– Я должен закончить кое-какие переводы до обеда. Пет, а ты, пожалуйста, помоги Анне. Ее нельзя оставлять на кухне без присмотра.

Стив скрылся за перегородкой, отделявшей рабочий кабинет от гостиной.

Пет обрадовалась возможности побыть наедине с Анной и быстро прошла в кухню, отгороженную небольшой деревянной стойкой. Сверкающая на полках кухонная утварь выглядела так, словно ею никогда не пользовались. С потолочных балок свешивались пучки сушеных трав и цветов.

– Симпатично, правда? – спросила Анна. – Подруга помогла мне купить все эти веши, надеясь, что это введет кого-то в заблуждение. – Анна подмигнула Пет. – Мне удавалось обманывать твоего отца ровно одну неделю. Он думал, что я сама готовлю борщ и картофельный салат! – Она залилась искренним смехом.

– Папа не похож на голодающего, – заметила Пет, нарезая спелый помидор.

– Нет, конечно, нет! Я хорошо кормлю его. Только сейчас он уже знает, что все это покупается в ближайшем супермаркете.

– Ты давно приехала из Польши?

– Пять лет назад. Хотя по моему произношению не скажешь, что я прожила здесь больше пяти месяцев! Английский язык такой трудный.

– Ты отлично говоришь, – заверила ее Пет. – А почему ты уехала?

– Я художница. Быть художником в Польше очень трудно, особенно если не хочешь заниматься партийным искусством. Там невозможно дышать. Главное условие творчества – чтобы душа, ум и сердце были свободны. —

Анна снова засмеялась, и Пет подумала, что целую вечность не слышала такого радостного смеха.

– Наверное, замечательно – быть творцом. – Пет вспомнила ювелирный шедевр, который видела по дороге сюда. – Создавать прекрасное и знать, что кто-то это оценит.

– Да-да! Именно так, Пет. Это то, ради чего я работаю в студии. Мне хочется поделиться с другими своим ощущением красоты. – Анна возбужденно жестикулировала, и огромный нож в ее руке описывал широкие круги в воздухе. – Это великолепно, когда кто-то совсем посторонний и беспристрастный отдаст должное твоей работе. О! В такие мгновения я понимаю, что не зря живу на свете.

– Мне хотелось бы посмотреть твои работы.

– Конечно. Приходи в мою студию.

Прежде чем накрывать на стол, Анна взглянула на Пет:

– Можно я тебе кое-что скажу?

– Да.

– Я люблю Стефана и знаю, что он тоже меня любит. Мы подходим друг другу. Но я не пытаюсь занять место твоей, матери, Пет. И никогда не попытаюсь.

– Теперь я понимаю это.

– Надеюсь, мы подружимся, Пет. Ведь хорошо быть друзьями, правда?

– Да, Я бы тоже этого хотела.

– Вот и прекрасно.

Анна положила нож и заключила девушку в объятия.

– Пора начинать пиршество! – крикнула она Стиву, и все трое сели за стол.

Это была веселая, оживленная трапеза. Пет снова и снова поражалась тому, какой идеальной парой оказались Анна и ее отец.

Чувствуя себя здесь приятно и свободно, Пет пожалела о том, что так долго откладывала этот визит. Отец заслужил счастье, и она очень радовалась за него.

Но тут же Пет вспомнила мать, и ей стало больно от того, что Бог не послал такой же любви Беттине.

Пет вернулась домой совсем поздно. Джозеф дремал над книгой. Он всегда ждал ее возвращения, хотя не всякий раз дожидался.

– Где ты была так поздно, детка? – спросил старик, потягиваясь.

– Просто гуляла, дедуля, – ответила Пет, но внезапно решила сказать деду, что любит отца и не хочет вычеркивать его из своей жизни. – Я обедала с папой и его подругой.

Сонливость Джозефа как рукой сняло. Он побагровел.

– Ты… ты виделась с этим ублюдком? Пет, почему… почему ты так поступила? Как ты могла предать свою мать?

– Успокойся, пожалуйста, дедушка.

– Нет. Я…

– Пожалуйста. Прошу тебя, выслушай меня.

Даже спустя столько лет ненависть Джозефа к зятю не утихла, но любовь к внучке была сильнее этой ненависти. Он затих.

Пет рассказала ему об Анне и о том, как счастлив ее отец с этой женщиной.

– Он заслужил счастье, дед. И это не причиняет маме боли. Она сейчас совсем в другом мире.

– Я знаю, – вздохнул Джозеф. – Но раз уж мы не способны помочь ей, то должны хотя бы уважать ее чувства.

