Дженнифер Арментроут - Доверься мне

Она внезапно встала.

— В конце концов, я оказалась в больнице, и они провели обследование. Появилась полиция, я рассказала им о происшедшем, и это была правда.

— Конечно же, это была правда. — Я наблюдал, как она мерила комнату быстрыми и возбужденными шагами.

— К тому времени, как полиция ушла из больницы, вечеринка закончилась, но Блейн был у себя дома, — продолжила она, словно не слышала меня. — Они арестовали его и отвезли в участок. Я пошла домой и следующие два дня не ходила в школу, но все узнали, что его арестовали за содеянное. А потом явились его родители.

— Что ты имеешь в виду?

— Наши родители были… и остаются приятелями по загородному клубу. Все, о чем они когда либо заботились — это имидж. У моих родителей больше денег, чем можно представить, но… — Ее голос стал грубым и хриплым. — Фицджеральды предложили моим родителям сделку. Если я откажусь от обвинений и буду молчать о случившемся, они выплатят мне и им баснословную сумму.

Я уставился на нее.

— И твои родители послали их куда подальше, так?

Она рассмеялась, но смех казался надломленным.

— Они показали моим родителям фото, где были мы с Блейном на вечеринке, и сказали, что если дело дойдет до суда, никто не поверит девчонке в развратном костюме, сидящей у него на коленях. И мои родители, они не хотели ввязываться в скандал. Им было выгоднее замять дело, поэтому они согласились.

— Твою мать, — прошептал я с хрипотцой.

— Все произошло так быстро. Я не могла поверить, в то, что говорили мне мои родители. Они и раньше едва обсуждали это со мной, но они… они так волновались о том, что все подумают, если все всплывет наружу… фотографии и тот факт, что я выпивала. Я просто была так напугана и смущена, и понимаешь, я даже не уверена, что они поверили мне. — Она откинула волосы назад, зажмуривая глаза. — И я подписала бумаги.

Я не только хотел убить ублюдка совершившего это, но еще и добавить в этот список ее родителей.

— Я согласилась взять деньги, половина из них была переведена на мой счет, и по достижению восемнадцати лет, я получала к ним доступ, и я согласилась снять обвинения и не поднимать эту тему снова. — Она опустила руки и посмотрела на меня. — Я ужасный человек, не правда ли?

— Что? — О, нет… — Ты не ужасный человек, Эвери. Господи боже, тебе было четырнадцать, и твои родители должны были послать их куда подальше. Кого и стоит винить, помимо урода, который сделал такое с тобой, это их. В этом нет твоей вины.

В ее глазах промелькнуло облегчение, но, как только она упала в кресло, я понял, что это еще не все. Твою мать. Было еще что-то. — В течение нескольких дней, все в школе ополчились против меня. Похоже, в соглашении ничего не говорилось о том, чтобы Блейн держал свой рот на замке. Он сказал всем, что я соврала. Что я делала всё это с ним по своей воле, а потом ложно его обвинила. Все ему поверили. А с чего им не верить? Я отказалась от обвинений. Я не могла это обсуждать. Школа… превратилась после этого в ад. Я потеряла всех друзей.

Все стало складываться. — Вот почему ты бросила танцы?

Да. Я не могла вынести пристальных взглядов людей и перешептывания о том, что они слышали или, когда открыто обсуждали это прямо передо мной. И я сделала это… — Она подняла свою левую руку. — Моя мама была в ярости.

Я не мог поверить в то, что она только что сказала. — Она рассердилась из-за того, что ты… — Я покачал головой. — Не удивительно, что ты не ездишь домой повидаться с ними.

— Поэтому я выбрала этот город, понимаешь. Он достаточно далеко, чтобы просто сбежать прочь от всего этого. Я думала, что все, что мне нужно — это уехать подальше.

— То сообщение, которое я видел. Оно от того, кто знал о произошедшем?

— Кто бы ни сказал, что нельзя сбежать от своего прошлого, знал не понаслышке, о чем говорил.

Желваки на моих скулах двигались как сумасшедшие.

— Что еще случилось, Эвери? Ты сказала, что этот Блейн в тюрьме? Но кто пишет тебе сообщения?

Сгорбившись, она уронила голову на ладони. Ее лицо было закрыто вуалью из блестящих волос.

