Выйти замуж за Родриго! Ее девичье сердце пело от восторга… Но потом Энни увидела его жестокое красивое лицо, холодные, злые глаза. Он сделал ей предложение не из любви к ней, а из чувства долга перед ее отцом. В одно мгновение девушка вдруг поняла, что для Родриго их брак — нечто вроде смертного приговора.

Он любит Валерию, такую красивую, нежную, настоящую леди, однако, выполняя клятву, данную Филиппу, Родриго готов отказаться от своей любви ради необходимости защитить ее, ради долга.

Но Энни не захотела жить с человеком, который любит другую. Не захотела быть связанной с ним клятвенными обещаниями. От этих мыслей ее передернуло, как от озноба, и она потерла замерзший кончик носа. У нее на животе миролюбиво мурлыкала кошка. Энни снова украдкой посмотрела на Эвана. Его обветренное лицо оставалось бесстрастным, равнодушие и невнимание к ней задевали.

— Ты всегда ведь можешь передумать, — снова заговорил он.

Энни была уверена, что услышала в его голосе нотку надежды.

— Ты о чем? — спросила она, хотя отлично понимала, что он имеет в виду.

— О моей клятве молчания.

— Нет, — выдавила она.

— Подумай, Энни, ты будешь жить при дворе, спать в роскошной постели из меха горностая, есть всякие деликатесы, которые так любят короли…

— А что ты можешь знать о вкусах королей? — огрызнулась она.

Его дыхание стало прерывистым, и Энни поняла, что задела его.

— У тебя острый язык, принцесса, — резко сказал он.

— У меня своя голова на плечах, и я была бы тебе благодарна, если бы ты, наконец, отказался от мысли, что я жажду роскоши.

— Тогда прекрати дрожать, раз тебе не нужны меха и жаркий камин.

— Мне не нужен ты, — вырвалось у нее, — я жажду как можно быстрее отделаться от тебя.

— Господи, Энни, что с тобой случилось, после того, как ты сбежала от нас? Почему ты стала такой… ожесточенной?

Она знала, что он не ждет ответа. Эван изводил ее подобными вопросами все время, пока длилось их долгое путешествие в Англию, а потом в Уэльс.

Поскрипывая седлами, они, наконец доехали до поворота. Только топот копыт и позвякивание упряжи нарушали тишину. У Энни перехватило дыхание при виде величественного замка, представшего перед ними за поворотом. Эван назвал его замком Кэроу. Крепость вздымалась из скал, смотрящих на море. У ее подножия плескались волны прилива. Толстые стены с прорезями бойниц наверху окружали расположенную внутри остроконечную сторожевую башню. Фасад главного здания украшали красивые замысловатые окна. По четырем углам в бесцветное небо устремлялись изящные башни, чьи стрельчатые формы странным образом соседствовали с огромными полукруглыми нишами окон. То там, то здесь над крышами вились тонкие нити дымка. По валу лениво прохаживались двое часовых. Вид странников на дороге внизу, по-видимому, их ничуть не встревожил.

Замок почему-то показался ей зловещим.

Энни никогда не видела ничего подобного. Убогие деревянные, покрытые штукатуркой форты Новой Испании не имели ничего общего с древним величием Кэроу.

Энни взглянула на Эвана, ожидая прочесть на его лице скрытую гордость, но вместо этого с удивлением увидела бесконечную горечь в его глазах, вкус которой даже сама ощутила. Глаза его казались потухшими. Обветренная кожа лица напряглась, подчеркнув острые скулы. Глаза были холодными и острыми, как бритва.

— Эван, — произнесла она, — что…

Ветер унес ее слова, и она заговорила громче. Ей хотелось узнать о причине такой нескрываемой ненависти и тоски.

— Почему ты смотришь на него так, словно хочешь, чтобы он рухнул в море?

— У меня тоже есть свои тайны, — буркнул он.

В напряженном молчании они проехали мимо замка и спустились в город. Энни увидела небольшие каменные дома под соломенными крышами. В большинстве из них вместо дымоходов зияли отверстия. В бухте стояли несколько рыболовных суденышек и один величественный, небольшой по размерам корабль под красными парусами. Эван недовольно посмотрел на него. Губы его вытянулись в ниточку, но он ничего не сказал. За городком простирались голые сады и обнаженные поля, где свирепствовал ветер. На некоторых из них виднелись густошерстные овцы.

