Мара Уайт - Доставка

─ Ты в порядке? Сядь! Могу я чем-нибудь помочь?

─ Во-первых, ты можешь перестать игнорировать меня. Посиди со мной, ─ говорит он, похлопывая по дивану рядом с ним.

─ Это из-за пыли или из-за перенапряжения? ─ спрашиваю я.

─ Из-за того и другого, ─ отвечает он и я осознаю что теперь он всегда прямо отвечает на мои вопросы. ─ У меня есть идея, как заставить тебя чувствовать себя лучше. Ты сказала, что они просто снесут дом, не так ли? Как только получат разрешение банка?

─ Да. Но мне не нравятся твои идеи.

─ Я даже не сказал тебе, в чем она заключается. ─ говорит он еще раз пользуясь ингалятором и задерживая дыхание в легких широко раскрывая грудь.

Он роется в рюкзаке и достает банку с краской. Он энергично встряхивает ее, снимает крышку и передает ее мне.

─ Для чего это? ─ спрашиваю я, мое сердце биться сильнее периодически пропуская удары. Мози всегда полон сюрпризов и они волнуют меня как ребенка.

─ Скажи мне, как ты себя чувствуешь. Выплесни это наружу. Потому что я вижу, что тебе больно.

Я смотрю на него, и у меня болит сердце. Он так мне нравится и я хочу поцеловать его. И меня так заводит то, как он смотрит на мой рот, я действительно хочу поцеловать... Я встаю и неуверенно иду к стене. Снова взболтав банку с краской, я пишу гигантскими буквами «ПОШЛИ НА ХЕР!» прямо над каминной полкой, где раньше весело зеркало.

Мози кивает мне и снимает рубашку. Он по-прежнему улыбается и поднимает большой палец вверх, пока смяв рубашку, вытирает пот и пыль со своего мускулистого тела.

Я онемела, смотря на его грудь. У него рельефная, четка выраженная мускулатура. Он идеальный. Нет, он лучше, чем идеальный. Он такой, каким должен быть мужчина. Я хочу пройтись языком по каждому квадратному дюйму его тела. Хочу, чтобы он снял остальную одежду. Хочу кувыркаться с ним голой. В пыли, в грязи, с прилипающей к нам красной лентой ─ мне все равно. Я буду кувыркаться с ним где угодно. 

─ Еще что-нибудь? ─ спрашивает он и я прячу глаза от захватывающего тела передо мной. Поворачиваюсь к соседней стене.

Я так возбуждена. Я горю. Я ужасно рассержена и сексуально не удовлетворена. Есть кое-что, что я хочу написать, но это заставляет меня чувствовать себя эгоистичной и глупой. Но я все равно хочу это написать, а это мой шанс, и он пока есть у меня.

─ Я полностью поддерживаю своих родителей, а мне только двадцать пять! ─ цифры я делаю просто гигантскими. Чувствую огромное эмоциональное освобождение. На самом деле я никогда не говорила об этом вслух, но это то, о чем я думаю и  что постоянно чувствую. Я никогда не говорю об этом, потому что не хочу позорить их.

─ Вот. Могу я показать тебе кое-что? ─ спрашивает Мози и подходит ко мне сзади. Он кладет одну руку на мое плечо и прижимается ко мне, оборачивая свою большую руку вокруг моей маленькой. Нажимает на кончик моего пальца и струя черной краски покрывает стену. Он подвигает нас ближе к стене, аккуратно проделывая каждый шаг.  

─ Ты являешься частью того портретного проекта? Того, который против нарко-трафика?

Его тело немного напрягается. Он отпускает пульверизатор. Теперь его очередь игнорировать меня. 

Он снова начинает двигать нас к стене. Поток краски становится менее прозрачным и влажнее, а размытые линии делают идеальный круг, пока он руководит мной. Затем он тянет наши руки назад и быстрее двигает банкой, делая зигзаги вперед и назад. Краска ложится слабыми брызгами, создавая цветовую градацию, когда он снова возвращается к первоначальным линиям. Это почти похоже на серый закат. Поразительно, но так просто.

─ Так это и есть метод для такого граффити, да?

Я говорю, но абсолютно не важно, что я говорю. Потому что смысл данного момента  все прочувствовать. Только чувствовать. Мы соприкасаемся. Мози и я так близки и все вокруг соприкасается с нами.

Его обнаженная грудь прижата к моей спине. Он выдыхает мне в шею, так близко к моему уху. Его длинная рука покоится на моей руке, его ладонь обхватывает мою, придерживая мои пальцы на крохотном распылителе банки с краской. Я чую запах его пота с явным оттенком кедра. И его дыхание, с примесью химикатов от его ингалятора. Его сердце бьется так близко от моего собственного, и я ничего так не хочу как его рук обернутых вокруг меня, и его тепла ограждающего меня от всего и одновременно полностью просачивающегося в меня.

