– Тебе уже не нужно одобрение твоего отца? – спросила Психея.

– Нет, – слишком поспешно ответил Гейбриел и вздохнул. – Но я не отказался бы от его уважения.

– А если этого не получится, разве ты не сможешь уважать сам себя?

– За что? – с волнением спросил он. – За то, что убежал от скандала, который сам вызвал?

– Ты был мальчишкой, – напомнила она.

– Но теперь я мужчина. А чем могу гордиться?

– Ты вернулся, ты стал старше и мудрее, – возразила Психея. – Ты спас меня от жадного дяди и назойливого кузена. Ты не испугался своих врагов, победил свои страхи. Ты не испугался отца.

– Когда я уезжал, я сказал, что вернусь и поставлю его на колени, – чуть слышно сказал Гейбриел.

– Детская угроза.

– Так ты не презираешь меня за то, что я позволил ему уйти?

Она поцеловала его в подбородок.

– Нет, мой дорогой, нет. Он помолчал.

– Старше – да, но мудрее? Благодаря тому, что умею играть в карты, танцевать, стрелять и владею шпагой? Или знаю, как покорить женщину? Насколько я помню, когда мы впервые встретились, тебе не понравилась моя развязность.

Психея улыбнулась в темноту, свеча уже давно догорела.

– Обаяние – это дар, который может служить и добру, и злу.

– Ты думаешь, я делал добро? – с едва заметной надеждой в голосе спросил Гейбриел. Странно, но в темноте, когда она не видела его лица, Психея лучше понимала значение его слов.

– Да, я видела, как ты заставил некрасивую женщину почувствовать себя красавицей.

– И это заслуживает одобрения?

– Вполне заслуживает, – подтвердила она.

– Но мне этого недостаточно, – вздохнул он.

– Но достаточно женщине, в чью жизнь ты принес радость. Ты должен избавиться от воспоминаний и от своего гнева. У тебя доброе сердце, не отягощай его. В тебе есть смелость и преданность. Это ценные качества.

– Забавно, – прошептал Гейбриел. – Я бы то же самое сказал о тебе.

– В самом деле? – улыбнулась Психея, хотя он не мог этого видеть в темноте.

Они долго лежали, их тела переплелись, и наконец она заснула.

Утром Психея проснулась в своей комнате и увидела, что рядом никого нет. Ей стало страшно, но затем она вспомнила. Полусонную и протестующую, Гейбриел перенес Психею в ее постель ранним утром. Он не хотел ставить ее в неловкое положение перед слугами отца. Смогут ли они когда-нибудь долго оставаться в постели, не опасаясь, что от них потребуют объяснений? Как бы ей хотелось подольше полежать, прижимаясь к нему. Тут Психея вспомнила, что он, возможно, уедет, и печаль овладела ею. Нет, утешила она себя, Гейбриел одумается.

Она быстро надела синее платье, уложила волосы в узел и направилась вниз. Гейбриел находился в столовой, где, к ее радости, никого больше не было, кроме обеспокоенного чем-то лакея.

Психея села и взяла чашку с чаем.

– Доброе утро, мисс Хилл. Хорошо спали? – осведомился Гейбриел с веселым блеском в глазах.

Он прекрасно знал, что мешало ей спать, и она сначала нахмурилась, но воспоминание об удовольствиях этой ночи смягчило ее.

– Терпимо, – ответила она, видя, что лакей остается в комнате.

Лакей подал на стол блюда, наполненные почками и ветчиной, кашей и поджаренным хлебом. Психея была очень голодна. Взглянув на сидящего напротив нее Гейбриела, она увидела странное выражение на его лице. Гейбриел отвел глаза.

– О чем ты думаешь? – не выдержала она.

– На этом стуле обычно сидела моя мать, – сказал он. – Ты бы ей понравилась… я уверен, она бы тебя полюбила.

– Очень жаль, что мне не довелось с ней познакомиться. – Психея протянула руку через стол и дотронулась до его руки.

Гейбриел кивнул и некоторое время сидел молча.

– Я велел слугам, чтобы подали твою карету, – наконец сказал он.

– Мы едем в Лондон?

– Да, погода хорошая. К полудню мы будем в городе. Не думаю, чтобы шайка Баррета сидела в засаде так долго. На дороге будет много экипажей, и это им помешает. Мы можем ехать относительно спокойно.

Психея без сожалений приготовилась покинуть легальный пустой дом.

– А не следует ли нам… э-э… поблагодарить нашего хозяина?

– Хозяина поневоле? – поправил ее сухим тоном Гейбриел. – Наверное.

Под руку с Гейбриелом Психея подошла к кабинету, и Гейбриел постучал.

