, что Бидди Ли и Бен Люциус являются собственностью Смитерсов.

— Не мне соглашаться с этим или осуждать! То же самое касается тебя. Ходят слухи, Шарлотта, что вы с этой девчонкой плетете какие-то интриги. Ты очень пожалеешь, если испачкаешься во всем этом, дорогая моя.

Шарлотта почувствовала охвативший Люсинду страх, даже не глядя на нее, — это было сродни тому ужасу, который был способен охватить сердце сестры еще в ту пору, как она была маленькой девочкой.

— Я не буду слушать эту чепуху, — сказала Шарлотта.

— Но, Шарлотта, — просила ее Люсинда, — если миссис Гундерсон говорит…

— Мне все равно, что говорит миссис Гундерсон, — огрызнулась Шарлотта. Она посмотрела в глаза повитухе. — Я не допущу, чтобы Джок Смитерс, Скит Смитерс или кто-то другой говорил мне, с кем я могу разговаривать, а с кем — нет, миссис Гундерсон…

— Ты не знаешь этих людей, — сказала миссис Гундерсон.

— Тогда, может быть, я узнаю о них больше, чем мне бы хотелось, но, черт побери, я не позволю им указывать мне, с кем я могу разговаривать!

Шарлотта знала, что Люсинда, несмотря на свое состояние, хотела бы поговорить с ней об этом. Но ей не хотелось слышать нотки паники в ее голосе, и ей не хотелось говорить то, о чем она позже пожалеет. Итак, она ушла, унося в ведерке детское место, чтобы потом отправиться на поиски спорыньи.

— Эта травка поможет тебе, если появятся какие-то проблемы, — сказала Шарлотта, не желая обсуждать их с Люсиндой женские дела в присутствии Маркуса. — Индианка сказала, что ты очень быстро встанешь на ноги.

Они услышали, как Маркус демонстративно хмыкнул, но Шарлотта не обращала на него никакого внимания.