— Скажи мне правду, — шептал он, расстегивая ее сорочку и покрывая поцелуями ее губы, шею, грудь. — Прикажи уйти, если ты этого хочешь.

Он положил ладони ей на грудь, лаская соски большими пальцами. Ноги Шарлотты непроизвольно разошлись, требуя его внимания.

— Я не знаю, что принесет нам будущее, Шарлотта. Но я знаю, сейчас мне не нужен никто, кроме тебя. Только ты, Шарлотта!

Глядя ему в глаза, она внезапно поняла, что Люк говорит ей правду: он не хотел, чтобы она стала его женой, но ведь и она решила, что никогда не выйдет замуж… Люк был нужен ей как мужчина, способный подарить ей море наслаждения, мужчина, который дал ей почувствовать свою привлекательность и женственность.

Ее рука скользнула вниз по его плоскому, мускулистому животу, направляясь к бедрам, сильным и широким, к его мужскому достоинству, напрягшемуся под штанами. Она услышала, как замерло его дыхание, увидела страсть в его глазах, ощутила всю прелесть власти, которую внезапно возымели ее руки над мужским телом.

Еще через мгновение они сплелись в объятии — тело к телу, губы к губам — и она уже умирала от желания почувствовать его внутри себя. Он возбуждал ее чувствительные местечки пальцами, ртом, основанием ладони, заставляя ее стонать от вожделения. Она нащупала его член и обхватила его пальцами.

— Потерпи, дорогая, — прошептал он, горячо дыша ей в ухо. — Ты уверена, что уже готова?

— Да, — ответила она. Желание внутри нее готово было взорваться фонтаном искристых брызг.

Он лег на спину и положил ее на себя. Когда он вошел в нее, неземное удовольствие заставило Шарлотту вскрикнуть. Люк двигался под ней, задавая ритм движениями своих бедер. Глаза его неотрывно смотрели ей в глаза.

— Я хочу, чтобы с каждым разом ты получала все больше удовольствия, — прошептал он.

«Лучше этого уже быть ничего не может», — подумала Шарлотта. Она не могла говорить: наслаждение вытеснило из ее сознания все «благие помыслы».

— Посмотри на меня, — тихо попросил Люк. — Я хочу тебя, — сказал он, держа ее за бедра и двигая вверх и вниз на своем члене. — Только тебя, Шарлотта. И никого больше.

Это стало для нее последней каплей. С возгласом «Я люблю тебя!» она перешла грань, разделяющую реальность и мир грез, погрузившись в море истинного блаженства. Услышав ее стон, он ускорил свой ритм и застонал, закрыв глаза. Он взорвался внутри нее и потянул ее на себя, поглаживая ее спину, влажную и скользкую, своими теплыми руками.

Шарлотте казалось, что они плывут — влажными были их кожа, их волосы, — а затем до нее, наконец, достучалась тревожная мысль. Неужели она все-таки это сказала? Как прекрасно было бы, если бы это было не так! Но в глубине души она была уверена — слова признания предательски сорвались с ее губ…

И он ей не ответил. Конечно, она и не ожидала, что он это сделает. Когда она это говорила, ее сердце пребывало в месте, где нет границ. Занимаясь с Люком любовью, она попадала в другой мир — мир без запретов, правил и преград. Но на самом деле они оставались здесь, посреди североамериканских прерий, среди людей с их глупыми и жестокими законами.

Он услышал слова любви и ничего не сказал в ответ. Ладно, а чего она могла ожидать, если бы успела подумать об этом заранее? Люк никогда не лгал ей, никогда ничего не обещал. Наоборот, он с самого начала говорил ей, что не ищет привязанности, не строит планов совместного будущего. И все же, лежа в его объятиях, она понимала, что сердце ее обречено. Так же как человек может обуздать коня, она должна была удержать себя от любви к Люку — раз и навсегда. Но не смогла.

* * *

Шарлотта почувствовала, как всю ее, от сердца до кончиков пальцев, охватывает паника — огромный, безмерный страх, у которого пока не было имени. Это было ощущение угрозы, корни которого залегали намного глубже, чем ее переживания по поводу Люка, глубже даже, чем ее печаль о Люсинде.

Джейкоб. Она не должна была оставлять его с Маркусом и Пенни! Она была ужасно эгоистична, поддавшись страсти, которая по тысяче причин была ошибкой. Она знала, что не должна была отдавать его, и теперь ее охватило такое беспокойство, что сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди.

— Я должна найти Джейкоба, — сказала она, натягивая блузку.

— Он, наверное, сейчас спит, — ответил Люк.