Не дождавшись ответа, он открыл дверь.

– Мы уезжаем, отец.

Молчание. Затем послышался звук, похожий на рычание. Кресло снова было придвинуто к камину, и в комнате было слишком жарко. Психея подумала, как много теряет этот злобный человек из-за своей неспособности любить или быть терпимым к своим сыновьям.

– Благодарим тебя за гостеприимство, – вежливо продолжил Гейбриел.

Снова никакого ответа. Только в камине треснул горящий уголь. Гейбриел закрыл дверь. У Психеи остался в памяти образ почти неразличимого в темноте, неподвижно сидящего человека с устремленным на огонь взглядом. На мгновение она инстинктивно почувствовала, каким ненужным и нелюбимым должен считать себя маркиз, чтобы отвергать любую привязанность и даже дружбу людей, которые по закону самой природы обязаны быть самыми близкими ему.

Она взглянула на Гейбриела и увидела на его лице печаль.

У дома их ожидала карета. Миссис Парслип вышла попрощаться с ними. Несмотря на присутствие лакея, Гейбриел опять обнял маленькую экономку.

– Рад был повидать вас, миссис Парслип, – сказал он. – С вами я снова почувствовал себя мальчишкой.

– Надеюсь опять увидеть вас, – улыбнулась экономка. Она что-то вынула из складок передника и вложила в руки Гейбриела маленький предмет.

Психея не удержалась и посмотрела. Это была миниатюра, из тех, какие часто заказывают для себя модные дамы. Психея увидела прелестное милое личико дамы с мягкими каштановыми волосами, имевшее явное сходство с лицом человека, стоявшего рядом с ней. Портрет матери Гейбриела.

У Гейбриела сжалось сердце.

– Спасибо, миссис Парслип, – преодолевая комок в горле, сказал он, будучи совершенно уверенным в том, что экономка не имела разрешения его отца на этот подарок, такой дорогой для него.

Он сел рядом с Психеей. Кучер дернул вожжи, и карета тронулась.

Они ехали молча. И только когда выехали из имения, Психея тихо спросила:

– Тебе помог этот визит?

Гейбриел не стал притворяться, что не понял ее. Действительно, несколько утих гнев и ослабела горечь, переполнявшие его сердце долгие годы. После любовных ласк он заснул, и кошмары уже не мучили его. Казалось, он переступил порог. Узнал, что мать любила его. Посмотрел на отца глазами взрослого человека и увидел, что тот совсем не всемогущий, не всезнающий тиран, которого Гейбриел боялся в детстве.

И всеми этими потрясающими открытиями он был обязан Психее. Только благодаря ей он вернулся в этот дом страданий и благодаря ей понял, что может стать таким, каким ему хочется, а не оставаться неудачником, каким считал его отец. И не превратиться в тирана наподобие своего отца.

– По-моему, ты сняла с меня проклятие, тяготевшее надо мной десятки лет, – сказал он.

Психея, казалось, удивилась.

– Я рада, – сказала она. – Мы все должны помириться со своими родителями.

– Неужели этот глупец, мой родитель навел тебя на такие мысли? – в свою очередь удивился он.

– О да! Я долго обижалась на своих родителей за то, что они погибли, так беспечно рискуя жизнью, и оставили меня одну с Цирцеей. Но пребывание в этом доме напомнило мне о счастливом времени, проведенном с ними. Мне повезло, они любили меня, дорожили мной и принимали такой, какой я была. – Голос Психеи задрожал, а на глаза навернулись слезы. – Я должна быть благодарна за каждый день, прожитый вместе с ними.

Гейбриел сжал ее руки, ему так хотелось прогнать эту грусть с ее лица и защитить от грядущих бед. Ему было больно думать, что его отъезд сделает ее несчастной. Но он также понимал, что, оставшись, может сделать ее еще несчастнее.

Очень скоро он уедет в чужие страны, и, может быть, Психея сумеет снова вернуться к той жизни, которой заслуживала. Гейбриел понимал, что не может лишить ее того, на что она имела право. Но он также понимал, что не может обречь такую прекрасную женщину на годы ожидания, пока он не вернет свое состояние. Однако воспоминания об их любви он будет хранить в своем сердце всю жизнь.

Вздохнув, Гейбриел посмотрел в окно. Они уже ехали по дороге, ведущей к Лондону. Через несколько часов они будут в городе, и он найдет способ избавиться от Баррета раз и навсегда, убедить старого мерзавца прогнать наемных убийц и решить дело по-мужски.

– Гейбриел! – вскрикнула Психея.

Он увидел то, что заставило ее закричать, и приказал кучеру остановиться.

