– Что здесь?

– Адрес квартиры, где он встречается с любовницей, аудиозапись разговора с хозяйкой квартиры, с расшифровкой. Если кратко, квартиру он снял недавно для встреч с женщиной. Хозяйка в этом уверена на сто процентов, поскольку она там убирает. Ваш муж шифруется, как Рихард Зорге, поэтому сфотографировать его девушку удалось лишь однажды. Есть две аудиозаписи разговоров в квартире, с расшифровкой. Видео, к сожалению, нет, но если вы дадите мне время, то записи будут. Кстати, он ездит на двух машинах, одна из них та, которую вы указали, а вторая – красный спортивный «Мерседес», данные на него там же.

Распухший конверт с компроматом был похож на бомбу. Казалось, что еще немного, и он взорвется, забрызгав все вокруг грязью. Елена Николаевна осторожно надорвала его. На стол вывалились глянцевые фотографии соперницы.

– Она же совсем ребенок, сколько ей? – простонала она, чувствуя, как волна отвращения и брезгливости затапливает кабинет, накрывая ее с головой и мешая дышать.

– Студентка, 1984 года рождения, местная, прописана здесь, проживает…

– Все, не надо, я сама потом почитаю, – прошептала Елена Николаевна. – Спасибо. Вы свободны.

– Вы нормально себя чувствуете, кого-нибудь позвать? – на всякий случай спросил детектив. Клиенты нужны были ему живые и дееспособные. С таким супругом она еще не один раз может обратиться к нему.

– Не надо, – злость придала ей силы. Соперница была не достойна ее внимания, об нее даже не стоило марать руки. Сколько их там было таких, сочных и свежих, до которых ей никогда не дотянуться при всем желании. Купить можно многое, но не безвозвратно ушедшие годы. А супруг, если и не был импотентом, то теперь она ему устроит такое потрясение, что его потенция прикажет долго жить.


Вика робела и смущалась. Знакомство с родителями представлялось ей наиважнейшим этапом их отношений, но ответственность была слишком велика. Она была настолько не уверена в себе, что в последний момент чуть не отказалась ехать.

– Не ерунди, – поцеловал ее Митя. – Мама сама захотела. Если что, я тебя спасу. Кстати, имей в виду, что мама у меня с характером, так что, если вдруг начнет орать – не пугайся, это нормально.

Это было совершенно некстати. Лучше бы он не сообщал ей все эти тонкости предстоящего общения. У Вики подогнулись колени, и она вцепилась в перила, выпучив глаза.

– Я не пойду!

– Тогда я тебя занесу на руках, – Дима начал разжимать побелевшие пальцы подруги, прилипшей к перилам, как к спасительной соломинке, словно ее не к маме на чай вели, а пытались затолкнуть в вольер к голодному крокодилу.

– Подожди здесь, – шепнул ей Дима, когда они вошли в квартиру. – Вот тапочки, куртку давай. Я пошел на разведку.


Елена Николаевна, под гнетом открывшихся обстоятельств начисто забывшая про смотрины, с видом сфинкса сидела за рабочим столом в кабинете, нависнув над пачкой разнокалиберных фотографий. Выдержав драматическую паузу и дождавшись, пока Дима войдет, она скорбно подняла на него глаза и тихо проговорила:

– Вот, сын, смотри.

Тон и выражение лица были настолько непривычными и несоответствующими моменту, что Дима на мгновение оторопел.

– Что случилось-то?

Он даже заподозрил, что трагический концерт был подготовлен специально к приходу Вики, и предположил, что мама сменила тактику выживания невест с подведомственной территории.

– Случилось, – прошептала мама, брезгливо подтолкнув к нему фотографии. С первой же глянцевой карточки на него уставилась круглоглазая Вика, смешно приоткрывшая рот. На следующей была она же, только мельче. Дима тут же опознал сцену недавнего выбора машины у института. Вика, нелепо оттопырив попу, заползала в красный спортивный «Мерседес».

То, что мать установила за его девушкой слежку, было чересчур. Но высказаться на эту тему он не успел.

– Как ты думаешь, сколько лет этой пигалице? – грохнув по столу кулаком, возопила мать.

– Только не говори, что шестьдесят и что она так выглядит после пластической операции. Я все равно не поверю, – криво усмехнулся Дима, пытаясь понять, к чему она клонит.

– Да уж, ей от силы двадцать, а мне почти пятьдесят. Сравнение не в мою пользу, правда? И что же, я теперь израсходованный материал? Меня теперь на помойку?

– Мам, если я даже женюсь, то как это связано с…

– Правильно. В этой жизни каждый сам за себя! – взвизгнула Елена Николаевна. – Ты сразу про себя! А про меня ты подумал? При чем здесь твоя женитьба, а? Ты хоть раз в жизни можешь подумать о матери? Твой отец – подонок!

