Джейн Фэллон - Дорогой, все будет по-моему!

Стефани и Наташа не вполне понимали, почему Минди решила потратиться на стилиста, но у Манди стилист имелся, и причина, очевидно, крылась в этом. У Минди было только одно пожелание: ей требовалось платье, в котором она стопроцентно попала бы в газеты. Не важно, какой будет это наряд (хиджаб и шар для боулинга с горящим фитилем и надписью «Бомба», предложила в шутку Наташа, но до Минди не дошел юмор). Стефани было несколько не по себе от решительного настроя клиентки, но Наташа уверила ее, что никакому журналисту и в голову не придет спросить Минди — кто ее стилист, так что им достаточно будет просто получить свои денежки и тихо ретироваться.

Сейчас они рыскали по «Агенту-провокатору», пытаясь отыскать самое невесомое из всех возможных видов нижнего белья, но все же такое, что, если Минди ограничится им, ей удалось бы избежать ареста. Стефани надеялась, что, когда Финн вырастет, никто не расскажет ему, что его мать однажды потворствовала девятнадцатилетней девушке появиться на публике практически голой.

— А что, если тебе самой купить эту штучку? — спросила Наташа, показывая хорошенькую комбинацию — всю сплошь кружева и ленточки. — Это наведет Джеймса на некоторые мысли.

— Скорее всего, он ее даже не заметит, — ответила Стефани угрюмо.

— Надо предлагать мужчине, перед тем как он выходит из дому, оральный секс, — подала вдруг голос Минди. — Тогда, если он даже и встретит какую-нибудь красотку, то вовсе не обязательно западет на нее, потому что будет помнить о том, что его ждет дома.

— Вам надо стать консультантом по браку, — сказала ей Стефани. — Мужчины выстроятся в очередь записывать к вам своих жен, чтобы вы дали им подобный совет.

— Ну… я прочитала это в одном журнале.

— Нам лучше продолжить этот разговор спустя несколько лет, когда у вас будет пара детишек, а муж по утрам станет вашими маникюрными щипчиками выдергивать волоски у себя из ноздрей.

— Джеймс что — это делает? — в ужасе взглянула Наташа на Стефани.

— Успокойся, твой Мартин тоже это делает. Просто ваши отношения еще не настолько выродились, чтобы он делал это при тебе.

— Над отношениями надо работать. Прикладывать усилия. — Минди уперла руки в бока, забыв, что прохожим на улице отлично видно сквозь витрину, как она стоит в одном белье.

Стефани ощетинилась:

— А у вас, Минди, сколько было отношений? Я имею в виду настоящие отношения, а не ночь с каким-нибудь малым, чье имя вы даже не потрудились узнать.

— Стеф! — бросила на нее Наташа предостерегающий взгляд. Но Минди и глазом не моргнула.

— Все в порядке, — сказала она. — У меня с четырнадцати лет только один парень. Ни с кем другим я сроду не спала.

— Правда? — покраснела Стефани. — Тогда прошу прощения.

— Не парьтесь. Все думают, что я проститутка. Я уже привыкла.

— А вы и правда… делаете это всякий раз перед тем, как он уходит из дому? — полюбопытствовала Наташа.

— Ну конечно нет! Я просто пересказала то, что прочла в журнале.

— Минди, вам и правда так хочется вырядиться подобным образом? Я хочу сказать — может, мы все же подыщем вам хорошенькое платье? — Стефани потерла лоб. Скоро от них разбегутся все клиенты, если она станет их оскорблять.

— Может, тебе отдохнуть пару недель? — осторожно спросила Наташа, когда они ехали в такси по Камден-стрит.

— И чем заняться? — огрызнулась Стефани.

— Я просто подумала, что тебе нужна передышка.

— Ты намекаешь, что я распугиваю клиентов?

— Ну, — сказала Наташа как можно беспечнее, — отчасти так и есть.

— Не желаю, чтобы девятнадцатилетняя пацанка читала мне лекции о семье и браке!

— Еще бы! Но она просто хотела помочь. А если даже нет, она платит, и не стоит нам ее задирать.

Стефани прекрасно сознавала, что ведет себя как капризный ребенок, но не могла с собой сладить.

— Говоря «нам», ты конечно же подразумеваешь меня?

— Нас обеих, — дипломатично увернулась Наташа. — Я знаю, что все они — Минди, Сантана, Меридит — действуют на нервы, но до церемонии осталось несколько недель, так что лучше нам думать о денежках и прикусить язык.