Зрелище было довольно печальным. Легкая двуколка, преграждавшая дорогу, потеряла колесо и, наклонившись, стояла на краю канавы. Лошади, казалось, не пострадали. Что касается человека, ехавшего в коляске… тут Гейбриел понял волнение Психеи.

– Надо же, кузен Перси, – растягивая слова, произнес Гейбриел. – Какого черта вы здесь делаете?

Сидевший на краю дороги грузный человек поднялся.

– Кузина! – не обращая внимания на Гейбриела, радостно воскликнул Перси, глядя на Психею. – Как я рад, что ты жива и здорова.

– Я абсолютно здорова, спасибо, – ответила Психея. – Однако тебе, как я вижу, не повезло. Что ты здесь делаешь?

– Я спешил тебе на помощь, конечно. Когда ты так поспешно покинула город, я опасался худшего! – Перси сердито посмотрел на Гейбриела.

– И даже не позаботились взять с собой грума? – сухо заметил Гейбриел. – Или вы послали его за помощью?

– Нет, конечно, я поехал один. Я не хотел, чтобы все узнали о скандальном поступке кузины! Уехать одной, с мужчиной… – Лицо Перси побагровело, и, видимо, он собирался говорить долго.

– С мужчиной, который является моим женихом! – прервала его Психея. – Перси, ни я, ни моя репутация не нуждаемся в твоей защите. У тебя на это нет никакого права. Сколько раз я должна это повторять?

– Пока ты не опомнишься, – сказал он, затем повернулся к Гейбриелу. – Я бы попросил вас отвезти меня в ваше имение, сэр, если можно. Насколько я понимаю, это всего в нескольких милях.

Гейбриел взглянул на него с удивлением. Действительно, имение, которое он выиграл у Баррета, находилось недалеко по той же дороге, но…

– Откуда вы об этом узнали? – спросил он, от возникшего подозрения холодок пробежал по его спине.

– Когда я спросил, где вы, тетя Софи сказала, что вы уехали в Кент, – с довольным видом признался Перси. – Я навел справки о больших пустующих имениях. Я же не мог позволить Психее уехать и не позаботиться хотя бы о ее добром имени. И, проделав такой путь только для того, чтобы поддержать тебя, кузина, я думаю, могу попросить оказать мне небольшую помощь.

Гейбриел взглянул на Психею.

– Боюсь, вы не понимаете. Я не отказываю вам в гостеприимстве, но имение разрушено. В нем вам негде остановиться. В соседней деревне есть маленькая гостиница…

– Неужели вы думаете, я могу появиться на публике в таком виде? – возмутился Перси, показывая на слегка порванный рукав и запылившиеся панталоны.

– Но, Перси, в доме никого нет. Нет служанки, чтобы привести твою одежду в порядок, – вступилась за Гейбриела Психея. – Правда…

– Не могу поверить, что вы отказываете в такой простой просьбе. – Перси с оскорбленным видом сложил на груди руки, готовый упрямо добиваться своего.

– Пустая трата времени, – сказал Гейбриел. – Он будет говорить до бесконечности. Может, нам стоит остановиться в моем… имении… и показать ему, в каком оно состоянии. По крайней мере оставим там его лошадей, а потом пришлем за ними кого-нибудь из деревни.

– А это не опасно? – шепнула Психея.

– Полагаю, негодяев там уже нет, они не думают, что мы вернемся, – сказал Гейбриел.

Психея кивнула:

– Хорошо, Перси, мы отвезем тебя в имение Гсйбриела, а затем в деревню, где починят колесо.

Психее меньше всего хотелось, чтобы Перси сидел в их карете всю дорогу до Лондона и читал ей проповеди о ее недостойном поведении. У них с Гейбриелом оставалось так мало времени. Они должны избавиться от назойливого кузена как можно быстрее.

Гейбриел с кучером распрягли лошадей Перси, одна из которых сильно хромала, и привязали сзади к своей карете. Перси занял переднее сиденье, к счастью, лицом к кучеру. Однако это не мешало ему часто оборачиваться и говорить с Гейбриелом и Психеей, сидевшими сзади. Из-за хромой лошади приходилось ехать медленно, и Психея очень обрадовалась, когда карета остановилась перед домом.

Какие красивые линии, думала Психея, представляя себе восстановленный дом. Если его привести в порядок, это будет прекрасное здание. Она погрузилась в мечты об обновленных стенах и новых обоях, не замечая, что мужчины вышли из кареты.

– Кузина, – окликнул ее Перси, подавая руку.

Она не собиралась покидать карету, поскольку остановка предполагалась короткой, но легче было выйти, чем спорить с Перси.