Когда каменистая тропа перешла в разбитую дорогу, на пути им стали попадаться коровы, поросята и свиньи, отыскивающие что-то в грязи. Где-то встревоженно залаяла собака, за ней другая. Стали открываться двери и ворота, из которых на улицу повалили радостные, взволнованные жители.

— Эван!

Через несколько минут девушка оказалась в толпе улыбающихся, кричащих людей. Они говорили или по-английски, или на странном, певучем наречии Уэльса. Энни не нужно было знать этот мелодичный язык. Достаточно увидеть измазанное сажей лицо мальчика с застенчивой улыбкой или простертые в умоляющем жесте руки старухи, чтобы понять, что Эван для них — герой.

А Эван… Энни взглянула поверх голов на его лицо и удивилась произошедшей в нем перемене. Его глаза сияли любовью и нежностью. К ее горлу подкатил комок. Эван Кэроу вернулся домой, к людям, которые его любят.

Он поднял руку, призывая всех успокоиться. Когда гул уменьшился, он сказал:

— Это — Энни Блайт. Она приехала погостить у нас. Надеюсь, вы окажете ей радушный прием.

Энни забыла о холоде, потому, что теперь взгляды этих людей были обращены на нее. Они силились разглядеть ее скрытое капюшоном лицо. Из последних сил девушка улыбнулась и подняла руку в неловком приветствии.

— Ну что ж, Эван, — сказал черноволосый с карими глазами мужчина.

Люди помогли ему выйти вперед. Он как-то странно высоко держал голову, и Энни поняла, что он слепой.

— Вот это сюрприз. Став моряком, ты привозил в Кэроу много диковинок, но женщину — впервые.

Эван опустил глаза. Только сейчас, за все время их знакомства, он выглядел смущенным.

— Да, отец, ты прав. Она действительно — сюрприз.

Красивый мужчина, сияющее гордостью лицо которого было обращено к возвышающемуся на лошади всаднику, был его отцом. Энни никогда раньше не думала о семье Эвана, когда же он наклонился, чтобы обнять отца, она почувствовала, как сильны их родственные узы.

Пожилой человек в коричневой сутане священника пробрался через толпу и вышел вперед. Всплеснув красными, обветренными руками, он сказал:

— Добро пожаловать домой, Эван.

— Благодарю вас, святой отец, — Эван махнул рукой в сторону навьюченных животных. — Думаю, этого хватит надолго.

— Да, ты обеспечил всех нас. Благослови тебя Господь.

К величайшему изумлению Энни, священник отвязал нагруженных сокровищами мулов и куда-то увел их.

Ей не давал покоя вопрос. Неужели Эван отдает все, что привез? В этих мешках целое состояние! Все это время Энни подогревала свою суровость к нему, убеждая себя, что Кэроу — обычный пират, движимый страстью наживы. Но если он отдает все свое богатство, то кто же он на самом деле?

Следуя за Кэроу, она подъехала к маленькому домику в центре городка. Его отец остановился у ворот и подошел к Энни. Он взял пони, на котором сидела девушка, под уздцы.

— Дайте вашу руку, мисс.

Придерживая ее сильными и уверенными руками, он помог ей спуститься с лошади. Наконец после долгого путешествия верхом она отдохнет!

— Благодарю вас, — проговорила девушка.

Пока Эван отводил лошадей, его отец провел Энни в дом. Несмотря на слепоту, он безошибочно ориентировался в небольшой, слабо освещенной, но аккуратной гостиной.

— Я Энтони Кэроу, — представился он. — А вы, должно быть, совсем замерзли, — веселая улыбка озарила его лицо. — Погрейтесь у камина.

Энни отпустила кошку и сбросила на скамью плащ. В доме были дощатые полы и побеленные известью стены, в которых имелись два окна. Комната тонула в полумраке, и девушка не смогла рассмотреть ничего, кроме ярко пылающего камина. Кошка тут же свернулась калачиком у огня и задремала.

От усталости и чувства благодарности у Энни на глаза навернулись слезы. Она сняла шерстяные рукавицы и кожаные перчатки, затем протянула руки к огню. Энтони вышел в другую комнату, и было слышно, что он ставит на плиту чайник.

В гостиную вошел Эван и остановился рядом, едва касаясь Энни плечом.

— Тебе уже лучше? — поинтересовался он.

Девушка кивнула. От разливавшегося по телу тепла у нее закололо пальцы на руках и ногах.

— Ты отдал свои сокровища? — полюбопытствовала она.

— Да.

— Всему городу?