Вывод был неожиданным.

– А при чем здесь отец?

– При том. Это его девка!

– Кто?!

– Да, у твоего папочки есть любовница! Вот такой расклад! Какая-то сопля малолетняя! Я работаю круглые сутки, пашу всю жизнь, а он, понимаешь, вершки стрижет! Не устраиваю я его, похоже!

Дима побелел, все еще не веря в то, что услышал.

– Это ошибка, этого не может быть!

– Может, тут все, – мать шлепнула ладонью по конверту. – Их разговоры, адрес гнездышка, фотографии и всякая прочая гадость.

Из коридора послышался грохот. Вика, расслышавшая только часть разговора, моментально догадалась, что время для знакомства выбрано крайне неподходящее, поэтому она попыталась тихо покинуть это пепелище семейного счастья, но попытка снять куртку с вешалки закончилась плачевно: она поскользнулась на гладком линолеуме и шлепнулась на пол, уронив на себя часть одежды.


– Я все подниму, – испуганно пролепетала она Диме, вылетевшему из комнаты. Но он молча схватил ее и поволок куда-то на расправу. Знакомство с мамой Вика представляла себе несколько иначе. Во всяком случае, выражение лица Елены Николаевны могло бы быть и помягче: при виде девушки ее перекосило так, словно Дима привел на смотрины козу.

– Это как понимать? – прошипела мама, хватая ртом воздух и жутко выпучив глаза.

– Здравствуйте, – вежливо пискнула Вика, не понимая, почему ее настолько неласково встречают. Она беспомощно оглянулась на Диму, но он лишь молча ткнул пальцем в сторону позеленевшей родительницы.

– Объясниться не желаешь? – его голос тоже не предвещал ничего хорошего.

– Может, я сплю? – предположила Вика, затравленно скользя взглядом по оппонентам.

Но Дима неожиданно ткнул ей прямо в лицо фотографию:

– Что это?! Я тебя спрашиваю!

Фотография была странной, больше похожей на фотомонтаж. Раскорячившаяся в немыслимой позе Вика вперед головой заползала в незнакомую красную машину.

– Ой, – тут же осенило ее, – это Паша!

– Да?! – она вздрогнула от этого дружного выкрика и попятилась, мельком подумав, что надо потренироваться залезать в машины более пристойным образом, чтобы не веселить окружающих.

– Слыхал, сынок, это Паша! – Голос Елены Николаевны источал яд. Казалось, еще немного, и она нанесет остолбеневшей Вике смертельный укус.

Дима молча прикрыл глаза и отвернулся.

Елена Николаевна приподнялась со стула, чтобы начать свою обличительную речь, но при первом же ее движении Вика стремглав вынеслась из квартиры и, перепрыгивая через две ступеньки, поскакала по лестнице.

– Это что, и есть твоя девушка? – горько поинтересовалась мама у обмякшего Димы. Не получив ответа, она заключила: – Я тебе говорила, что ты не умеешь выбирать женщин? И ты еще со мной спорил! Запомни: мать всегда права!

Эта маленькая победа слегка воодушевила ее, придав моральных сил для дальнейшей борьбы. Елена Николаевна любила такие моменты, когда ее правота подтверждалась фактами.

– А почему у нас двери нараспашку? – раздался из прихожей бодрый голос Павла Антоновича. – Хозяева, ау!

Он заглянул в кабинет и удивленно поднял брови:

– Чего двери-то не закрыли? О чем молчим?

Ответом ему была гробовая тишина, наполненная многозначительной тяжестью и грядущими неприятностями.

– Алле, что случилось, господа? По ком скорбим?

– По тебе, дорогой, – слово «дорогой» Елена Николаевна почти выплюнула, пробуравив супруга взглядом.

– И что со мной случилось? – криво улыбнулся Павел Антонович, судорожно прикидывая, про какой из его грешков прознала жена.

Дима не мог уйти, но и наблюдать эти разборки было невыносимо.

– А вот посмотри, какая прелесть? – максимально ровным голосом произнесла Елена Николаевна, кивнув на кучку бумаг на столе, увенчанную стопкой фотографий.

Павел Антонович скосил глаза и крякнул.

– Лен, ну хотелось мне красную машину. Да, не сказал тебе. Это что, преступление? Ты бы стала смеяться и говорить, что это цвет не мужской, или еще какие-нибудь аргументы приводить… Ты же любишь на мне потоптаться, в семье-то не без урода, а урод у нас завсегда один – я!

Во все времена лучшей защитой было нападение, поэтому он хотел напасть первым.

