Он бросил монету и поднялся.

– Я бы сказал, что этим все и закончилось. Куда, ведь я еще не доел, – воскликнул Фома.

Но Егор, не обращая на него внимания, быстро пошел, так широко шагая, что Фома вынужден, был бежать за ним мелкой трусцой, поддерживая рясу, задыхаясь и жалуясь:

– Ну что ты делаешь, куда ты несешься, я же токмо, что поел. Нельзя же давать такую встряску организму после обеда. Да стой ты, нехристь, черт нерусский.

Отряд, который преследовал Егор, остановился у ворот какого-то дома. Ворота открылись, и вся кавалькада въехала во двор.

– Что в этом доме находится? – спросил Егор у запыхавшегося монаха.

– Больница, наверное – тяжело дыша, сказал Фома. – Не видишь разве болящий с крестом в изголовье и светильником в ногах над воротами. Что ты сюда прибежал, оглашенный?

– Как чего, может, я полечиться хочу. Здесь же, наверное, всех лечат. А почему это ты меня нерусским обозвал? А?

– Да потому что ты некрещеный.

– Значит, по-твоему, если человек живет на Руси, но при этом не христианин – значит он нерусский.

– Конечно.

Егор сложил кулак в огромный кукиш и сунул его миссионеру под нос.

– А это видел? Вы можете себе новую веру, хоть каждый год принимать, – это ваше личное дело, но название народа не присваивайте. Понял? Хоть в бесов человек верит. Но если живет на Руси, значит, он наш, русский. Понял?

Монах уворачивался от кукиша, но тот везде его настигал его.

– И вообще, – разжав наконец руку, сказал Егор, – что ты за мной побежал. Ты уже в Иерусалиме. Мы стоим перед храмом, который тебе был нужен. Иди, выполняй свою миссию, ищи настоятеля, проси придел для православной церкви.

– Я же выпил, – виновато сказал Фома, – не могу же я идти в храм в таком состоянии. Неудобно.

– А бегать за мной и обзывать меня нерусским тебе удобно?

– Ладно, извини, просто так хорошо сидели, выпивали, закусывали и вдруг, бросай все и беги, очертя голову. Весь обед насмарку. Вон меня уже подташнивает.

– Ничего, авось, не вытошнит, – бросил Егор.

Он отошел к противоположному дому и сел возле него на корточки, на манер азербайджанской шпаны. Монах, недолго думая, последовал его примеру.

– Чего мы ждем? – наконец не выдержав долгого молчания, спросил Фома.

В этот момент двери в воротах госпиталя открылись и появились четверо крестоносцев, двое спереди, двое сзади. Они конвоировали человека, который со связанными руками шел в центре. Дождавшись, пока они пройдут, Егорка поднялся и пошел за ними. Фома тяжело вздохнул, встал и поплелся следом. Ему было как-то нехорошо. Он никак не мог понять почему, вследствие ли вина или обильной пищи, или неурочной пробежки? Ему хотелось прилечь где-нибудь в тенистом месте и вздремнуть немного. Подумав об этом, он почувствовал, как наваливается на него сонливость, но события развернулись таким образом, что он вмиг забыл о недомогании и дремотных мыслях.

Али, конвоируемый четырьмя капелланами шел по узким улочкам Иерусалима с любопытством поглядывая по сторонам. Священный город христиан был почитаем и мусульманами. Здесь брала начало религия Христа, признаваемого пророком в исламе. Здесь находилась мечеть, построенная по приказу третьего праведного халифа Омара. Когда Омар после двухлетней осады взял Иерусалим, патриарх Сафроний пригласил халифа и всю его свиту в храм гроба Господня. И показал самые сокровенные христианские святыни – камень помазания и Голгофу. В честь халифа отслужили молебен. Сафроний и халифу предложил помолиться, но тот отказался. Выйдя из храма, он поднял камень под ногами и бросил его вверх. Там, где он упал, возвели деревянную мечеть. После этого патриарх передал ключи от храма халифу. Омар разрешил, и даже настоял на том, чтобы все бежавшие христиане вернулись на свои земли.

Война за обладание этим городом шла вторую сотню лет. Иерусалим несколько раз переходил из рук в руки, и каждый раз улицы заливались кровью, осажденные мусульмане и христиане поочередно вырезали друг друга. Когда в 1099 г. Крестоносцы взяли священный город, они захватили все мусульманские и православные святыни. Сразу же после кровавой бойни, во время которой они изрубили 35 тысяч мусульман, православных и иудеев, рыцари-католики вошли в храм и как ни в чем не бывало стали молиться.

– А где находится храм Христа? – спросил Али у капеллана.

– На что тебе храм Христа?

