Нора Робертс - Драгоценности солнца

Очевидно, безусловно, она сошла с ума.

Будучи психологом, она должна это понимать. Все признаки были налицо, окружая ее в течение многих месяцев. Нервозность, неуравновешенность, склонность к мечтанию и забвению. Нехватка побуждений, энергии и целей.

Её родители прокомментировали происходящее в их обычной снисходительной ты-должна-быть-лучшей-Джуд манере. Ее коллеги начали переглядываться за ее спиной с тихой жалостью или беспокойным отвращением. Она начала ненавидеть свою работу, обижаться на студентов, постоянно находила недостатки в друзьях, родственниках, партнерах. Обычная утренняя задача встать с постели и одеться стала равносильной восхождению на гору. И самое ужасное то, что это «восхождение» совсем ее не интересовало.

Это было опрометчивое, импульсивное поведение. О, да. Это было последним предупреждением. Спокойная и уравновешенная Джуд Франциска Мюррей, одна из самых крепких ветвей на генеалогическом древе Чикагских Мюррей, благоразумная и преданная дочь докторов Линды и Джона К. Мюррей бросила работу.

Не взяла творческий отпуск, не попросила отпуск на пару недель, просто ушла, причем в середине семестра.

Зачем? У нее не было даже малейшей идеи, объясняющей, зачем она это сделала.

Для нее это был такой же шок, как и для ее декана, партнеров и родителей.

Интересно, она также реагировала два года назад, когда ее брак разрушился?

Нет, действительно, нет. Тогда она просто продолжала обычную рутинную жизнь — преподавание, исследования, назначения — без помех, лавируя между адвокатами и аккуратно регистрируя документы, символизирующие окончание ее брака. У адвокатов не было никаких проблем, для того чтобы юридически все оформить. Брак, который длился меньше восьми месяцев, не привносил в ее жизнь какой-либо беспорядок или неприятность. Или страсть.

Она полагала, что страсть — это именно то главное, что отсутствовало в их отношениях. Иначе Уильям не оставил бы ее ради другой женщины прежде, чем завяли цветы в ее свадебном букете.

Но нет никакого смысла думать об этом. Она такая, какая она есть. Или была такой. Бог знает, кто она такая теперь.

Возможно, это было частью всего этого, размышляла она. Она словно была на краю и оттуда смотрела вниз на то большое черное море однообразия, монотонности и скуки, каким она была. А после с громким криком отползала от края.

Это было так не похоже на нее.

Размышления об этом вызвали у нее такое сильное сердцебиение, что она не удивилась бы, если бы у нее случился сердечный приступ.

ПРОФЕССОР КОЛЛЕДЖА НАЙДЕНА МЕРТВОЙ В АРЕНДОВАННОМ VOLVO.

Это будет довольно эксцентричный некролог. Ее родители, конечно, были бы потрясены. Ведь эта была бы такая нелепая, публичная и очень смущающая их смерть. Абсолютно неподобающая.

Разумеется, они были бы убиты горем, но в тоже время были бы очень озадачены. О чем она думала, когда уезжала в Ирландию и оставляла престижную работу и прекрасную квартиру на берегу озера?

Они порицали бы бабулино влияние. И, разумеется, были бы правы, поскольку они всегда были правы, начиная с того момента, когда она была зачата и рождена ровно через год после свадьбы родителей.

Хотя она и не хотела воображать это, Джуд была уверена, что любовные ласки родителей всегда были точны и изысканны. Подобно хорошо поставленному балету, которым они так наслаждались.

Что она делает, сидя в арендованном VOLVO и думая о родителях, занимающихся сексом?

Единственное, что она могла делать, это прижимать пальцы к векам, до тех пор, пока изображение не исчезло.

— Ничего страшного, это всего лишь то, что происходит, когда начинаешь сходить с ума.

Она сделала глубокий вздох, затем другой. Ей необходим кислород, чтобы прочистить мозги. Насколько она понимает, у нее есть два выхода.

Она могла вытащить свои чемоданы из автомобиля, зайти внутрь Дублинского аэропорта, вернуть ключи агенту с морковно-рыжими волосами и улыбкой шириной в милю и заказать билет, чтобы вернуться домой. Конечно, теперь она безработная, но она может довольно долгое время жить без забот благодаря своим сбережениям. Также у нее теперь нет квартиры, поскольку она отдала ее в аренду на ближайшие шесть месяцев, но если бы она действительно шла домой, то она могла бы остаться с бабулей на некоторое время.

