Барон склонился к девушке и заглянул прямо в ее глаза. Как раз в этот момент дверь отворилась, и в ней показалась баронесса Гардер. Губернатор выпрямился и бросил на свояченицу далеко не приветливый взгляд, которого она, к счастью, не заметила. Она как раз проходила мимо огромного зеркала и пытливым взором окинула свое отражение в роскошном туалете, слишком вычурном, чтобы быть красивым. Дорогая атласная ткань ее платья терялась под бархатом и кружевами, почти скрывавшими ее. На голове был целый цветник; на шее и руках сверкали великодушно спасенные бароном от краха бриллианты. Все ухищрения туалетного искусства были использованы здесь, и с их помощью баронессе, возможно, удалось бы в этот вечер сойти за молодую красавицу, если бы рядом с ней не было юной и цветущей дочери. Тут вся искусственная красота не выдерживала никакого сравнения, и мать казалась отцветающей, пожилой женщиной.

– Простите, что я заставила вас ждать! – с обычной любезностью обратилась она к зятю. – Я не знала, что вы уже в зале, Арно. Никто из гостей еще не приехал. Надеюсь, Габриэль заняла бы их в мое отсутствие.

– Вскоре начнут съезжаться и гости, – сказал Равен, видимо недовольный ее вторжением.

И в самом деле снизу донесся шум подъезжающих экипажей.

Барон предложил руку своей свояченице и повел ее через зал к месту, где она должна была встречать гостей.

– А знаете, Матильда, Габриэль совершенно не похожа на вас, – заметил он, и в его голосе слышалось едва скрытое удовольствие.

– Вы так думаете? – спросила баронесса, которой, надо полагать, больше пришлось бы по вкусу противное мнение. – Может быть, она похожа на отца.

– И на барона нисколько не похожа, – возразил Равен. – Она не унаследовала от своих родителей ни единой черточки… Слава Богу! – прибавил он про себя.

Баронесса приняла обиженный вид, хотя и не могла расслышать заключительные слова его замечания. Впрочем, Габриэль действительно совершенно не походила на своих родителей.

Залы стали наполняться нарядной толпой. На темном фоне фраков выгодно выделялись военные мундиры и светлые туалеты дам. Начальники ведомств и офицеры гарнизона соседней крепости все были налицо; в полном составе собрались чиновники губернского правления и вообще все сливки общества, так или иначе претендующие на положение и значение в городе. Поскольку торжество носило официальный характер, все считали долгом отозваться на приглашение. Разумеется, явились и городской голова, и другие представители города, несмотря на конфликт между ними и губернатором, со дня на день все больше обострявшийся.

Барон Равен сегодня, казалось, совершенно позабыл о конфликтах. Он принял этих гостей, как и всех остальных, с величайшей учтивостью, хотя и со свойственной ему холодной сдержанностью.

Рядом с ним в качестве хозяйки дома принимала гостей баронесса Гардер, с огромным удовольствием замечавшая, что она и ее дочь являются предметом всеобщего внимания. Ни той, ни другой до сих пор еще не представлялось случая принимать участие в общественной жизни Р., потому что она собственно и начиналась лишь с началом осени. Только на сегодняшнем вечере они вступали в этот новый, практически чуждый им круг людей, среди которых родство с губернатором ставило их на первое место. Совершенно естественно они представили собой центр общества; но в то время как на долю баронессы выпадали всяческие знаки вежливости и внимания, подобающие хозяйке дома, красота и привлекательность Габриэли торжествовали настоящий триумф. Юная баронесса была весь вечер окружена восхищенной толпой, и молодежь буквально осаждала ее, чтобы заручиться обещанием хотя бы на один танец.

Барон по временам поглядывал на толпу, беспрестанно сменявшуюся вокруг его племянницы, и слегка улыбался. Он видел, с каким удовольствием и непринужденностью она принимала поклонение.

На деле же триумф и поклонение помогали лишь несколько умерить нетерпение, с которым Габриэль ожидала приближения единственного человека. Георг Винтерфельд уже давно был в зале, но Габриэль успела перекинуться с ним лишь двумя-тремя словами. Едва он поздоровался с ней и ее матерью, как подошел какой-то полковник, чтобы представить двух своих сыновей-офицеров, и внимание дам было отвлечено ими. К ним присоединилось несколько высокопоставленных лиц, близких знакомых хозяина дома, и молодой чиновник, совершенно чуждый этому кружку, не желая показаться навязчивым, удалился. После того ему никак не удавалось подойти к Габриэли, которая вместе с бароном и своей матерью принимала гостей.

