ГЛАВА 8

Париж

В этот день у Лейлы Казан не было срочных дел, и она могла вволю выспаться. Когда на часах было уже половина одиннадцатого, она не спеша встала с постели и подошла к окну – серые облака скрывали солнце, вот-вот мог начаться снегопад, но Лейле нравилась такая погода. Она открыла форточку и глубоко вздохнула – свежий, прохладный воздух зимнего парижского утра был в сотни раз приятнее прокуренной атмосферы салонов и фотостудий, в которых она проводила большую часть жизни… Лейла умылась и стала одеваться. Вскоре она вышла из дома. В теплой шерстяной куртке фиолетового цвета, простых джинсах, с распущенными черными волосами, без всякого макияжа она совсем не походила на знаменитую фотомодель. Лишь огромные темно-синие миндалины ее чудных глаз выдавали «ту самую» Лейлу Казан. Таких глаз во всем Париже больше ни у кого не было.

Лейле исполнилось всего семнадцать, когда на нее обратил внимание агент, искавший фотомодели для знаменитых журналов мод… Он отвел ее к одному из ведущих парижских фотохудожников, который убедил ее немного попозировать. Обычные снимки обычной девушки – в простой одежде, без косметики. Мастер сумел выгодно подчеркнуть ее необычные черты – смесь Востока и Запада, и вскоре престижный «Вог» сделал ей предложение. Лейла забросила занятия в Сорбонне и стала знаменитой манекенщицей. Все дни были у нее расписаны на год вперед – представители ведущих домов моделей упрашивали ее хотя бы раз сняться в их рекламных проспектах.

Лейла поняла, что отныне ее жизнь связана с Европой. Но с самого начала она поставила одно жесткое условие – два месяца в году она должна быть свободна. И каждый год на два месяца Лейла уезжала в город, которому было отдано ее сердце, где жили все ее близкие, где сама она родилась и выросла, без мыслей о котором самые роскошные парижские апартаменты казались ей жалкими. Она уезжала в Стамбул.

Лейла выбрала себе жилье на острове Сен-Луи – маленькой, окруженной со всех сторон водой деревушке в самом сердце Парижа. Остров имел в длину не более восьмисот ярдов, всего восемь улиц, и все его жители знали друг друга в лицо. Конечно, соседи знали, что очаровательная турчанка – знаменитая на весь мир фотомодель, но никто не придавал этому обстоятельству чрезмерного значения – для ее соседей и других островитян (так называли себя жители Сен-Луи) она была просто Лейла.

Лейла быстро прошла по Кэ-де-Бетюн, не обращая внимания ни на отражавшиеся в глади реки фасады домов семнадцатого века, ни на проплывавшую под арками моста Пон-Мари баржу. Обычно она не могла пройти мимо знаменитого магазинчика мороженого Бертильона, сейчас она даже не взглянула на него. Забежав на минутку в молочную Леконта, она купила йогурт и на ходу быстро съела его. Она забросила пакет с бельем в прачечную мадам Парро на улице Регретье, ограничившись лишь коротким кивком удивленной хозяйке. Увидев Лейлу в таком настроении, продавец в фруктовом магазине чуть не уронил корзинку с яблоками: что это с мадемуазель Лейлой? Она явно не в духе.

Лейла быстро шла по Кэ-де-Бетюн, вспоминая вчерашний выпуск вечерних новостей. Внимание средств массовой информации было приковано к только что завершившемуся аукциону «Кристи» – вернее, к одной драгоценности, выставленной на аукционе… Тележурналисты взахлеб пересказывали сплетни, связанные с изумрудом Ивановых, а Лейла молча сидела перед экраном телевизора и дрожала от страха. В кадре мелькнули молодой советский дипломат, какой-то высокопоставленный чиновник из Госдепартамента США – он с понурым видом покидал зал торгов.

– Ни один драгоценный камень не вызывал такого фурора, – заключил тележурналист, и Лейле стало не по себе.

– О, Боже, – прошептала она, – кто же мог подумать, что все так обернется?!

Конечно, они с Анной знали, что не случайно сокровища Ивановых так долго прятали от посторонних глаз. Их много раз предупреждали о возможной опасности, но они – молодые, беспечные – не придавали этому большого значения. Подумаешь, какая-то старая история! Да наверное все давным-давно забыли и об этом изумруде, и о сокровищах! Ведь сколько воды утекло. Девушки просто не могли поверить, насколько все серьезно в реальности. Когда в прошлый раз они продали на аукционе один из фамильных бриллиантов, никто не обратил на это никакого внимания – в тот раз девушки были весьма довольны собой: они радовались, что не послушали совета старших и в результате всех перехитрили. Увы, только сейчас Лейла осознала, что успех с продажей бриллианта вскружил им голову – они забыли о всякой предосторожности и в итоге сыграли на руку врагам. Увы, те, кто предупреждал их об опасности, оказались правы: даже разрезанный и переограненный, изумруд Ивановых был узнан.