Я стою напряженная и сдерживаю дыхание, молясь, чтобы он ушел и в то же время, чтобы он никогда не покидал меня. Затем я чувствую, как его твердая как камень эрекция прижимается к моей заднице. Я хочу прикоснуться к его члену. Это так не нормально. Мой разум призывает меня к моей работе и моим профессиональным обязанностям.

Я вырываюсь подальше от него и, схватив банку, бросаю ее в пустой камин. Поворачиваюсь к нему, чтобы поругать его за нарушение границ. Но он уже повернулся спиной ко мне и как сумасшедший роется в своем рюкзаке. Он смотрит на меня, открывая банку с красной краской, и так сильно трясет ее, я вижу, как напрягаются его мышцы. Он со всей дури трясет банку, все время, пока смотрит на меня, затем он подходит к стене рукой отодвигая меня. 

─ Отойди, ─ говорит он и поднимает банку собираясь рисовать.

Его рука очень быстро двигается, ничего не размывая, и у него выходят превосходные линии. Он владеет легко узнаваемым мексиканским уличным стилем, которым украшено так много мостов и дождевых водостоков по всему Лос-Анджелесу. То, что он делает ─ прекрасно, а он всего лишь пишет слова одним единственным цветом. Я уже знаю, этот человек может создавать маленькие чудеса своей росписью.

Он отступает на шаг назад, оценивая свою работу. Его руки скрещены перед ним, грудь тяжелая, а его темные глаза горят.

Мне трудно сразу прочитать, потому что надпись  сильно стилизована, но я прищуриваюсь и вижу свое имя, а затем все понимаю «Это дом Ланы, она здесь выросла!»

Мои глаза наполняются слезами, которые невозможно сдержать. Я снова плачу перед ним и мне хочется сказать ему, что я никогда не плачу. Что я самая сильная девочка, которую он когда-либо встречал. В средней школе я упала на занятиях по легкой атлетике и вывихнула колено. Я сломала два пальца, когда пыталась смягчить падение. Сколько слез я пролила в тот день? Ни одной слезинки! Ни один человек не стал свидетелем моих слез. Я все держала в себе, как настоящий чемпион. Пятнадцать гордых минут я была героем школы, звездой  легкой атлетики.

Я киваю головой и шмыгаю, а он улыбается моей реакции. Его улыбка заставляет меня смеяться и сгибаюсь пополам, смеюсь так сильно, что у меня начинает болеть бок.

─ Что тут смешного? ─ спрашивает Мози, смотря на меня так, словно я что-то упустила и озадаченность смывает его первичную радостную реакцию.

─ Мне так это понравилось, Мози. Мне безумно нравится… ─ но теперь я фыркаю и кашляю.

─ Лана, какого черта?

─ Ты не правильно написал слово «здесь», ─ мне удается пропищать, и я почти не могу ровно стоять. Слишком много эмоций, а я слишком уязвима. Я не привыкла к такому количеству чувств. ─ Ты написал «здись», ─ говорю я и закрываю руками уши, но я давлюсь кашлем, смехом и слезами и едва могу говорить.

─ Черт! ─ ворчит Мози  и со злостью подходит к стене. ─ Ну, английский мне не родной язык, ─ говорит он, кладя руку на бок и сильно встряхивая банку с краской.

─ Очень даже родной, ты такой лгун, ─ Я все еще согнута пополам, хохочу, словно полностью лишилась рассудка.

Он заменяет букву, а затем быстро что-то пишет. В конце он дописывает слово «понятно», и конечная надпись гласит «Это дом Ланы, она здесь выросла, понятно!». Он быстро учится, хоть это я могу в нем отметить.

 Я снова киваю головой и улыбаюсь, пока слезы стекают по моему лицу, полному эмоций. Это вероятно самый милый и простой жест, который когда-либо был сделан мне. Это затмевает собой колючую грушу и возможно даже его нежданное появление в Мичигане, чтобы помочь мне и моим родителям. Он дает голос моим чувствам, оставляя обнаженной несправедливость по отношению к нему.

Я не знаю, была ли я когда-нибудь настолько понятой или принятой кем-то. Я смотрю на него. Глаза его широко раскрыты и полны страха и преданности. Перед ним я чувствую себя голой. Я никогда и никому не раскрывала себя настолько.