— Я получаю эти сообщения с августа. Я думала, что это просто какой-то козел, и игнорировала их. И мой двоюродный брат пытался со мной связаться, но я игнорировала и его, потому что… в общем, по очевидным причинам. Я, наконец, поговорила с братом во время зимних каникул, в тот вечер, когда пришла в твою квартиру.

— В ту ночь, когда был бой?

— Да… Он пытался связаться со мной, чтобы рассказать о том, что Блейна арестовали за то, что он проделал то же самое с другой девочкой в начале лета. На самом деле он попросил прощения. Это много для меня значило, но… Я не знала, что именно эта девушка пыталась со мной связаться все это время. — Сделав глубокий вдох, она подняла голову. — Блейн сделал это с другой девушкой. И она, по-видимому, пыталась связаться со мной, потому что не знала о деньгах. Она пошла в полицию и стояла на своем. Она упрятала его за решетку, а я… Когда я не отвечала, она подумала, что я лгала о Блейне, либо еще что-то. И чем дольше я не отвечала ей, тем рассерженнее она становилась. Если бы я не подписала те бумаги, он бы никогда не смог ей навредить.

Я покачал головой.

— То, что с ней произошло ужасно, и я рад, что этот сукин сын отправится за решетку. А еще лучше, его должны кастрировать, но в том, что случилось с ней, нет твоей вины, милая. Ты не заставляла его делать это ни с ней, ни с тобой.

Её глаза наполнились слезами. — Но из-за моего молчания он смог снова это сделать.

— Нет. — Я встал. — Не смей себе вбивать это в голову. Никто не знает, как бы все было, если бы ты не отказалась от обвинений. Тебе было четырнадцать, Эвери. Ты сделала все от тебя зависящие в этой ситуации. Ты выжила.

— Но это все, понимаешь? Все, что я делала, это выживала. Я не жила. Посмотри, что я сделала с нами. И да, это моя вина! Я снова оттолкнула тебя.

— Но ты рассказываешь мне сейчас.

— Я позволила произошедшему пять лет назад все еще влиять на мою жизнь! Когда мы были в шаге от того, чтобы стать еще ближе! Я не боялась тебя или того, что будет больно. Я боялась, что как только мы переступим эту черту, то, что сделал Блейн, все разрушит, или я сделаю это собственноручно. Я трусиха… была трусихой. — Она подскочила на ноги, ее лицо раскраснелось от слез. — Но уже слишком поздно, так ведь? Я должна была быть с тобой честна давным-давно, тогда бы ты знал, во что ввязываешься, и мне так жаль, что я этого не сделала.

Я потянулся к ней. — Эвери…

— Мне так жаль, Кэм. Я знаю, мое запоздалое признание ничего не меняет, но я должна была тебе сказать, что ты делал все правильно. Ты был идеален — идеален для меня — и я люблю тебя. Я знаю, что ты уже не сможешь смотреть на меня так, как раньше. Я понимаю.

Что? Мои руки упали, пока я пристально на нее смотрел. А потом, я оказался напротив нее, удерживая ее лицо в ладонях. — Что ты сказала?

— Что ты не сможешь смотреть на меня так как раньше?

— Нет. После этого.

— Я люблю тебя? — прошептала она.

— Ты любишь меня?

— Да, но…

— Перестань, — приказал я ей. — Ты думаешь, что изменилась в моих глазах? Я уже говорил тебе, что всегда подозревал, что что-то произошло…

— Но ты надеялся, что это не так! — Она попыталась отстраниться, но я не позволил ей снова убежать. Больше никогда. — До этого ты смотрел на меня с надеждой, а теперь ее нет.

— Так ты считаешь на самом деле? Это останавливало тебя все это время от того, чтобы поделиться со мной?

Она потупила взор. — Все смотрят на меня иначе, стоит им узнать.

— Я не все, Эвери! Не для тебя, не с тобой. Ты считаешь, что у меня больше нет надежды? Надежды на то, что когда-нибудь ты оставишь это позади? Что это не будет терзать тебя еще пять лет?

Эвери выглядела слишком испуганной, чтобы вымолвить хоть слово, и я притянул ее руки к своей груди, к сердцу.

— У меня есть надежда. — Я не отпускал ее взгляд. — У меня есть надежда, потому что я тебя люблю… Я был влюблен в тебя, Эвери. Вероятно даже до того, как осознал это.

Она округлила глаза.

— Ты любишь меня?

Я прижался лбом к ее лбу.

— Я люблю тебя.