Лейла быстро взбежала по лестнице к подъезду своего дома, вошла в лифт и нажала кнопку верхнего этажа. Выходя из лифта, она услышала телефонный звонок – девушка поспешно достала из сумочки ключ и отперла дверь квартиры. Телефон перестал звонить, она опоздала. Лейла нажала кнопку автоответчика и услышала знакомый голос:

– Здравствуй, Лейла, это Анна. Мы попали в изрядную переделку. Я и сама не пойму, что произошло, но только вдруг наш изумруд понадобился всему миру. Мне необходимо с тобой поговорить. Увидимся завтра, в половине одиннадцатого утра у Лувра. Ах, Лейла, что мы с тобой натворили! Я знаю, что ты собиралась завтра в Милан, но пойми, нам необходимо встретиться. Пожалуйста, не подведи меня…

Раздался щелчок, автоответчик выключился. Лейла откинулась в кресле и схватилась за голову.

– Ах, прадедушка Тарик-паша, – прошептала она, утирая слезы. – Это ты во всем виноват. Это ты говорил нам, что Казаны всем обязаны семье Ивановых, это ты заставил своих детей и внуков клясться на верность их семье… Теперь посмотри, во что ты втравил меня…

Лейле казалось, что Тарик знает, о чем думает сейчас его правнучка, знает и именно поэтому еще раз напоминает, как многим обязан весь его род семье князя Иванова…


Россия, 1917 г.

Княгиня Софья ходила взад и вперед по маленькой комнатке, которая вот уже месяц была ее тюрьмой. Она думала, что делать дальше.

Долгая, изнурительная поездка из Москвы в Крым была позади – княгине не хотелось даже вспоминать эти страшные дни… Она надеялась, что стоит лишь добраться до Ялты, и все устроится. Они доберутся до своего поместья, старые друзья помогут им сесть на корабль в Константинополь, а там… там и до Европы – рукой подать. Но княгиня помнила, что они не смогут открыто появиться ни в Париже, ни на своей вилле в Довилле, не смогут обратиться за помощью к парижским друзьям.

Миша предупреждал мать, что ЧК не оставят в покое их семью – большевики будут охотиться за Ивановыми до тех пор, пока не разыщут всех наследников несметных богатств древнего рода. Их будут пытать, требуя передать новой власти все сокровища, а потом убьют…

Путешественницы добрались до Ялты поздно вечером. Воздух был чист и свеж, весь пропитан ароматом кипарисов и запахом моря. Все трое шли по пустынной тропинке, а малышка Ксения – впрочем, после эпизода с Григорием Соловским ее стали звать Азали, впервые за несколько месяцев позволила себе попрыгать на одной ножке.

– Сударыня, сударыня! – услышала Софья знакомый голос.

Она обернулась: в нескольких шагах от них стоял начальник почтовой станции – почти ровесник старой княгине, знавший ее более полувека. Правда, раньше он называл ее не иначе как «Ваша светлость»…

– Сударыня, – прошептал седобородый старик. – Извините за неучтивость, но сейчас, вы же знаете, даже стены имеют уши. Все изменилось – город так и кишит красными шпионами… Жить стало страшно. Ваш дом… – Он запнулся и грустно покачал головой. – Его реквизировали, там разместилась ЧК, хотя, конечно, они стараются скрыть это… Если только они узнают, что вы в Ялте, вас немедленно арестуют. Ах, сударыня… Куда же вам пойти?

Софья знала, куда пойти. Решив, на всякий случай, не брать извозчика, путешественницы отправились пешком по узеньким крутым улочкам на гору, где стоял дом бывшего кучера Ивановых. Еще лет пятнадцать назад кучер попросил хозяев отпустить его на покой, и они в благодарность за пятьдесят лет верной службы купили ему этот дом.

Княгиня Софья постучала в дверь и стала дожидаться ответа. За те годы, что кучер служил у Ивановых, у нее ни разу не возникали сомнения в его верности, но она знала: страх может заставить человека изменить даже самому дорогому на свете. Но вскоре дверь дома распахнулась настежь, и старый слуга, вне себя от счастья, что видит старую княгиню живой и здоровой, пригласил их войти.