– Мы можем только любить ее, дедуля. И мы никогда не перестанем любить маму.

– Никогда.

Поняв, что дед больше не сердится, Пет пошла в свою спальню и принесла оттуда заветную половинку флакона для духов.

Сначала девушке показалось, что Джозеф выхватит у нее флакон и вышвырнет в окно.

– Посмотри на эту вещь, – дрожащим голосом сказал он. – Ты знаешь, что она могла спасти твою мать.

– Но это в прошлом, дедуля. Сейчас ей ничто не поможет.

– Возможно, ты и права, но…

– Никаких «но», дед. Теперь мне известно, почему папа не мог его продать. – Пет повертела флакон в руках. – И я тоже не сделаю этого.

И она рассказала деду о Ла Коломбе, а также о похищенном Витторио наследстве, поиски которого привели Стефано д'Анжели в Америку, где он провел очень трудные годы и потерял все надежды…

– Папа разрешил мне продать эту вещицу. Однако она дает мне то, чего я никогда не имела раньше, – чувство корней, память о предках. Возможно, с ней связано и мое будущее.

Как настоящего художника, Джозефа тронула романтическая и загадочная история. И флакон… Он взял его в свои старые, опытные руки, погладил и с такой нежностью ощупал чуткими пальцами каждый камешек, точно ласкал женщину.

– Это чудо! – воскликнул старик. – Одно из прекраснейших произведений ювелирного искусства. Его создал великий мастер. Но отсутствие второй половины лишает вещь завершенности и высшей гармонии. Необходимо найти недостающее и воссоздать целое.

– Что я и собираюсь сделать, дедушка.

В эту ночь Пет не легла спать. Она до рассвета просидела у открытого окна, держа в руках драгоценный флакон. Девушка думала о Ла Коломбе, о матери, об отце и Анне, о призвании человека, о служении искусству, о словах Анны о том, что искусство – это желание поделиться с людьми своим ощущением прекрасного. Пет вспомнила, как была счастлива, когда делала брошь для мамы. Она испытывала такой душевный и творческий подъем, что летала как на крыльях. Ложась спать, Пет мечтала только об одном – чтобы поскорее настало утро, когда она снова вернется к работе над своим творением.

Едва небо над Нью-Йорком начало светлеть, Пет приняла решение.

– О'кей, – вкрадчиво обратилась она к половинке драгоценного флакона, воображая, что это Ла Коломба. – Ты победила, бабушка.

Девушке показалось, будто у нее гора с плеч свалилась. Она встала и громко сказала:

– Я больше не пойду в колледж и не стану психиатром. Пусть таким людям, как мама, помогают те, кто способен взвалить на себя эту ношу. Каждый должен заниматься своим делом. Мое призвание – искусство. И я буду ювелиром.

Оставалось только сообщить об этом решении отцу.

Студия Анны, огромная комната, захламленная, пропахшая опилками, лаком и олифой, находилась на Грин-стрит. Пет была очарована ею с первой минуты.

Большие рельефные скульптуры, выполненные из деревьев разных пород, когда-то были толстыми сучьями и даже стволами. По ним прошлись резцом, отполировали и покрыли лаком.

– Вот таким, – Анна указала на изогнутый кусок сандалового дерева, похожий на вертикально стоящую волну, – я вижу твоего отца, когда он пытается от меня кое-чего добиться. – Она рассмеялась.

– Серьезно?

– Понимаешь, я не всегда знаю, что именно хочу создать и каким будет завершенное произведение. У меня есть только представление о чувствах и ассоциациях, которые оно должно вызывать. Я хотела, чтобы эта работа ассоциировалась с шелком, бархатом и медом.

– Тебе это удалось. – Пет с удивлением подумала, что Анна точно передала ощущение. – Почему ты работаешь с деревом?

– Потому что оно живое. – Анна пробежалась длинными, чуткими пальцами по шероховатой поверхности. – Мне нравится угадывать его душу и находить для нее соответствующую форму. – Анна пытливо заглянула девушке в глаза. – Затем я просто отсекаю все лишнее.

– А допустив ошибку, ты уничтожаешь готовую скульптуру?

– Да, если ее нельзя превратить во что-то другое. Иногда это другое оказывается интереснее того, что было задумано вначале. – Анна подошла к большому отполированному овалу, в углублении которого покоился крошечный деревянный шарик. – Так получилось вот с этим. Я предполагала назвать это «Оком вселенной», но, когда завершила его, Стефан сказал, что скульптура напоминает раздавленный круассан с одинокой изюминой внутри. – Анна рассмеялась. – Иногда мне кажется, что твой отец ничего не понимает в искусстве.

