Максин Барри - Драгоценная паутина

– Может быть, выйдем в сад? – предложила Флик, на что Джастин радостно согласился.

Он уже не собирался соблазнять ее, боясь оскорбить. Черт побери, как она сумела ему понравиться?!

– Итак, Джаззер, то, что вы хотите от меня, это деньги, – сказала Флик. В глазах ее появилось беспокойство, когда Джастин поперхнулся, но она услужливо и довольно крепко похлопала по спине, и Джастин благодарно закивал. На глазах, печально устремленных на девушку, выступили слезы.

– Вы не привыкли к играм, не знаете их правил, – тихо упрекнул он ее.

Флик покачала головой.

– Нет, не знаю. Я предпочитаю играть по своим правилам. Как и вы.

На этот раз Джастин медленно и осторожно отпил вина. Умная девушка. Возможно, даже опасная. Он почувствовал, как кровь застучала в висках.

– Вы считаете, что настолько хорошо меня поняли? – спросил Джастин. Под улыбкой он хотел скрыть неловкость.

– Ну из того, что слышала, и из того, что увидела, думаю, да.

Джастин посмотрел на нее долгим взглядом и тихо сказал:

– Но вы могли ошибиться.

Флик склонила голову набок.

– Я раньше ошибалась, – призналась она. – Но сейчас почти никогда.

Джастин напрягся.

– Вы можете быть доброй, Флик?

Поднеся кружку с пивом к губам, Флик остановилась и посмотрела на Джастина, как бы оценивая его.

– Вам здорово досталось от людей, да?

Джастин пожал плечами, не в силах выдержать прямого честного взгляда.

– А разве достается не всем?

Флик ничего не ответила, терпеливо выжидая, когда молчание станет невыносимым и он снова будет вынужден посмотреть на нее. И он посмотрел.

– Люди переносят это по-разному. Одни легче, другие тяжелее, – спокойно сказала она.

– Вы полагаете, я трус? Или слабак?

– Нет. Ни то, ни другое, – сказала Флик, а потом, к полному и совершенному недоумению Джастина, добавила: – Я даже думаю, было бы лучше, если бы вы оказались или тем, или другим…

Флейм смотрела, как широкая спина Риса Декстера исчезает в праздничной толпе, совершенно забыв о Джульетте.

– Очевидно, он хочет заключить контракт с Софией, – вдруг заявила Джульетта и, когда Флейм непонимающе уставилась на нее, объяснила про замысел ди Маджори.

– Так вот почему он приехал в Венецию, – пробормотала Флейм, внезапно ощутив странный укол ревности. Он здесь для того, чтобы подольститься к этой итальянке и выманить у нее деньги. Могла бы и сама догадаться. Неужели можно было предположить, что он приехал из-за нее?! Какая романтическая глупость и детская наивность!..

Джульетта заметила искры, проскакивавшие между Рисом Декстером и ее юной правнучкой, а старая леди всегда доверяла игре огня… Надо пригласить этого молодого человека на чай, решила Джульетта.

– А где она? София? – спросила Флейм.

Джульетта пожала плечами.

– Она уже ушла, дорогая. Только что.

Флейм напряглась. Так, может, она ушла с Рисом? Может, они уже занимаются любовью? Он вполне мог попытаться соблазнить ее ради такого заказа… Сейчас, когда Риса в зале не было, вечер вдруг стал совсем неинтересным. Флейм старалась выбросить Риса из головы, но тщетно. Отвратительный тип!..

В половине третьего ночи праздник подошел к концу. Домой ехали молча, наслаждаясь тишиной и звездным небом, во дворец вернулись уже на заре. Флейм торопливо сняла диадему и с облегчением вздохнула. Джульетта заметила это.

– Так сильно болит голова, милая? – с сочувствием спросила она. – В ванной есть аспирин.

– А откуда ты знаешь, что болит? – спросила Флейм, потирая виски.

– Я не телепат, – рассмеялась Джульетта. – У меня тоже от нее болела голова. А раньше – у моей мамы.

Флейм состроила гримасу.

– Тут такие замечательные камни. Жаль, что она такая тяжелая и такая старомодная.

Джульетта быстро взглянула на девушку, что-то особенное уловив в ее голосе. Она заметила, как Флейм рассматривала диадему и какие у нее были при этом глаза. Потом старая дама кивнула.

– А почему бы тебе не заняться диадемой? Сделать ее легче и современней?

– Что? – Флейм оторвала взгляд от сверкающих камней. Было нечто магическое, почти гипнотизирующее в их блеске. Сейчас, с восходом солнца, когда ушла в прошлое самая волшебная ночь в ее жизни, казалось, драгоценности зачаровывали ее больше, чем когда-либо.