— А может статься, и нет! — возразила Шарлотта. Голос ее звучал прерывисто. — Я не должна была отдавать его Пенни и Маркусу. Ни за что!

Люк поймал ее за плечи.

— Маркус — отец Джейкоба, — сказал он. — Ты должна признать это, или дело закончится тем, что Маркус близко не подпустит тебя к племяннику!

— Он понятия не имеет, как за ним ухаживать, — выпалила она.

— Но не в этом дело, — сказал Люк.

Шарлотта посмотрела ему в глаза и выскользнула из его рук.

— Дело в том, что я знаю, что с малышом что-то не так. Я чувствую это, — сказала она, надевая юбку.

Она вышла из палатки до того, как Люк успел что-то ответить. Она злилась на него и на саму себя, ведь она подчинилась ему по первому слову. Когда Люсинда была жива, Шарлотта стыдилась того, что так легко попала под очарование Люка Эшкрофта. А теперь выходило, что ее тяга к нему побеждала ее способность мыслить, строить планы, жить так, как она хотела.

Праздник был в самом разгаре. Парочки влюбленных и семейные пары танцевали в лунном свете, пили вино и изобретенный Зиком «новомодный караванный эликсир молодости», ели жареную картошку и жаркое из мяса бизона. Шарлотта видела, как супруги Блисс танцуют щека к щеке, и руки Зика крепко обнимают тонкий, как у девушки, стан Альмы. Она видела, что Джордж Пенфилд танцует с Эммой Грей. Она также увидела, что Маркус танцует с Пенни, тесно прижимая ее к себе. Сердце ее сжалось от боли.

К горлу Шарлотты, словно желчь, подступала волна ярости, и, двигаясь к Маркусу и Пенни, она едва различала окружающие ее предметы и силуэты людей: ненависть окутала все странной дымкой. Она видела только зятя и его новообретенную возлюбленную. Все остальное вдруг стало для нее невидимым.

— Где, черт побери, Джейкоб? — спросила она, со злобой хватая Маркуса за руку. Она жалела, что ее руки не вымазаны ядом, который мог бы причинить боль человеку, которого она ненавидела.

— Спит в моей палатке, как ему и положено, — ответил Маркус, отмахиваясь от нее.

— Он заснул у меня на руках, как маленький ангел, — сказала Пенни. — Ему не нужно постоянное внимание, Шарлотта. Он засыпал, чувствуя себя очень счастливым, и, вероятно, проснется таким же радостным.

Шарлотта развернулась и бросилась прочь, ненавидя Пенни почти так же сильно, как ненавидела Маркуса. Когда до палатки Маркуса остался десяток метров, она услышала крики, которые мгновенно заставили ее сердце сжаться.

Джейкоб лежал весь в поту, размахивая ручками и ножками. Его лицо и грудь были красными, как спелое яблоко.

— О, мой милый, — сказала она, подхватывая его на руки. — Я уже здесь!

Почувствовав его горячее дыхание у себя на шее, Шарлотта расстегнула блузку, чтобы прижать его к своей коже. И малыш угомонился: дыхание успокоилось, плач прекратился.

— Какой ты мокрый! Давай-ка посмотрим, — прошептала Шарлотта, поглаживая его по горячей влажной головке. — Позволь мне быть с тобой и любить тебя, — добавила она, поскольку впервые за все время, проведенное с малышом, она почувствовала, что Джейкоб узнает ее. И, возможно, даже любит. То, как быстро малыш успокоился, говорило о многом — он нуждается в ней, быть может, в его сердце даже зарождается любовь к ней. Она знала, что эти первые ростки чувств для них очень важны…

Глава девятнадцатая

— Потерпи, — прошептала Шарлотта, прижимая щечку Джейкоба к своей щеке. Чепчик, подаренный Бидди Ли, пришелся малышу как раз впору.

Потом она взяла ребенка поудобнее, потому что пришло время немного поесть. Джейкоб с жадностью глотал молоко из маленькой серебряной чашечки с инициалами Дж. Э. Глядя на племянника, Шарлотта улыбалась — он напомнил ей маленького теленка, которого она кормила из рук в детстве и который всегда так жадно пил из своего ведерка, что его чмоканье было слышно даже в доме.

На мгновение Шарлотте показалось, что она снова дома, в руке ее маленькая, теплая ручка Люси, а воздух вокруг них наполнен хрюканьем свиней, сопеньем коров, квохтаньем кур… Несмотря на то, что их отец был жестоким человеком, детские годы оставили по себе прекрасные воспоминания. Шарлотта оглянулась по сторонам, внезапно ощутив желание увидеть рядом с собой кого-нибудь из родных, — порыв, изначально обреченный на неудачу. И все же у нее был Джейкоб. И она знала, что он любит ее.