Но вот раздались первые звуки музыки, и медлить было нельзя. Георг, во что бы то ни стало искавший новой встречи, подошел к юной баронессе и пригласил ее на танец.

Габриэль, предвидевшая это, постаралась оставить один танец свободным и тотчас обещала его Георгу. Барон, разговаривавший вблизи них с одним из гостей, услышал это обещание; он оглянулся и удивленно посмотрел на молодых людей.

– Мне казалось, что ты ангажирована на все танцы, – сказал он. – Разве у тебя остались еще свободные?

– Мадемуазель Гардер была так добра, что обещала мне второй вальс, – ответил Георг.

Барон нахмурился.

– В самом деле, Габриэль? Насколько мне известно, ты была приглашена на второй вальс сыном полковника Вильтена и отказала ему.

– Да, но я еще раньше обещала второй вальс господину Винтерфельду.

– Та-ак, – медленно произнес Равен, – конечно, право на стороне того, кто пригласил первый. Барон Вильтен будет очень жалеть, что опоздал.

При этих словах Равен пытливо взглянул на Габриэль и затем на Георга. В это время подошел господин, которому Габриэль обещала свой первый танец, и увел ее. Георг молча поклонился и отошел.

Общество оживилось. Молодежь потянулась в бальный зал, из раскрытых настежь дверей которого слышались звуки музыки, а гости постарше рассеялись по другим комнатам.

Приемный зал опустел, и баронесса Гардер уже собиралась покинуть свое место, как вдруг к ней подошел ее зять и спросил:

– Вы близко знакомы с асессором Винтерфельдом?

– Я уже говорила вам, что мы познакомились в Швейцарии.

– И что же, он часто бывал у вас в доме?

– Довольно часто. Я всегда охотно принимала его и делала бы это до сих пор, если бы вы не высказались против.

– Я не люблю вводить молодых чиновников в свою частную жизнь, – резко возразил барон. – И вообще не понимаю, Матильда, как вы в своем тогдашнем уединении допустили в свой дом первого встречного и позволили ему быть в столь близких отношениях со своей дочерью.

– Я сделала исключение, – защищалась баронесса. – Винтерфельд оказал нам услугу, когда мы очутились в опасности на озере. Вам ведь известно, что он меня и Габриэль…

– Провел мелководьем без всякого труда на землю, – докончил Равен. – Да, мне это известно, и я нисколько не сомневаюсь, что он воспользовался своей услугой, чтобы явиться перед вами в роли спасителя, и, по-видимому, не без успеха. Габриэль обещала ему танец, в котором отказала Вильтену, очевидно приберегая его для господина асессора. Я нахожу эту интимность, конечно, основанную на прежнем знакомстве, в высшей степени неприличной. Разумеется, нельзя взять обратно данное обещание, но я прошу вас позаботиться о том, чтобы Габриэль больше с ним не танцевала. Я решительно не желаю этого.

Барон говорил раздраженным тоном. Баронесса, очень удивленная, поспешно заявила, что сейчас же переговорит с дочерью, и под руку с полковником Вильтеном, в эту минуту подошедшим к ним, направилась в танцевальный зал.

Барон между тем направился в другие залы, где собралось и оживленно беседовало нетанцующее общество. Равен переходил от одной группы гостей к другой, то принимая участие в разговоре, то ограничиваясь беглыми замечаниями или обычной любезностью. Он подошел и к городскому голове и любезно заговорил с ним.

Барон был предупредителен по отношению к одним, снисходителен к другим, вежлив по отношению ко всем, но ни с кем не был фамильярен. Его обращение показывало спокойную уверенность человека, привыкшего занимать первое место и ставить себя выше других, и общество давно привыкло уступать ему это место.

– Можно подумать, что мы в гостях у самого государя, а никак не у его представителя – настолько величав его превосходительство, – сказал городской голова, встретившись с полицмейстером. – Он уже почтил вас своим всемилостивейшим обращением?

Полицмейстер любезно улыбнулся и ответил:

– Я очень удивился, увидев вас здесь. Принимая во внимание обострившиеся отношения между муниципалитетом и губернатором, я предполагал, что вы вовсе не примете его приглашение.