И бабуля смотрела бы на нее красивыми, увядшими синими глазами, полными разочарования: «Джуд, милая, почему ты всегда хочешь добраться до сути своих желаний? Почему ты никогда не можешь отступить и просто взять то, что тебе дают?»

— Не знаю. Я не знаю.

Несчастная Джуд закрыла лицо руками и начала раскачиваться.

— Это была твоя идея, чтобы я приехала сюда, не моя. Что я буду делать в этом Фейри Хилл Коттедже следующие шесть месяцев? Я даже не знаю, как управлять этим проклятым автомобилем.

Джуд чувствовала, что сейчас не выдержит и разревется. Она понимала причины такого поведения и поэтому крепко сжала веки и постаралась успокоиться.

— Поздравляю, ты уже на следующей стадии сумасшествия, Джуд. Ты просто жалкая идиотка. Разговариваешь сама с собой, кричишь в машине, и до такой степени нерешительная, что не можешь просто завести двигатель и поехать.

Она глубоко вздохнула, выпрямила плечи.

— Второй выход, — пробормотала она, — закончить то, что начала.

Джуд повернула ключ в зажигании и, послав короткую молитву о том, чтобы никого не убить этой чертовой машиной, включая саму себя, выехала со стоянки.

Всю дорогу она пела, по большей части, чтобы удерживать себя от громкого крика всякий раз, когда она доезжала до очередных поворотов, которых ирландцы называют окольными.

У нее, кажется, уже кипят мозги, она начинает путать, где лево, а где право и постоянно представляет, как ее VOLVO врезается в машины ни в чем не повинных людей — нет уж, лучше она будет петь, любую мелодию, крутящуюся в ее голове, лишь бы отвлечься.

Проезжая от Дублина до графства Уотерфорд, она изо всех сил распевала гимны, песни Ирландских пабов и так подпевала Мигу Джагеру, что он наверняка поседел бы, услышав это.

После чего Джуд немного успокоилась. Очевидно, дорожные Боги были так потрясены этим шумом, что решили помочь ей и никакие машины не выскакивали перед ее автомобилем. Возможно, это было влияние придорожных часовен Девы Марии, встречающихся на её пути. В любом случае, движение нормализовалось, и она даже почти начала получать удовольствие от путешествия.

Зеленые холмы также мерцали под солнечным светом, как переливается внутренняя часть морских ракушек, и простирались все дальше и дальше в тень больших, темных гор. Их громады растянулись прямо под небом со слоистыми облаками и такого перламутрового цвета, какой скорее можно увидеть на картинах, а не в реальности.

Картинах, по ее мнению, столь великолепно выполненных, что, когда долго смотришь на них, проникаешь в их красоту, таешь в неповторимых цветах и формах, созданных автором в силу его блестящих способностей.

Именно это видела Джуд, если осмеливалась на секунду отвести глаза от дороги. Блеск и внушающая страх ошеломительная красота, тревожащая сердце всякий раз, когда оно успокаивалась.

Невероятная зелень лугов была нарушена беспорядочно выстроенными оградами и видом чахлых деревьев. Пятнистые коровы и косматые овцы лениво паслись на лугу, вдали слышалось гудение тракторов. И тут, и там виднелись аккуратные дома, рядом с которыми на веревках сушилось белье, и в палисадниках горели ярким пламенем различные цветы.

А также таинственные стены разрушенного аббатства, хотя и сломленного, но в тоже время гордо стоящее напротив этого великолепного поля и словно ожидающее время, когда сможет возвратиться назад.

Что бы она почувствовала, если бы пересекла луг и подошла к этим гладким камням? Смогла бы ощутить вековые отпечатки ног, прошедшие те же шаги, что и она? Сможет ли услышать, как хотела того бабуля, музыку и голоса, звуки сражений, плач женщин и смех детей, жизнь людей, так давно умерших?

Конечно, Джуд никогда не верила в подобные вещи. Но здесь, с этим мерцающим светом и воздухом, это казалось почти возможным.

От разрушенного величия к очарованию простой земли. Соломенные крыши, каменные кресты, замки, а затем деревни с узкими улочками и символами, начертанными на гаэльском языке.

Как-то она увидела мужчину, который гулял со своей собакой на той стороне дороги, где росла высокая трава и лишь небольшие знаки предупреждали о лежащих щепках. На мужчине и охотничьем псе были одинаковые маленькие коричневые шляпы, которые Джуд нашла абсолютно очаровательными. Она долго держала эту картину в уме, завидуя такой свободе и жизни.