– Интересно, мы почитаем его, как пророка.

– Иди, иди, – буркнул капеллан, – пока я тебе пикой по башке не огрел. Интересно ему. Он Бог, а не пророк. Али хотел возразить, что одно другого не исключает, но не успел.

В ближайшем переулке Егорка, ускорив шаг, поравнялся с замыкавшими процессию конвоирами, раскинув руки, ухватил капелланов за загривки и, сдвинув, столкнул их головами с такой силой, что шлемы их издали подобие набатного звона. Оба повалились оземь. Идущие впереди успели оглянуться, но не успели изготовиться. Некий русобородый человек налетел, размахивая кулаками, и вывел из строя еще одного крестоносца. Четвертый успел обнажить свой меч. Он сделал несколько выпадов, от которых Егор успешно увернулся и поднял трофейное копье. Отбил следующий выпад, затем еще один. Следующим взмахом крестоносец снес наконечник у копья. В руках у Егорки осталось древко, и далее он больше уворачивался, чем отбивал удары меча. Неизвестно чем бы это закончилось, если бы Фома, наблюдавший с ужасом за происходящим, не перекрестился, произнеся: «Прости меня, Господи, бо, не ведаю, что творю». Он нанес удар кулаком сбоку в голову ретивого крестоносца, свалив его замертво. После этого Егорка, схватив арестанта за локоть, крикнув «бежим», побежал, увлекая его за собой.

– Нет, вы это видели, – возмущенно обратился Фома к редким зрителям, прижавшимся к стене, – они «бежим», а – я?

После этого он рванул за ними прытью, какую трудно было ожидать от его тучного тела. Фома догнал их не сразу, но из виду не потерял, и бежал уже не так быстро, опасаясь таки лишиться съеденного ужина. В следующем переулке он к ужасу своему обнаружил за собой погоню. Тогда припустил со всех ног. Обогнал Егорку и второго, который безропотно бежал, подчиняясь воле ведущего. Следующий переулок вывел на базарную площадь, где было так много народа, что преследователи потеряли их из виду. Но, вскоре выяснилось, что госпитальеры обладают отличной военной организацией. В короткое время базарная площадь была оцеплена. Поняв это, все трое вбежали в приоткрывшуюся дверь одного из домов, выходящего своим фасадом на площадь. Старик, который открыл дверь, едва успел отскочить, иначе его бы сбили с ног. Хозяин дома обругал их на незнакомом языке. Ни Фома, ни Егорка не поняли, ни одного слова, но, судя по интонации, он требовал покинуть двор. Старику ответил человек, которого Егорка отбил у крестоносцев. Он обратился к владельцу дома на таком же гортанном языке. Из всех слов Фома разобрал только слово Аллах. Но после этого человек сразу замолчал. Выражение его лица изменилось, и он бросился запирать дверь.

– Это Али, – сказал Егорка, обращаясь к Фоме, – мой побратим. Али, это Фома, он монах, христианин.

– Рад познакомиться, – сказал Али.

– Я тоже, – ответил Фома, – Егор много рассказывал о вас. На каком языке вы сейчас говорили с этим человеком.

– На арабском.

– Вы знаете арабский?

– Я хафиз, знаток Корана.

Фома почтительно кивнул и еще раз пожал собеседнику руку.

– Ты мог бы предупредить меня, что собираешься освободить своего друга, – с упреком сказал он Егорке.

– Извини, так получилось.

Разговор был прерван сильным стуком в дверь. Старик, который смотрел на них озабоченным видом, наблюдая за ними, отозвался.

– Откройте, – послышалось за воротами.

– Что вам надо? – спросил старик.

– Проверить, не прячутся ли у вас преступники.

Старик открыл дверь, но войти находящимся перед ним крестоносцам не позволил. Он стоял в проеме, и оттолкнуть его никто не решился.

– Здесь нет никаких преступников, – сказал он.

– Позволь нам войти и обыскать дом.

– Этот дом и двор неприкосновенен, – сказал старик. – Я надеюсь, вам известно об этом.

– Известно, известно, – пробурчал крестоносец. – Так нет никого?

– Нет, – бросил старик и закрыл дверь.

Беглецы, которые стояли справа от него, вжавшись в стену, с изумлением смотрели на происходящее. Хозяин дома обладал непонятной властью, если позволил себе так разговаривать с вооруженными людьми. Старик жестом велел следовать за собой. Он отвел их в пристройку дома, где хранились какие-то припасы, в корзинах, мешках и кувшинах, и указал им на скамью.

– Ну, – сурово спросил он, – и что вы натворили?

– Я совершаю паломничество, – сказал Али, – хадж.