– Разве это возможно? – с подавленным раздражением произнес городской голова. – Торжество устраивается в честь нашего государя, и наше отсутствие на нем может быть истолковано как враждебная демонстрация против монарха, что для нас вовсе не желательно. Барон отлично знает, что наше присутствие здесь объясняется только этим обстоятельством. На его личное празднество мы навряд ли бы явились.

– Вам не следует доводить конфликт до крайности, – стал убеждать старика полицмейстер. – Вы ведь знаете барона – от него нельзя ожидать уступок.

– А от нас и тем менее. Мы твердо стоим за свои права, и время покажет, долго ли удержится губернатор, так обращающийся с нами!

– Он-то удержится, – уверенно возразил полицмейстер, – не надейтесь на это! Его влияние в высших сферах неограниченно.

Городской голова смутился и окинул изумленным взглядом собеседника.

– Вы, кажется, осведомлены точно. Впрочем, вы прибыли сюда из столицы, и у вас наверно имеются там дружеские связи.

– Вовсе нет! – холодно возразил полицмейстер. – Мне кажется лишь, что поведение губернатора достаточно ясно показывает, как он уверен в своем положении и как могущественно его влияние в известных кругах. Лучше не допускать открытого разрыва между ним и городом, таким образом можно избегнуть катастрофы.

Полицмейстер ушел. Городской голова сердито посмотрел ему вслед, думая про себя:

– Да, да, во что бы то ни стало нужно избегнуть ее, чтобы господину полицмейстеру удобно было сохранять свой прекрасный нейтралитет, старательно выставляемый им на показ. Он и в самом деле сумел прикинуться покорным слугой барона и вместе с тем прослыть в городе любезным и умеренным посредником, поневоле повинующимся своему начальнику. Ну, я лично ни на волос не доверяю таким нейтральным людям, которые служат и нашим, и вашим, и надувают и тех, и других!

В зале между тем танцы были в разгаре. Оживленно прошел первый вальс, и начался второй. Габриэль не пропускала ни одного танца, так как очень любила танцевать. Она с удовольствием выслушивала многочисленные комплименты кавалеров и даже не заметила, с каким серьезным укором по временам останавливался на ней взгляд Георга, когда она кокетливо принимала поклонение.

Но вот наконец подошел Георг и напомнил об обещанном ему вальсе. Девушка подала ему руку и пошла с ним в круг танцующих.

– Баронесса Гардер – прелестное создание, – сказал полковник Вильтен, обращаясь к барону Равену, который за несколько минут перед тем вошел в зал и против своего обыкновения стал смотреть на танцующих. – Мне кажется, ваше превосходительство, что вам долго не удержать под своей опекой вашу племянницу. В недалеком будущем супруг уведет-таки ее от вас.

– Оставьте! – с заметным неудовольствием возразил барон. – Об этом пока не может быть и речи. Ведь Габриэль – еще совсем дитя.

– Наши девушки в семнадцать лет – уже не дети, – рассмеялся полковник. – Фрейлейн Гардер, я думаю, станет решительно протестовать против такого положения. Посмотрите, как грациозно она скользит со своим кавалером! Ее своеобразная, лучезарная красота еще никогда не имела такого победоносного вида, как в сегодняшний вечер. Право, я завидую вашим отеческим правам по отношению к этому милому созданию.

Отеческие права! Эти слова явно неприятно подействовали на барона; на его лбу появилась глубокая складка, и он, не отвечая ни слова, не отрывал взора от молодой пары, всецело завладевшей его вниманием.

Вильтон произносил свои тирады не без задней мысли. Он отлично видел, как его старший сын ухаживал за юной баронессой, которая в качестве вероятной наследницы барона Равена была блестящей партией. Полковник ничего не имел против того, чтобы забрать у губернатора его отеческие права; ему была весьма по душе красивая и богатая невестка, и он сделал попытку положить начало переговорам. Однако, его намеки, очевидно, не были приняты, и полковник перевел разговор на другую тему.

– Я только что говорил с городским полицмейстером, – снова начал он. – По его мнению, опасаться нечего, но все же он принял необходимые меры на тот случай, если сегодня будут какие-нибудь выступления.

– Сегодня? Почему именно сегодня? – рассеянно спросил Равен.

– Сегодняшнее торжество представляет удобный предлог и условия для тайных сходок, в особенности среди низших слоев населения и при теперешнем возбужденном состоянии умов.