Стефани громко вздохнула:

— Ты права, конечно, но сейчас отдых меня доконает. Может быть, я неправильно делаю, что тяну эту резину с Джеймсом. Может, лучше было сказать ему все сразу же, как только я узнала?

— Неужели тебе ни капли не было приятно, когда он опозорился со своим званым обедом?

— Ну, разве что самую малость, — невольно улыбнулась Стефани.

— Представь, какая у него была физиономия, когда эта, как ее… Сэм прочла напечатанное на чеке!

Стефани захохотала.

— Кати сказала, что он стал похож на собаку, которую застали за поеданием именинного пирога.

— И главное — он до конца пытался все отрицать!

— Бедняга Джеймс, — сказала Стефани без капли сострадания. — То ли еще ждет его впереди!

Последние несколько дней Джеймса прошли на редкость гладко. Вдали от места, где разыгралась унизительная сцена с разоблачением его кулинарных махинаций, и от людей, посвященных в происшедшее, он почти забыл об этом скорбном эпизоде. В Лондоне он занимался повседневными делами, и никто не сыпал ему под видом шутки соль на рану. Вот чем плохо жить в деревне — каждый твой шаг известен всем! Он знал, конечно, что скоро это забудется, что новая сплетня затмит старую, но пока служить мишенью для острот было очень болезненно. А смеяться над собой не было его коньком.

После разговора с Салли он позвонил Малкольму и Саймону и сообщил им, что решил избавиться от нее. Оба возражали и считали, что у него нет оснований — Салли хорошо работает, она надежный и ценный сотрудник.

— Она выходила на работу даже в прошлое Рождество, когда у нас был тот экстренный случай, — негодовал Малкольм.

Джеймс, раздраженный тем, что не нашел в них поддержки, усилил нажим и надменно напомнил, что работодатель тут как-никак он и в его власти нанимать и рассчитывать.

— Так на фиг ты тогда спрашиваешь мое мнение? — буркнул Саймон.

— Ты все равно не можешь творить произвол, — продолжал спорить Малкольм. — Есть закон. Необходимо письменное уведомление и все такое.

— Не смеши меня, — парировал Джеймс. — Тут не Центральный ветеринарный госпиталь.

Салли же, когда он сообщил ей новость, отреагировала недоверчиво.

— Это ты так шутишь? — Она, кажется, решила, что он неудачно сострил. Но, обнаружив, что Джеймс серьезен как никогда, дала волю слезам. — Но что я делала не так? — плакала она. — Только скажи — что, и я все исправлю.

Джеймс намерен был стоять до последнего. Дело не в ее работе, а в отношении к людям. На нее поступило несколько жалоб от клиентов, добавил он с ходу. Разумеется, это была чистейшая ложь. Салли в деревне была на хорошем счету.

— Это от которых? — спросила она.

Джеймс еле удержался, чтобы не поправить ее — «от каких». Но ответил только:

— Я не могу раскрыть свои источники.

— Но это несправедливо! — продолжала стенать Салли. — А Малкольм с Саймоном знают?

— Боюсь, что это наше общее решение. Ты, конечно, можешь отработать еще месяц и за это время подыскать другое место.

Салли, положив трубку, ворвалась в кабинет Малкольма. Но не успела сказать ни слова — Малкольм, защищаясь, вскинул руки:

— Мы с Саймоном тут ни при чем. Я бы на твоем месте подал на него в суд за несправедливое увольнение. На этот случай у нас и существует закон.

— Никогда! — возмущенно отвергла его предложение Салли. — Найду другую работу и уйду. Я просто хочу знать, что такого я сделала?

— Я тоже, — сказал Малкольм, обнимая ее.

Полчаса спустя Джеймс почувствовал, что, пожалуй, перегнул палку. Ведь Салли, в конце концов, просто шутила с ним, она не предполагала, что наступает на оголенный нерв. Он уже хотел позвонить ей и сказать, что передумал, потому что жалобы оказались беспочвенными, но решил, что перешел точку возврата, сказав про ее неподобающее отношение. И решил оставить все как есть. Он, конечно, даст ей хорошую характеристику, и она без труда устроится в другом месте. А он будет выглядеть слабаком перед Малкольмом и Саймоном, если пойдет на попятный, а этого допустить ни в коем случае нельзя.