Маркус с Пенни сидели у костра, хватая со своих тарелок лепешки, испеченные Пенни на завтрак, словно два голодных медведя. Шарлотта встала рано, развела огонь, приготовила себе полную чашку горького кофе и несколько лепешек, быстро поела и ушла к Джейкобу. «Будь я проклята, — решила она для себя, — если хоть пальцем о палец ударю ради Пенни!»

Тем не менее, Пенни уже ела лепешки, испеченные из муки, которую Шарлотта паковала в дорогу вместе со своей матерью.

— Тебе потребуется больше муки и соды, чем ты думаешь, — сказала ей мама, когда они вместе складывали продукты в бочки. — А если мы уложим эти яйца в кукурузную муку, им будет труднее разбиться. У тебя останутся яйца, когда ты будешь думать, что есть совсем нечего!

Конечно, Шарлотта пыталась заставить себя быть великодушной. Мама всегда говорила: «Господь дал нам пищу, чтобы мы могли поделиться ею с другими». И все-таки Шарлотта знала, что она не сможет долго мириться с присутствием Пенни. Видеть, как она хозяйничает в ее фургоне, ест их еду и пользуется посудой, которую они с мамой и Люсиндой так тщательно выбирали для этого путешествия!

— Мама, — сказала Шарлотта тихо, чтобы только она одна; могла слышать произнесенные ею слова, — сделай так, чтобы я стала лучше! — Она прекрасно понимала, что без маминой помощи у нее ничего не получится.

Вдруг Пенни поставила свою тарелку и направилась к Шарлотте.

— Джейкоб побудет со мной, — сказала она, протягивая руки, чтобы взять малыша, — а ты сможешь заняться своими утренними делами.

— Что ты сказала?

— Я сказана, что Джейкоб какое-то время побудет со мной, чтобы ты могла сделать все, что нужно. Тебе пора начинать привыкать к мысли, что скоро я заберу его насовсем, Шарлотта.

Шарлотта подумала, слышит ли или видит ли это сейчас Люсинда. Эта мысль придавала ей сил и злости.

— Сейчас я его кормлю, — сказала она Пенни, — вот когда он поест… когда он будет готов и когда я буду готова, — медленно добавила она, — тогда ты сможешь подержать его.

Лицо Пенни вытянулось, словно она получила пощечину. Девушка повернулась на каблуках и зашагала назад к Маркусу. Они обменялись парой слов, после чего Маркус подошел к Шарлотте и вырвал Джейкоба у нее из рук.

— Я забираю своего сына, спасибо за заботу!

— Он еще не закончил есть! — воскликнула Шарлотта.

— Мы позаботимся, чтобы он был сыт, — ответил Маркус. — Я думаю, у тебя есть свои дела.

— Как и у тебя! — ответила Шарлотта. — Как и у Пенни Клусен, и у ее семьи. Я не собираюсь быть служанкой у этой девушки, Маркус. И она Джейкобу не мать…

— Но если я женюсь на ней, у тебя не останется выбора. Ты будешь ехать с ней в одном фургоне, потому что она станет для Джейкоба матерью…

— Только через мой труп! — бросила Шарлотта вслед уходящему Маркусу.

В этот момент ее глаза встретились с глазами Пенни: та выглядела спокойной и довольной собой. Когда Маркус вручил ей младенца, она улыбалась.

«Этого не может быть, — сокрушалась про себя Шарлотта. По щекам у нее потекли слезы. — Я не должна была этого допустить! Я не могу позволить этому случиться!»

Ей хотелось отобрать Джейкоба у Пенни, а затем сбить эту самодовольную мерзавку с ног. «Моя сестра все видит с небес, — скажет она, — и она запрещает тебе прикасаться к ее ребенку!»

Между тем она знала, что никогда не сделает этого, частично из-за тех обидных и мудрых слов Люка. «Джейкоб — сын Маркуса, — сказал он тогда. — И Маркус, вероятно, искренне и нежно любит его».

Шарлотта подошла к костру и подняла сковородку, на которой они с Пенни по очереди пекли лепешки.

— Я помою сковороду, потому что пользовалась ею, Пенни, но не думай, что я всегда буду мыть за тобой посуду. Если будешь готовить для Маркуса, пользуйся посудой своей семьи, а когда убираешь, не приноси сюда свои вещи.

Пенни от удивления даже открыла рот.

— Ну и ну! Шарлотта Далтон, теперь я думаю, что ты — наименее великодушная женщина, которую я когда-либо встречала. — Ладно, — добавила она. — Теперь я знаю, что мне делать.