Пет задумчиво поглаживала светлый гладкий бок «Ока вселенной».

– Ты сделала отца счастливым, Анна. Он снова научился смеяться.

– И он дал мне счастье, Пет, потому что с ним я чувствую себя женщиной.

– Как же вам удается сохранять взаимопонимание?

– Мы друзья. В этом весь секрет, Пет. Самый лучший любовник тот, кто еще и настоящий друг.

Слово «любовник» применительно к отцу резануло Пет, но она прекрасно поняла, что имела в виду Анна.

– Приходи к нам на вечеринку на следующей неделе, – предложила Анна. – Будет много интересных людей.

Вечеринка была в самом разгаре. Гостей было человек двадцать, в основном люди искусства – художники, музыканты, пара писателей, танцовщик. Три журналиста и фотограф работали вместе со Стивом.

Пет немного робела. Она не бывала на светских приемах, но ей хотелось бы с кем-нибудь побеседовать до того, как все это закончится.

Прислонившись к кухонной стойке, Пет наблюдала за худощавым молодым человеком, стоявшим у сервировочного столика. Он самозабвенно поглощал крекеры с сыром. На вид ему было чуть больше двадцати, на его мальчишески пухлое лицо падали прямые темные волосы. Расправившись с крекерами, он потянулся за сандвичем с сыром и сельдереем.

– Может, предложить вам что-нибудь еще? – спросила Пет, взглянув на опустевший поднос. – По-моему, вам нужно что-то более существенное, чем крекеры с сыром.

– А что вы можете мне предложить?

– Полагаю, в холодильнике найдется несколько ростбифов.

– С кровью?

– Не знаю. А вы, похоже, разборчивы?

– А как же! Жизнь несовместима с компромиссами.

Пет усмехнулась.

– Ладно, я найду что-нибудь для вас. Порывшись в холодильнике, она извлекла оттуда мясо, сыр, пучок салата, помидоры, майонез, горчицу и банку пикулей.

– О! Сколько еды! Вот если бы вы сумели все это приготовить!

– Сандвичи незачем готовить. Вот телятина или консоме с цыпленком требуют кулинарных навыков.

Нарезав сыр, огурцы и помидор, Пет положила все это на поджаренную булочку.

– Какая разница. – С нескрываемым удовольствием съев сандвич, парень несколько запоздало представился: – Чарли Бэррон.

– Пет д'Анжели. – Они пожали друг другу руки.

– Чем вы занимаетесь, когда не едите, Чарли Бэррон? – осведомилась Пет.

– Я делаю искусство, – важно ответил Чарли.

Пет никогда не слышала такого словосочетания, хотя на этой вечеринке им явно злоупотребляли. Анна и ее друзья делают искусство. Этим же хотела заниматься и Пет со своими камнями.

– Какого рода искусство? – спросила она.

– Поп. – Голос Чарли звучал несколько агрессивно. – Слушай, все работают, так почему же я не должен?

– Не знаю. А почему ты не должен?

– Потому что никто не понимает, что я пытаюсь выразить.

– Попробуй мне рассказать.

Чарли рассказал, и очень подробно. Когда холодильник опустел и на тарелке ничего не осталось, молодые люди переместились на удобный диван, покрытый индейским покрывалом. Чарли рассказал, что по дешевке арендовал под мастерскую помещение старой типографии, где и создает свои произведения из первого попавшегося хлама – ржавого металла, рваных простыней, консервных банок, кусков картона и прочего мусора.

– Отходы человеческой деятельности производят впечатление, если смотреть на них свежим взглядом, – объяснил он.

Они все еще сидели, потягивая красное вино и мило болтая, когда за последним гостем закрылась дверь.

– Спокойной ночи, Чарли, – сказала Анна. Он поднял голову и удивленно огляделся.

– Вечеринка закончилась?

– Да, Чарли, – Стив. – Закончилась.

– Ммм… – разочарованно протянул парень.

Пет поднялась, потянулась и пошла проводить его до дверей.

– Может, зайдешь ко мне и посмотришь на мой хлам? Например, завтра? – предложил Чарли.

Пет пыталась представить себе, как выглядят творения ее нового знакомого. И ей действительно захотелось увидеть их. И еще она подумала о том, что совсем не прочь встретиться с Чарли Бэрроном.

– Хорошо.

– Я зайду за тобой сюда около шести. – Открыв дверь, он обернулся. – А ты очень милая.