– Ты ведь уже несколько месяцев занимаешься дизайном, – подбодрила ее Джульетта. – Сделай набросок, дорогая, и если я его одобрю, то велю ее разобрать и переделать по твоему рисунку. Я подарю ее тебе в день твоего рождения.

Утренняя заря в Венеции во все века была временем широких жестов…

В ту ночь Флейм снился Рис Декстер. Она плыла под музыку в его объятиях, его губы прикасались к его губам, поцелуи становились все требовательнее, а потом их тела соединились, и ей показалось, что она растворилась в нем без остатка…

Через несколько часов Флейм проснулась и на столике у кровати увидела диадему. Солнечные лучи падали прямо на нее, она вспыхивала изумрудным и серебряным светом, который, отражаясь от камней, бился о стены. Игра света и теней заставила Флейм сесть в постели и потянуться к блокноту. Сперва неуверенно, потом смелее, она стала рисовать. Время летело незаметно, она забыла обо всем, кроме рисунка, цвета и красоты камней. К полудню у Флейм были готовы три варианта, абсолютно разные, но все потрясающе красивые.

Джульетта смотрела на них, потеряв дар речи, она не могла и предположить, что у Флейм такой талант. Она тотчас решила послать диадему и один из трех рисунков любимому ювелиру, пообещав ему двойную цену за то, чтобы он переделал диадему за неделю. Она сама продемонстрирует талант правнучки! Джульетта улыбнулась с легкой печалью. Старый граф задохнется от злости! Потом Джульетта нахмурилась. Граф опасный человек, если ему перейти дорогу. Но Флейм настоящий художник, и Джульетта все равно сделает это.

Рис Декстер неподвижно стоял у окна отеля, глядя на потрясающую панораму. Его мысли были заняты не городом, несмотря на его неповторимую красоту, а Флейм Сирамор-Форбс.

Даже про себя произнеся ее имя, он улыбнулся, потом желание и гнев вновь охватили его. Кто же она на самом деле? Простодушная невинность, какой кажется, или расчетливая, деловая хищница? Улыбка сменилась печальной усмешкой, когда он решил, что сейчас это уже неважно. Она взорвала его мир, лишив покоя. Впрочем, покоя он никогда и не хотел.

Но тем не менее, следует все хорошенько проверить. Ему абсолютно не нужны сюрпризы. Если она намерена поиграть с ним, он готов, пусть попробует. Он даже хочет этого. О да, и даже более чем просто хочет. Но если он выиграет…

Глядя из окна отеля на Венецию, он видел только Флейм. Однажды она его удивила. Теперь пришла его очередь. Милый маленький «ураган» должен понять: никому не удастся победить Риса Декстера. Он преподаст ей урок, который им обоим пойдет на пользу. Удовольствие будет взаимным…

Джастин услышал музыкальный звонок у двери магазина и выглянул. Лицо его осветилось улыбкой. Пришла Флик. После вечеринки в Мейфэре они часто встречались. Флик могла говорить обо всех и обо всем, она ухитрялась вытягивать из Джастина такие философские мысли и идеи, о существовании которых у себя он и сам не подозревал. Ну и что, если она полновата и не красавица? У Джастина были стройные любовницы, но Флик отличалась от них, как зрелый и острый на вкус апельсин от перезрелого приторно-сладкого винограда. Чем чаще он видел ее, чем больше времени проводил с ней, тем необходимее становилась она ему. Ее присутствие успокаивало и поддерживало. Предстояло что-то делать с Уолтом Мэттьюзом, сестрой и матерью, и Джастин думал, что вместе с Флик они справились бы с ними. Флик обладала прекрасной деловой хваткой. Вдвоем они подняли бы «Альциону».

– Флик! – Он пошел к ней навстречу, протягивая обе руки. – Я хочу тебе что-то показать…

Он повел ее в маленькую заднюю комнату, заставленную оборудованием и странно тихую. Только внезапный визг дрели или удар молоточка нарушал почти монастырскую тишину. Словно сами работники, согнувшись над столами, создавали эту атмосферу храма. Флик, почувствовав это, пошла на цыпочках.

– Могу предположить, что твои познания о ювелирном искусстве ограничиваются только украшениями, которые ты носишь. Я прав? – улыбнулся Джастин, радуясь случаю показать ей сердце «Альционы» – Вудсток.

– Да нет. Я вообще не люблю их носить.

Джастин взглянул на девушку и только теперь заметил, что кроме часов на ней и впрямь ничего такого нет.

– Скромница, – пошутил он, но, почувствовав себя неловко, быстро подвел ее к ближайшему рабочему месту, где трудился Гюнтер Восс. – Как дела, Гюнтер?