– Я же вообще у вас тут как тварь бессловесная: на совете директоров ты меня затыкаешь, в офисе прямо при сотрудниках на меня орешь… Да, а у меня, между прочим, была своя мечта, красная машина, и я не хотел слышать в свой адрес оскорбления, поэтому и не собирался сообщать тебе об этой покупке! Я тоже человек…

– А чья это задница торчит из твоей мечты? – довольно грубо перебила его жена.

– Где? А, эта…

Дима напрягся и стиснул зубы.

– Да девочку какую-то подвез!

– К твоему сведению, с этой девочкой я только что общалась, так что не пытайся выворачиваться, мы с Димой все знаем!

Павел Антонович побагровел, мучительно соображая, что именно успела наговорить им эта девчонка. Единственное, что он знал точно: надо стоять до последнего и ни в чем не признаваться, как партизан на допросе. Выжав из допрашиваемого всю информацию, его, как правило, выбрасывают.

– Что за бред! Я ее видел раз в жизни! Ты посмотри на нее, я же ее лет на тридцать старше, Лена! Что мне с ней делать?

– Судя по записям, ты нашел, чем ее заинтересовать! – она многозначительно пошлепала ладонью по пачке бумаг, горкой лежащих перед ней на столе.

– Какие еще записи? Это форменная ерунда, меня кто-то подставляет, а ты веришь!

– Отец, хватит! Это моя девушка! Понимаешь, моя! Я, может, жениться собирался! – Дима вскочил и забегал по комнате. – Зачем ты врешь, выворачиваешься? Зачем? На это все смотреть тошно!

– И ты туда же! – Павел Антонович даже вспотел от возмущения. – У меня с ней ничего не было, я ее просто подвез! Я ее пальцем не тронул! Ничего она не могла вам рассказать, потому что ничего не было! Не бы-ло! Вы параноики, оба, это у вас семейное, наверное! Я и эта девчонка! Надо же такое выдумать!

Он взбодрился, поняв, что оппоненты допустили ошибку и пошли по ложному пути. Про Марину они явно не знали, а то, что его сфотографировали с этой…

– Да, – его вдруг осенило. – Я с ней встречался, но совсем не для того, про что вы оба думаете!

Он победоносно взглянул на Елену Николаевну и перевел взгляд на сына.

– Я знал, что это твоя девушка. Да, я знал! Я хотел с ней познакомиться поближе, чтобы подготовить мать, потому что с ее подходом ты никогда не женишься, а девицы будут от тебя бегать, как от Синей Бороды! Или тебе нравится, что она спускает с лестницы твоих подруг? Тогда извини, не знал, мешать не буду!

– Судя по кассетам, ты решил досконально изучить ее внутренний мир и проверить будущую родственницу в деле! – с горьким сарказмом заключила Елена Николаевна. – То есть тебя не остановило…

– Бред! Я не знаю, что за кассеты тебе подсунули, но предположить, что я сплю с девушкой собственного сына – это… это… Вы меня оскорбляете своими дикими подозрениями! Просто немыслимо! Вот так всегда, хочешь как лучше, а этого никто не ценит, только пинки и унижения! Ну ничего, я привык, давайте, вытирайте об меня ноги! И тебе, сынок, спасибо!

Дима занервничал. То, что говорил отец, хоть и с большой натяжкой, но вполне походило на правду, тем более что он никак не мог поверить в то, что Вика способна на измену. Ему просто не хотелось в это верить, и он готов был прислушаться и к более фантастическим аргументам, лишь бы оправдать Вику. Елена Николаевна почувствовала, что сын колеблется, и поспешила перетянуть его на свою сторону:

– Конечно, ты сама невинность! А что, ваши с ней охи-вздохи на съемной квартире слушать не будем? Так сказать, аудио-порно, сплошной полет фантазии! Кстати, адрес проспект Металлистов, дом сорок шесть тебе ни о чем не говорит?

Павел Антонович вздрогнул: по этому адресу располагалось их с Мариной временное прибежище. Но свечку-то никто не держал… Пришло время нанести последний решающий удар. Павел Антонович сейчас боролся не только за свое доброе имя, но и за свое светлое и сытое будущее.

– Хорошо, если ты не постеснялась трясти грязным бельем перед нашим сыном и вынуждаешь меня самостоятельно выползать из вылитых на меня помоев, то наслаждайся! Это ты махнула на меня рукой и сбросила со счетов, а я еще достаточно молод, я хочу жить, как полноценный мужчина! Ты бросила меня на произвол судьбы, а я продолжал бороться! И я надеюсь, что моего сына минет моя участь, хотя нам не дано знать, что с нами сотворит судьба и какие пошлет испытания! Для тебя, Дима, импотенция – пустой звук, а для меня – реальный приговор! Лучше умереть, чем жить в таком унижении!