И все-таки Софья понимала, что долго оставаться в гостеприимном доме они не могут. Старый кучер был предан, но не мог скрыть своего страха. Старая княгиня видела в его глазах ужас каждый раз, когда он приносил им еду и рассказывал о боях в Крыму. Сегодня утром он рассказал ей, что на флоте началось восстание – часть кораблей перешла к большевикам. С каждым днем у беглянок оставалось все меньше шансов выбраться из Крыма.

Софья Иванова остановилась возле окна: вдали виднелась синяя гладь моря и зеленые холмы, спускающиеся к воде.

Виллы Ивановых видно не было – ее загораживали деревья, но старой княгине достаточно было прикрыть глаза, чтобы перенестись в родовое имение… Великолепный белый дом с ионическими портиками, отделанные мрамором террасы, фонтаны, бассейны с мозаичным дном, огромный сад, в котором ее муж выращивал диковинные сорта деревьев, специально выписывая их из лучших питомников мира… А как чудно по утрам пели птицы возле дальней виноградной беседки! Дом находился так близко, на вершине соседнего холма, но Софье казалось, что между домиком старого кучера и бывшей усадьбой его бывших хозяев пролегло расстояние в тысячу верст… Она вспомнила, как счастлива была в этом большом белом доме. Они жили все вместе: она, Миша, Аннушка, внуки… Как весело смеялись дети, резвясь в саду… Их смеху вторили птицы, а старая княгиня чинно ходила по посыпанным морской галькой тропинкам, вдыхая аромат олеандров, магнолий, дикого чабреца…

Софья глубоко вздохнула и открыла глаза. Увы! Ей уже никогда не суждено переступить порог своего дома.

Вдруг откуда-то снизу послышались выстрелы. Княгиня выглянула из окна. Ей самой было уже нечего бояться, но Мисси и Азали стали в последнее время слишком часто выходить из дому на прогулки, выдавая себя за вдову и дочь инженера О'Брайена. Когда княгиня Софья поняла, откуда доносится стрельба, ее сердце сжалось от ужаса: да, сомнений быть не могло – перестрелка происходила возле старой армянской церкви, куда Мисси чаще всего водила на прогулки Мишину дочь. Софья в ужасе закрыла лицо руками:

– Нет, только не это! – взмолилась она. – О, Господи, не отнимай у меня внучку и Мисси! Молю тебя, защити их! У них впереди вся жизнь. Господи, если тебе нужна жертва, возьми мою душу!

Старая княгиня опустилась на колени и впервые в жизни зарыдала.

Мягкая крымская осень уже закончилась, но и в декабре стояла хорошая погода: ветра не было, воздух был свеж и чист. Мисси сидела на большом камне и жевала травинку – Азали весело прыгала по церковному двору. Возле нее резвился верный Виктор, радуясь возможности побегать на просторе.

Мисси подумала, что если души умерших выходят иногда из могил, они, наверное, радуются при виде этой идиллической сцены: маленькая девочка и собака играют на солнышке. Мисси знала, что, хотя тело ее отца тоже похоронено здесь, в Крыму, душа его наверняка в Англии. Наверное, он приходит по ночам в свой кабинет и просматривает старинные фолианты.

Далеко внизу лежала Ялта: кривые улочки, черепичные крыши, луковицы собора Александра Невского, набережная, обсаженная пальмами. Наверх, к холмам, поднимались песчаные дорожки – они вели к дачам знати, купцов, важных чиновников. Среди зарослей акации и можжевельника подобно темным восклицательным знакам возвышались стройные кипарисы.

Вдруг тишину нарушил звук выстрела – Виктор остановился как вкопанный и навострил уши. Раздался второй выстрел – верный пес вздрогнул. Мисси бросилась к Азали и повалила ее наземь возле большого розового могильного камня. Стрельба прекратилась – из-за деревьев, в каких-нибудь двухстах шагах от места, где спрятались Мисси и Азали, послышались голоса. Потом опять выстрелы.

В ответ откуда-то снизу раздалась пулеметная очередь. Мисси увидела стрелявших – то были трое крымских татар в национальной одежде: пестрые чалмы, белые рубахи с широкими рукавами, куртки из овечьей шерсти. Они тащили тяжелый пулемет. Их противников не было видно, но они могли прятаться за деревьями.

Мисси поняла, что маленький церковный двор может оказаться под перекрестным огнем. Надо было куда-то деваться.

– Азали, – прошептала она, – сейчас мы сыграем в одну интересную игру.

Мисси сама испугалась своей идее: ведь солдаты будут стрелять по любой движущейся цели. Что, если Азали случайно споткнется?