Представляла, как бы они гуляли весь день. И им было бы неважно: солнце за окном или дождь. А затем шли бы домой пить чай в маленьком коттедже с соломенной крышей и ухоженным садом. У собаки была бы за домом своя будка, но чаще всего она лежала бы возле огня у ног хозяина.

Джуд тоже хотела бы пойти на те поля с преданной и верной собакой. Просто гулять и гулять до тех пор, пока она не захочет сесть. А затем, сидеть, пока не захочет снова гулять. Это была идея, которая ослепляла ее. Делать все то, что она захочет и когда захочет, без чьего-либо указания.

Это было так необычно для Джуд — такая простая, ежедневная свобода. Она боялась, что сможет найти все это, сможет дотронуться кончиками пальцев до посеребренного края мечты, а затем все испортит.

Поскольку дорогу шла вдоль побережья Уотерфорд, Джуд мельком видела синий шелк моря, иногда становившего насыщенного зеленого или серого цвета возле песчаного берега.

Напряжение в ее плечах стало потихоньку спадать. Руки немного расслабились на руле. Эта была та Ирландия, о которой ей рассказывала бабушка. Тот цвет, та драма, тот мир. Джуд поняла, что это именно то, из-за чего она, наконец, сюда приехала. Она должна узнать, где были ее корни до тех пор, пока узы не были разорваны.

Теперь Джуд была рада, что не струсила и не вернулась в Чикаго.

Тем более, разве не она почти три с половиной часа управляет автомобилем без каких-либо неприятностей? Правда, небольшое затруднение на повороте, когда она чуть не врезалась в машину с туристами, Джуд не считала неприятностью.

В конце концов, все остались живы и невредимы.

Она уже почти на месте. По крайней мере, она уже видела указатель деревни Ардмор^[1]. Из той карты, что нарисовала бабушка, Джуд знала, что Ардмор — ближайшая деревенька к ее дому. Это место полностью ее удовлетворяло.

Разумеется, бабуля дала ей целый список с именами людей, которых непременно она должна найти, а также далеких родственников, к которым она обязательно должна заехать. Но Джуд решила, что это может подождать.

Она ни с кем не разговаривала уже несколько дней подряд и не в состоянии сейчас задавать вопросы и, тем более, выслушивать ответы на них. Никаких светских бесед! Она не будет следовать никаким спискам и планам.

Только ей стоило подумать о скором осуществлении надежды отдохнуть, ее сердце в панике затрепетало. Господи что она собирается делать здесь в течение шести месяцев?

Но ведь это не обязательно должно быть шесть месяцев, напомнила Джуд себе, как только опять начала нервничать. Это же не закон, в конце концов. И ее не арестуют на таможне, если она вернется через шесть месяцев. Или через шесть дней. Или через шесть часов.

И, вообще, как психолог она понимает, что ее основная проблема — это стремление постоянно соответствовать ожиданиям. В том числе, и собственным. А также Джуд понимала, что с теорией у нее все обстоит намного лучше, чем с практикой, но она намерена изменить это прямо сейчас. Поэтому и остается в Ирландии.

Немного придя в себя, она включила радио. Вылившийся на нее поток гаэльского языка привел к вытаращенным глазам, безумному нажатию на все кнопки, в надежде найти хоть что-нибудь на английском, и вдобавок к тому, что она повернула в сторону Ардмора, вместо того, чтобы ехать верной дорогой к дому.

Но как только Джуд поняла свою ошибку, небеса разверзлись, словно кто-то вонзил нож в их середину. Дождь громко стучал по крыше, стекал по ветровому стеклу, пока она пыталась найти кнопку управления дворниками. Она припарковалась возле обочины и стала чего-то ждать, наблюдая, как дворники весело носились под дождем.

Деревня находилась на юге графства, примыкая к Ардморскому заливу Кельтского моря. Поскольку шторм — страстный и мощный — бушевал вокруг нее, даже в машине Джуд могла слышать плеск волн о берег. От ветра дрожали окна в машине.

До этого она представляла себя прогуливающейся по деревне, знакомящейся с окружающими, рассматривающей симпатичные дома, дымные переполненные пабы, представляла, как пойдет на берег, про который ей рассказывала бабушка, и увидит поражающие воображение утесы и зеленые поля.