Он делает шаг ко мне и обнимает меня за талию, а затем быстро прижимает свой рот к моему. Движения Мози настолько изящные и плавные, я не успеваю следить за ними. Они как мгновенное совершенство, яркие и полные блаженства. Его рот это рай, а его поцелуй наполнен сладкой тоской и огромным количеством обещаний. Мое тело невыносимо желает этого мужчину. Я желала эти теплые губы с тех пор, как он переступил порог моего кабинета, но все это так неправильно и мне больно признавать это. Я толкаю его в грудь и со злостью отступаю от него. 

─ Не целуй меня! ─ кричу я ему. ─ Я должна защищать тебя от людей как я!

Он смотрит на меня, а затем смотрит в пол. Я раздавила его чувства и его эго, и теперь ярость быстро берет над ним верх.

─ Не обманывай себя, Лана. Не притворяйся, что не нуждаешься во мне или что не хочешь меня! Я могу видеть это в твоих поступках. Я чувствую тебя. Я хочу узнать тебя. Просто пожалуйста, позволь мне это.

─ Мне и так было хорошо. Вообще-то, мне было намного лучше, пока ты не появился. Почему бы тебе просто не вернуться в Лос-Анджелес?

Я кладу руки на бока, а он скрещивает свои руки на груди.

─ Как ты смеешь ставить меня в такое положение, из-за которого я могу потерять работу. Ты знаешь больше чем кто-то другой, насколько сейчас я нуждаюсь в ней!

─ Ты хочешь, чтобы я уехал? ─ кричит он, шагая прямо на меня с такой одержимостью, что я молюсь, чтобы он не стал грубым или жестоким. Способен ли он причинить мне боль? Это первая из причин, почему никогда и ни за что не стоит связываться с клиентами.

Он поднимает банку и с близкого расстояния выпускает струю красной краски прямо мне на грудь. Он рисует красный круг, не переставая распылять краску, затем он резко останавливается, и мы оба смотрим, как краска стекает по моей белой рубашке. Мы переполнены эмоциями и оба тяжело дышим. Грудные клетки обоих тяжело вздымаются, словно в ожидании чего то, как камин рядом с нами, в миссию которого входит заставлять пламя гореть все выше и выше.

─ Лана, ─ говорит он со всей серьезностью, указывая на место в моей груди. ─ Прямо здесь, Док, вот, где должно быть твое сердце.

Я в ярости, не смотря на то, что через вспышку моего гнева знаю ─ он прав. Я иду к камину и достаю свою банку с краской. Не останавливаясь, я двигаюсь дальше и подхожу к его груди. На нем нет рубашки, но это не останавливает меня. Я награждаю его черным «Х» через всю его грудь.

─ Да уж, ну а ты вообще запретная зона, ─ говорю я. ─ Хотя дай мне это! ─ я хватаю кусок красной ленты и прилепляю ее на его плечо. ─ Это значок мусора, Мози. Почему бы тебе не вынести себя отсюда!

Мози пронзает меня своим взглядом, так смотрят измученные дети в поисках любви и похотливые взрослые желающие потрахаться. Его лицо только подтверждает мне, что я правильно поступила. Он слишком уязвим. Вы не можете связываться с таким дерьмом. Это больше чем опасно. Это токсично.

Он подходит к дивану и хватает свой рюкзак и гитару. Перекидывает их через плечо и быстро выходит из дома. Мои глаза следят за ним до двери, и я вижу Алексея, стоящего там, в его руках пакеты с едой и двухлитровая кола подмышкой. Он смотрит на меня, широко раскрыв глаза и разинув рот. Он моргает, осматривая комнату и мою окрашенную рубашку.

─ Как давно ты там стоишь, Лекс? ─ спрашиваю я его, все еще тяжело дыша от эмоционального напряжения.

Он поворачивается и смотрит на теперь широко раскрытую входную дверь. Мы едва можем разглядеть Мози, когда он сворачивает вниз по улице. Лекси снова смотрит на меня и в замешательстве трясет головой.

─ Святое дерьмо, Лана. Ты не сказала мне, что влюблена в него.

И вот так это закончилось. Он ушел из моей жизни так же, как и вошел в нее. Без лишнего шума, но честно, нагло и с мощной дозой сексуальности. Он мужчина, который проделывает свой жизненный путь с решимостью и четкостью. Мози Круз был драгоценным камнем ─ редким, красивым и завораживающим. Но он никогда не был моим.

Возможно, вы удивляетесь, как история могла закончиться таким образом. Или вероятно вы раздражены, что я снова разговариваю с вами напрямую. Но я уверенна, вы заметили, что я честна с вами. Я ценю прозрачность и открытость вещей. Я хочу рассказать вам обо всем, что произошло, чтобы вы сами могли судить, и неважно считаете вы меня плохим человеком или нет.