— Люди в Кэроу никогда не были богатыми, а Оуэн Перрот несколько раз повышал налоги с тех пор, как стал править городом. Ему нужны средства на дорогие подношения королеве, чтобы задобрить ее.

— Лорд Оуэн? Он живет в замке Кэроу?

— Да.

— Но это ведь слишком далеко от двора. Почему его так волнуют отношения с королевой?

— Потому, что она казнила его отца.

Холод, но теперь уже другого свойства, пронзил все ее существо.

— Но почему?

Эван помрачнел:

— Потому, что Джон Перрот был внебрачным ребенком Генриха Тюдора.

— Точно так же… — Энни закрыла глаза.

— …как и твой отец, — договорил за нее Эван. — Полагаю, ты даже приходишься родственницей лорду Оуэну. Двоюродной или троюродной сестрой.

— Почему ты не сказал мне этого раньше?

— Мы ведь уже давно друг другу ничего не рассказываем, разве ты не заметила?

Против своей воли Энни разочарованно вздохнула. Эван слегка прикоснулся к ней, желая успокоить.

— Это было долгое путешествие, Энни. Давай хоть на время заключим перемирие.

Они надолго замолчали, но девушка не переставала украдкой следить за ним. Мерцающее пламя отбрасывало на его решительное лицо и крепкое тело, неверные блики. Ее первоначальная усталость переросла в отчаянное желание подвинуться к нему и прижаться всем телом. Но она, подавив желание, осталась стоять как вкопанная.

— Ты из-за этих людей стал пиратом? — наконец спросила девушка.

— Несколько лет назад на город обрушились голод и чума. Те, кто выжил, уже не могли платить высокие налоги.

— Поэтому ты вызвался искать богатства на море.

— Да, эта задача выпала мне.

— И ты преуспел.

— Неужели, Энни, тебя оскорбляет, что испанское золото оплачивает уэльские налоги и кормит людей Кэроу?

— Ну конечно же нет! — словно оправдываясь, воскликнула она. — Но разве Англия такая бедная страна, что человек должен стать вором, чтобы выжить?

— Это не Англия. Это Уэльс.

Они снова замолчали, прислушиваясь к потрескиванию поленьев в камине. На кухне Энтони собирал на стол.

— Посмотри, у тебя ноги промокли, — сказал Эван.

Энни кивнула. Она умудрилась стать в лужу во дворе.

— Сейчас высохнут.

Эван подвинул к камину круглый табурет.

— Садись и снимай ботинки.

Девушка села и озябшими пальцами принялась неловко развязывать шнурки.

— Ах, Энни, — выдохнул Эван и опустился рядом с ней на колени.

Он снял с нее ботинки и шерстяные носки и своими большими теплыми руками начал медленно растирать ее голые озябшие ступни, разгоняя в них кровь.

Энни сидела не шелохнувшись, полагая, что взорвется, если осмелится хотя бы дышать. Каким-то образом Эван превратил согревание ног почти в греховную близость.

Эван тоже почувствовал это. Когда он поднял к ней лицо, она прочла в его глазах жгучее желание. Девушка не знала, чего хочется ей самой — убежать или броситься в его объятия.

Эван сам принял решение. Прижав ее ступни к своей груди, он опустился на колени и прильнул к ее рту. Его губы были прохладными и пахли ветром и морским воздухом. Их легкое прикосновение было для нее подобно разряду молнии. Оно пробудило в ней давно подавленные чувства, вызвав страстное желание.

Из груди у нее вырвался стон, и она зарылась пальцами в черный шелк его волос. Его язык проник ей в рот. Он легонько куснул ее губу. Энни прильнула к нему, оглушенная и завороженная той бурей, которая поднялась в ней. Вкус его губ и запах тела будоражили ее. Его нежность удивляла. Нерешительно она коснулась его языка своим и почувствовала теплый всплеск пугающей близости.

Издав тихий стон, Эван отстранился, но еще продолжал держать ее за плечи.

В глазах его мелькнула тень испуга.

— Прости, — прошептал он, стиснув зубы. — Я не должен был делать это.

Почувствовав обиду, она освободилась от него и опустила ноги на пол.

— А почему сделал?

Он с силой упер ладони в свои колени:

— Потому, что ты искушаешь меня, Энни. Ты смела и отважна, у тебя острый ум, и я хочу тебя с тех самых пор, как поцеловал в первый раз.

Эти слова хором ангелов пропели у нее в голове, развеяв все прежние сомнения.