– В Иерусалим? Разве ты христианин, – нахмурился старик.

– Нет, нет, – поспешил успокоить его Али, – я мусульманин, и совершаю хадж, как полагается, в Мекку и Медину. Но по дороге меня схватили крестоносцы, заподозрили во мне сирийского шпиона и привезли сюда.

– Чего это вдруг, разве у тебя на лбу написано, что ты шпион?

– При мне было письмо Малику Ашрафу.

– Ты водишься с султаном Ашрафом?

– Собирался, во всяком случае.

– А эти кто? Они не похожи на мусульман. Они говорят по-арабски?

– Вряд ли. Этот богатырь – мой побратим. Он вдруг появился, как с неба, и освободил меня из плена. А второго я пока не знаю.

– Я тоже паломник, – отозвался Фома, которому Егорка перевел вопрос, – христианский.

Старик кивнул и, перейдя на тюркский, задал новый вопрос:

– С каких пор христиане и мусульмане совершают паломничество вместе.

– Нет, нет, – сказал Али, – вы неправильно поняли. Мы совершали паломничество порознь, а час назад встретились. Хотя мысль, которая сейчас прозвучала, довольно любопытна. Я думаю, что это возможно в будущем.

В ответ старик недоверчиво хмыкнул.

– Оставайтесь здесь, – сказал он, – я подумаю, что с вами делать.

– Позвольте задать вам вопрос? – спросил Али.

– По всему, видать, ты человек непростой, – сказал старик, – задавай свой вопрос.

– Почему ваш дом имеет статус неприкосновенности?

– Оттого, что ключ от ворот храма Иисуса Христа хранится в нашей семье со времен халифа Омара праведного. Еще вопросы есть?

– Как ваше имя?

– Меня зовут Расул.

Старик ушел, и Егорка обхватил Али. Монах смотрел на них с любопытством и некоторой ревностью. Егорка при этом проявлял больше восторженных чувств, в отличие от Али, который был рад встрече, но при этом оставался спокоен.

– Какой невероятный случай, – сказал Егор. – Представь себе, что я ехал к тебе и к Ладе. Но по дороге узнал, что монголы разрушили и разграбили весь Азербайджан. В пути я встретил Фому и отправился с ним в Иерусалим. Я как чувствовал, это удивительно. Наша встреча была предопределена. Как ты здесь оказался, где Йасмин?

– Йасмин умерла, – коротко ответил Али.

Егор осекся. Радостное выражение сползло с его лица, и он вдруг заплакал. Так странно было видеть этого богатыря, который совсем по-детски вытирал слезы. Али, почувствовал резь в глазах.

– При родах, – добавил он, отвернувшись.

– Да упокоит Перун ее душу, – наконец сказал Егорка.

– Да упокоит Аллах твоих умерших родственников – ответил Али.

– Царствие ей небесное, – произнес монах, – это ничего, не отчаивайся, брат мой. Кого Бог любит, того он забирает молодым. Твоей жене сейчас хорошо. Она сейчас в раю со своим младенцем.

– Спасибо.

– Это ничего, что мы разной веры, – заявил Фома, – ибо Бог один.

– Конечно, – согласился Али.

– Смотри, как заговорил, – буркнул Егор, – а всю дорогу он мне пел об истинности веры православной.

Услыхав о православной вере, монах вдруг загрустил. Но друзья, занятые разговором, не обращали на него внимания.

– Ты ничего не знаешь о моей сестре? – спросил Егор.

– Знаю ли я чего-нибудь о твоей сестре? – повторил Али. – Ты лучше спроси, чего я не знаю о твоей сестре. А я не знаю, что с ней происходит в течение того часа, что мы находимся в бегах.

– Что ты хочешь этим сказать? – недоуменно спросил Егор. – Только не говори, что она здесь.

– Она осталась в госпитале, нас решили доставить во дворец короля по отдельности.

Али рассказал ему все, что произошло с ними, начиная с того времени, когда они выехали из Дамаска, и до того момента, когда отряд Карима потерпел неудачу, и ретировался, оставив Ладу одну на холме.

Появился старик, хозяин дома. Хмуро оглядел всех троих и сказал:

– Всех троих укрыть в доме будет довольно сложно. Поэтому одного из вас я сейчас отведу в храм и запру там на ночь. Кто из вас пойдет.

– Вот он, – сказал Егорка, указывая на Фому.

– Это правильно, – одобрил Расул, – этот мусульманин, а ты слишком велик, вы бросаетесь в глаза. А он в самый раз, незаметен.

– Дело в том – пояснил Егор, – что ни моя, ни его вера не одобряет посещение христианского храма. А Фома только мечтает об этом.