– А? – Старик поднял глаза, и Флик удивилась, какой он старый. Похоже, ему было восемьдесят, а то и больше.

– Гюнтер Восс перед войной бежал из Германии. Он еврей, – добавил Джастин как само собой разумеющееся. Флик поморщилась, а Гюнтер печально улыбнулся. – Джессика увидела его, когда он сошел на английский берег.

– Она спасла меня от властей, – пояснил Гюнтер. – Мы все любили леди Эс-Фэ, – загадочно добавил он и сосредоточился на работе, забыв о Джастине.

Флик наклонилась ниже и встретились с глазами Гюнтера.

– А что именно вы делаете, мистер Восс? – вежливо спросила она.

– Соединяю вместе два кусочка камня. Один хорошего качества, другой похуже. Вот смотрите… – Старческими пальцами, но удивительно уверенными и ловкими, он взял пинцетом с подноса маленький кусочек бриллианта и подержал под микроскопом. – Верхняя половинка, или как мы говорим, корона, настоящий бриллиант, видите, как он ловит свет?

Флик кивнула, очарованная камнем, мастером и новизной впечатлений. Этот замечательный старикан живет ради своего искусства. Его страстная любовь волновала и печалила.

– Я соединяю эту корону с нижней частью. Получается бриллиант, который не совсем бриллиант. Он так же красив, но не так дорог. Это один из способов, с помощью которого ювелир и покупатель достигают соглашения к обоюдному удовольствию.

– А я думала, вы так обманываете покупателей, нехороший вы человек, – пошутила Флик.

– Я и есть нехороший. Очень нехороший, – принялся убеждать ее Гюнтер. Мне известны все способы обмана. В молодые годы в Германии я из белого циркона делал бриллианты, да. Красную шпинель выдавал за рубины, а голубую – за сапфиры. Я знал мастеров, способных покрасить бледные изумруды, чтобы придать им насыщенный цвет.

– Но здесь ничего такого он не делает, – поспешил вставил Джастин немного резковатым тоном.

– Нет конечно. У леди Сирамор-Форбс всегда были самые лучшие в мире камни по качеству и по обработке. Нет, нет, никто и мысли не допустит, что мы обманываем, – покачал головой Гюнтер, а потом снова посмотрел на составной камень, который держал в руке. Это было нечто новое для «Альционы», и оно ему явно было не по душе.

Внезапно Джастин, к своему ужасу, почувствовал, как краснеет.

– Но это позволяет нам не отставать от моды, Восс, – заявил он холодно. – Сегодня женщины предпочитают украшения подешевле. Так что составные камни вполне логичный ход. На континенте все так делают.

– О, в этом я не сомневаюсь, – спокойно сказал Гюнтер. – Простите, мисс, мне надо работать.

– Конечно. – Флик выпрямилась и бросила на Джастина недобрый взгляд.

Джастин никому из своих сотрудников не говорил, что следующим новшеством станут более дешевые украшения для платьев. Он планировал расширить бизнес, продвинуться за границу.

– Иди посмотри, как делают серьги. От начала до конца, – сказал Джастин, быстро меняя тему разговора.

Флик шла за ним от одного рабочего к другому, его взгляд темнел, становился глубоким. Они смотрели, как опытный камнерез вставляет темно-зеленый изумруд совершенной формы в оправу. Флик никогда не видела Джастина таким оживленным, довольным и удивлялась.

В последние недели куда он ее только не водил! На балет, на вечеринки, они даже катались на лодке в Оксфорде, и всегда он был сдержан, как подобает английскому графу. Но ему не удалось ее обмануть. Это была лишь защитная маска. Очень скоро Флик поняла, что за человек на самом деле Джастин Сирамор-Форбс. В его душе глубокий след оставили одинокое детство и отец. У него не было друзей, об этом позаботился Малколм, уверенный, что мальчик должен с детства играть роль важного аристократа.

Он был невероятно одинок, несмотря на успех у женщин. Но там, где речь шла о настоящем успехе, его не было у Джастина. Флик удивляла его, утверждая, что он и понятия не имеет, как женщины мыслят или чего хотят. Она знала, он был бы совершенно иным, окажись рядом с ним мать – любить без ожидания награды может только она. У Джастина не было такой любви. Поэтому он остался эмоциональным инвалидом, не способным выражать чувства и понимать их. Без ложной скромности Флик думала, что могла бы помочь ему. Он искренне обожал ее. Из всех поклонников она оставила только двоих: Джастина и Джорджа Кэмпбелл-Бина. Она много думала, колебалась, а накануне вечером наконец приняла решение и заявила отцу, чтобы он готовился к свадьбе. К ее свадьбе.