После всех свалившихся на него потрясений, связанных с Салли и несчастной вечеринкой, не говоря уже о предстоящем визите в Линкольншир родителей, в субботу Джеймс испытал странное ощущение надвигающегося неминуемого рока. Такого ощущения он не помнил со школьных времен, когда последние беспечные дни каникул пропадали впустую из-за депрессии, в которую его всегда вгоняла мысль о скором начале новой четверти. В конце концов он все утро провалялся в постели, как обиженный подросток, и, выйдя из спальни только в половине двенадцатого, натолкнулся на Финна, который обиженно сидел на верхней ступеньке рядом с дверью в его спальню.

— Я думал, что мы пойдем в парк, — с упреком проговорил он. — Я жду тебя уже час одиннадцать минут… — он посмотрел на часы, — и двадцать семь секунд.

Джеймс смутился. Он подолгу не виделся с сыном и в самом деле обещал поиграть с ним в футбол в Риджент-парке, если погода не подведет.

— Почему же ты меня не разбудил? — спросил он, взъерошив сыну волосы, но Финн уклонился от его ласки.

— Потому, что мама не велела. Она сказала, что ты, наверное, очень устал, раз так долго спишь, и чтобы я дождался, пока ты сам встанешь.

— Вот что, — сказал Джеймс, — в следующий раз смело буди меня. Обещаю, что не рассержусь, как бы сильно я ни устал. Ладно?

Финн сделал вид, что все еще сердит.

— Ладно, — буркнул он.

— А теперь пойдем к маме и попросим, чтобы она разрешила нам отправиться на пикник. Как ты на это смотришь?

— Только ты и я? — спросил Финн. Он любил маму, но считал, что у отца с сыном могут быть свои, мужские дела.

— Ну разумеется, — сказал Джеймс, уверенный, что вернул доверие сына. — Только ты и я.

Дорога поездом из Челтенхема до Линкольна с пересадкой в Ноттингеме занимала три с половиной часа. Как Полин ни изучала расписание, так и не нашла более легкого и быстрого варианта. Так что она приготовила бутерброды, питье и запаслась свежими спортивными газетами, чтобы Джону было чем занять себя в пути. Сама она намеревалась закончить последнюю Мейв Бинчи, которую начала пару дней назад.

До вокзала они собирались доехать на такси, что означало непредвиденные расходы, но Джону с его коленом ни за что не подняться в автобус. Они поспеют как раз вовремя, чтобы успеть купить билеты и без паники найти нужную платформу. Это станет настоящим приключением.

Они отправлялись в путешествие в Лондон раз в сезон. Навещали сына, невестку и внука раза три-четыре в год и ночевали в гостевой спальне. Уже много лет они не отрывались от дома на более длительное время. Стефани убедила их на этот раз остаться в Лондоне на две ночи — она беспокоилась, что их утомит долгий переезд на машине из Линкольна. Перед этим еще две ночи они проведут в гостинице в Линкольне, итого четыре ночи вне дома — настоящие каникулы! А соседка Джини любезно обещала покормить в их отсутствие канарейку.

Гостиницу нашла Стефани — это в ее духе, заранее заказать номер и избавить их от хлопот! Полин считала, что ей необыкновенно повезло с невесткой. У кое-кого из их друзей общение с сыновьями практически прервалось после их женитьбы. Но Стефани понравилась Полин с первой же минуты знакомства, и, к счастью, Стефани платила ей взаимностью. Полин даже казалось иногда, что невестка общалась с ней охотнее, чем сын. Она, впрочем, вполне понимала, почему Джеймс давно не приглашал их приехать в Линкольн. Разумеется, они уже побывали в Линкольне несколько раз, когда сын жил там со всей семьей, и останавливались у него в большом старом доме рядом с ветлечебницей. Теперь этот дом продан — на вырученные деньги был куплен дом в Лондоне, в два раза меньший по размеру и без земельного участка, а Джеймс жил в квартирке над ветлечебницей, в которой для них не нашлось бы места.

Идея разместиться в гостинице была гениальной, и Джеймс со Стефани проявили неслыханную щедрость, предложив оплатить проживание, потому что Полин с Джоном никогда бы не смогли себе этого позволить. Да еще Джеймс купил им билеты в театр! Полин была счастлива иметь такого сына.

Когда вечером в воскресенье Джеймс приехал в Нижний Шиппингем, Кати ждала его на пороге с самым кротким и невинным видом.

— Что ты сделала с волосами? — воскликнул он в ужасе. Кати, за несколько дней уже привыкшая к своему новому облику, почти забыла, какой неожиданностью он будет для Джеймса.