— Ты любишь меня?

Я слегка улыбнулся.

— Да, милая.

Эвери не отрывала взгляд какое-то время, и я увидел в ее глазах переломный момент. Когда стены, возведенные ею вокруг себя, с целью просто пережить еще один день, наконец-то рухнули. Слезы потекли ручьем из ее глаз, так много, что, мне казалось, в них можно было утонуть. Когда тайн не осталось, она оказалась обнаженной, впервые за много лет.

Эмоции подкатывали к горлу, и я крепко ее обнял. Она поддалась по собственному желанию, сжимая мою футболку. И продолжала рыдать, и я знал, что не в силах это остановить. Что она должна выпустить эмоции наружу.

Я поднял ее на руки и отнес к себе в комнату. Уложил в постель. Пристроился рядом с ней, прижав к груди, а она прильнула ко мне, продолжая плакать, словно боялась, что я оставлю ее.

А я никогда больше не оставлю ее.

Уже было за полночь, когда на тумбочке завибрировал мой телефон. Полусонный, я повернулся и нащупал его рукой. На экране высветилось сообщение от Пироженки, состоящее из одной фразы.

«Тук-тук.»

Между нами все очень изменилось за последние пару недель, после того, как она рассказала мне всю правду.

Я усмехнулся, сбросил с себя простыни и поспешил через гостиную открывать входную дверь. Эвери стояла там босая, в коротеньких шортиках и тоненькой рубашке. В еще прохладные ночи начала мая, рубашка оставляла очень мало простора для воображения.

Она улыбнулась, я взял ее за руку и потянул внутрь, тихо закрывая за нами дверь.

— Что за…? — прошептала она, уставившись на пол между журнальным столиком и диваном.

Олли лежал лицом вниз, щека впечаталась в подушку, которую я запихнул ему под голову, прежде чем отправится спать. Его негромкий храп вскоре превратился в рев бензопилы.

— Не спрашивай, — шепнул я в ответ.

Тихо хихикая, она сжала мою руку. Мы быстро пошли в мою комнату и, оказавшись внутри, я заключил ее в объятья. — Что ты делаешь? — спросил я. — У тебя завтра в девять утра экзамен.

— Я знаю. — Она отошла назад, ведя меня к кровати. Когда она села, я остался стоять. — Но это мой последний экзамен, и я уже заучилась до такой степени, что у меня мозг вскипел.

Я рассмеялся. Всю последнюю неделю вместе мы только и делали, что готовились к экзаменам. — Разве ты не должна спать?

— Мне было одиноко. — Она улыбнулась и протянула ко мне руки. — И я скучала по тебе. И скучала…

Ей не пришлось заканчивать фразу. Я знал, о чем она думала, чего она хотела. Я был благодарен, что узнал о случившемся, но я не знал… не знал, с чего начать. В последний раз я чуть не подтолкнул ее к тому, к чему она не была готова. Так что я вообще на нее не давил.

— Скучала по мне? — я быстро сменил тему. — Я знаю. Мое отсутствие хотя бы в течение пары часов может вызвать учащенное сердцебиение, аномальную потливость, случайные…

— Думаю, твое высокомерие — это на самом деле болезнь.

Я дерзко ей улыбнулся. — Мне нравится думать, что это символ силы.

— Убеждай себя в этом. — Освободив руки, она опустилась передо мной на колени. У меня пересохло во рту, когда я посмотрел в ее запрокинутое лицо. — Только убеждай молча. Сейчас, постарайся ничего не говорить.

Я поднял брови. — Ну…

Она улыбнулась, но я не заметил румянца на ее щеках, когда она, наклонившись, положила руки на мою оголенную грудь и затем вытянула их вверх, скользя пальчиками по моим щекам. Она наклонила мою голову к своей.

— Я скучала по тебе, Кэм. — Она потерлась кончиком носа о мой. — Ты разве не скучал?

Я закрыл глаза и сомкнул пальцы на ее худеньком запястье. — Скучал.

— Хорошо, — прошептала она.

Она коснулась своими губами моих и нежно меня поцеловала. Её поцелуи были незабываемыми, особенно, когда мы были в позиции лежа. Она целовала очертания моих губ, пока я не открыл рот. Её вкус затуманил мои мысли. Я не понял, что она отпустила моё лицо, пока не почувствовал кончики ее пальцев под моей нейлоновой рубашкой.